Отягощенные злом (сборник) - Аркадий и Борис Стругацкие

В дверь уже давно стучали, все громче и громче, и Виктор, наконец, услышал, но не испугался, потому что это был не ТОТ стук. Обыкновенный радующий стук мирного человека, который злится, что ему не открывают. Виктор открыл дверь. Это был Голем.

– Веселитесь? – сказал он. – Павора арестовали.

– Знаю, знаю, – сказал Виктор весело. – Садитесь, слушайте…

Голем не сел, но Виктор все равно ударил по струнам и запел:

Сыт я по горло, до подбородка,Даже от песен стал уставать.Лечь бы на дно, как подводная лодка,Чтоб не могли запеленговать…

– Дальше я еще не сочинил, – крикнул он. – Дальше будет водка… молодка… лагерь – не тетка… А потом – слушайте:

Не помогают ни девки, ни водка,С водки – похмелье, а с девок – что взять?Лечь бы на дно, как подводная лодка,И позывных не передавать…Сыт я по горло, сыт я по глотку,О-о-ох, надоело пить и играть!Лечь бы на дно, как подводная лодка,Чтоб не могли запеленговать…

– Все! – крикнул он и швырнул банджо на кровать. Он почувствовал огромное облегчение, как будто что-то изменилось, как будто он стал вдруг очень нужен там, над бруствером, на виду у всех, – оторвал руки от зажмуренных глаз и оглядел серое грязное поле, ржавую колючую проволоку, серые мешки, которые раньше были людьми, нудное, бесчестное действо, которое раньше было жизнью, и со всех сторон над бруствером поднялись люди и тоже огляделись, и кто-то снял палец со спускового крючка…

– Завидую, – сказал Голем. – Но не пора ли вам засесть за статью?

– И не подумаю, – сказал Виктор. – Вы меня не знаете, Голем, – я на всех плевал. Да садитесь же, черт возьми! Я пьян, и вы тоже напейтесь! Снимайте плащ… Снимайте, я вам говорю! – заорал он. – И садитесь! Вот стакан, пейте! Вы ничего не понимаете, Голем, хоть вы и пророк. И я вам не позволю. Не понимать – это моя прерогатива. В этом мире все слишком уж хорошо понимают, что должно быть, что есть и что будет, и большая нехватка в людях, которые не понимают. Вы думаете, почему я представляю ценность? Только потому, что я не понимаю. Передо мной разворачивают перспективы – а я говорю: нет, непонятно. Меня оболванивают теориями, предельно простыми, – а я говорю: нет, ничего не понимаю… Вот поэтому я нужен… Хотите клубники? Хотя я все съел. Тогда закурим…

Он встал и прошелся по комнате. Голем со стаканом в руке следил за ним, не поворачивая головы.

– Это удивительный парадокс, Голем. Было время, когда я все понимал. Мне было шестнадцать лет, я был старшим рыцарем Легиона и абсолютно все понимал, и я был никому не нужен! В одной драке мне проломили голову, я месяц пролежал в больнице, и все шло своим чередом: Легион победно двигался вперед без меня, господин президент неумолимо становился господином президентом – и опять же без меня. Все прекрасно обходились без меня. Потом то же самое повторилось на войне. Я офицерил, хватал ордена и при этом, естественно, все понимал. Мне прострелили грудь, я угодил в госпиталь, и что же, кто-нибудь побеспокоился, заинтересовался, где Банев, куда делся наш Банев, наш храбрый, все понимающий Банев? Да ни хрена подобного!.. А вот когда я перестал понимать что бы то ни было – о, тогда все переменилось. Все газеты заметили меня. Куча департаментов заметила меня. Господин президент – лично удостоил… А? Вы представляете, какая это редкость – непонимающий человек! Его знают, о нем пекутся генералы и покой… э-э… полковники, он позарез нужен мокрецам, его почитают личностью, кошмар! За что? А за то, господа, что он ничего не понимает. – Виктор сел. – Я здорово пьян? – спросил он.

– Не без, – сказал Голем. – Но это не важно, продолжайте.

Виктор развел руки.

– Все, – сказал он виновато. – Я иссяк… Может быть, вам спеть?

– Спойте, – согласился Голем.

Виктор взял банджо и стал петь. Он спел «Мы храбрые ребята», потом «Урановые люди», потом «Про пастуха, которому бык выбодал один глаз и который поэтому нарушил государственную границу», потом «Сыт я по горло», потом «Равнодушный город», потом про правду и ложь, потом снова «Сыт я по горло», потом затянул государственный гимн на мотив «Ах, какие ножки у нее», но забыл слова, перепутал строфы и отложил банджо.

– Опять иссяк, – сказал он грустно. – Так, говорите, Павора арестовали? А я это знаю. Он сидел как раз у меня, где вы сидите… А вы знаете, что он хотел сказать, но не успел? Что через десять лет мокрецы овладеют земным шаром и всех нас передавят. Как вы полагаете?

– Вряд ли, – сказал Голем. – Зачем нас давить? Мы сами друг друга передавим.

– А мокрецы?

– Может быть, они не дадут нам передавить друг друга… Трудно сказать.

– А может быть, помогут? – сказал Виктор с пьяным смехом. – А то ведь мы даже давить не умеем как следует. Десять тысяч лет давим и все никак не передавим… Слушайте, Голем, а зачем вы мне врали, что вы их лечите? Никакие они не больные, они все здоровые, как мы с вами, только желтые почему-то…

– Гм, – произнес Голем. – Откуда у вас такие сведения? Я этого не знал.

– Ладно-ладно, больше вы меня не обманете. Я говорил с Зузр… с Зу… с Зурзмансором. Он мне все рассказал: секретный институт… обмотались повязками в целях сохранения… Вы знаете, Голем, они там у вас воображают, будто смогут вертеть генералом Пфердом до бесконечности. А на самом деле – калифы на час. Сожрет он их вместе с повязками и с перчатками, когда проголодается… Фу, черт, как пьян – все плывет…

Но он немного лукавил. Он хорошо видел перед собой толстое сизое лицо и маленькие, непривычно внимательные глазки.

– И Зурзмансор сказал вам, что он здоров?

– Да, – сказал Виктор. – Впрочем, не помню… Скорее всего, нет. Но видно же.

Голем поскреб подбородок краем стакана.

– Жалко, что вы пьяны, – сказал он. – Впрочем, может быть, это хорошо. У меня сегодня настроение. Хотите, я расскажу вам все, что догадываюсь и думаю о мокрецах?

– Валяйте, – согласился Виктор. – Только больше не врите.

– Очковая болезнь, – сказал Голем, – это очень любопытная штука. Вы знаете, кого поражает очковая болезнь? – Он замолчал. – Нет, не буду я вам ничего рассказывать.

– Бросьте, – сказал Виктор. – Вы уже начали.

– Ну и дурак, что начал, – возразил Голем. Он посмотрел на Виктора и ухмыльнулся. – Задавайте вопросы, – сказал он. – Если вопросы будут глупые, я на них с удовольствием отвечу… Давайте, давайте, а то я опять раздумаю.

В дверь постучали.

– Идите к черту! – гаркнул Виктор. – Я занят!