Русская расовая теория до 1917 года. Том 2 - Владимир Авдеев

Что касается кожи, сдираемой с правой руки и употребляемой в виде чехла для колчана, то здесь заслуживает внимания одно замечание Нейманна, несмотря на то, что Нейманн вообще слишком увлекается теорией Ганзена о монгольском происхождении Скифов. Уже Ганзен высказал по поводу рассматриваемого места Геродота неопределенную догадку о возможности сопоставить его с тем местом той же книги Геродота, где говорится о подарке Скифов царю Дарию, состоявшем из птицы, мыши, лягушки и пяти стрел. Нейманн же, ссылаясь на книгу Палласа о Монголах, указывает на замечательное обстоятельство, что в законах Калмыков всякий раз, когда говорится о стрелах как о предмете награды или взыскания, число этих стрел определяется цифрой 5: как, например, смотря по обстоятельствам, штраф состоит из одной лошади, или из одной овцы, или из пяти стрел. Отсюда Нейманн заключает, что в колчане находилось пять стрел, так что пять стрел представляли собой как бы один предмет. Если так, то не лишено вероятия, что кожу, содранную с целой руки и представавшую, следовательно, пятипалечную перчатку, Скифы употребляли вместо чехла для колчана потому только, что у них колчан заключал в себе пять стрел.

Очень неудачные объяснения были вызваны словами Геродота: «многие, наконец, содравши кожу с целого человека и растянувши ее на шестах, разъезжают с ней верхом», точнее: «возят на своих лошадях». Ганзен, приписывая Скифам — без достаточного основания — умение приготовлять, подобно Монголам, кумыс, полагает, что кожа, содранная со всего тела человека, служила Скифам таким же сосудом для помещения кумыса, какой приготовляется Монголами из кожи разных животных для той же цели. Не удачнее и догадка Кольстера, что кожа, растянутая на шестах, представляла нечто вроде штандарта. Оба они понимают Геродота так, как будто бы он говорил, что Скифы разъезжают с кожей вместе с шестами, на которых на распяливалась. Но вероятнее и проще всего, что эти кожи служили чепраками: для этого они, конечно, должны были предварительно расправляться на шестах. Что человеческая кожа действительно служила иногда для такой цели, можно заключить из столь часто цитируемого по поводу Скифов сочинений Палласа, именно из изображений некоторых божеств или демонов, помещенных между рисунками в его книге. Кроме того, мы имеем положительное известие Помпония Меллы о Гелонах: «Гелоны прикрывают себя и лошадей кожей врагов: себя кожей с голов, лошадей кожей с остального тела». Галоны же были по Геродоту соседями Скифов и говорили на греческом и на скифском языке. Таким образом мы имеем у Помпония Мелы повторение того, что Геродот говорит о самих Скифах: что они сшивают себе тулупы только с головной кожи, кожу же со всего человека «возят на своих лошадях».

В рассматриваемом месте Геродота особенно интересно известие о приготовлении Скифами чаш из людских черепов, — известие, подтверждаемое и другими древними писателями. Этот обычай тем замечательнее, что встречается не только у теперешних дикарей, но оказывается существовавшим и у всех более или менее известных народов Европы.

Но прежде, чем оставить Скифов и обратиться к рассмотрению по возможности всех имеющихся указаний на существование подобного обычая у других народов, обитающих или обитавших в Европе, я позволю себе упомянуть еще об одном скифском обычае, который, если и не относится, пожалуй, прямо к вопросу об утилизации человеческого тела, зато во всяком случае кажется крайне несогласным с нашими понятиями о неприкосновенности последнего. Здесь я имею в виду известное описание Геродота царских похорон у Скифов, — в особенности то, что он сообщает при этом случае о пятидесяти мертвых всадниках, расставляемых на могиле царя. Считаю, однако, не лишним привести здесь всё это место Геродота, как можно строже придерживаясь собственных слов его.

«Могилы царей находятся у Герров в том месте, до которого Борисфен (Днепр) судоходен. Когда у них помрет царь, они выкапывают здесь в земле большую четырехугольную яму. Приготовивши ее, они берут умершего, тело которого покрыто воском, брюхо же разрезано, очищено, наполнено истолченным кипарисом, ладаном, семенем петрушки и укропа и зашито опять, и везут на колеснице к другому народу. Принимающие привезенный труп делают то же, что и царские Скифы: отрезывают себе кусок уха, стригут вокруг головы волосы, делают надрез вокруг рамен, царапают себе лоб и нос, и протыкают через левую руку стрелы. Оттуда они везут труп царя на колеснице к другому подвластному народу; с ними следуют те, к которым они прибыли прежде. Объехав с трупом все народы, они прибывают к последнему подвластному народу, Геррам, и вместе с тем — к могилам. Потом, уложивши тело в гробу на тюфяк и воткнувши в землю с обоих сторон умершего копия, укрепляют на них шесты и покрывают затем плетеньем; в свободном же широком помещении гроба они хоронят одну из наложниц, удушивши ее, а также виночерпия, повара, конюшего, слугу, вестника, лошадей, золотые чаши и часть всего прочего. При этом не употребляется только серебро и медь. Сделавши это, они все вместе делают большую насыпь, стараясь на перерыв друг перед другом сделать ее как можно больше.

По истечении года они опять делают следующее. Взяв пригоднейших из остальных слуг (это бывают природные Скифы; ибо, кому царь повелит, те прислуживают ему; покупных же слуг у них не бывает) и, удушив из них пятьдесят человек, а также точно и пятьдесят красивейших коней, они вынимают из них внутренности, очищают и наполняют брюхо мякиной и зашивают. Установивши одну половину косяка от колеса на двух деревянных кольях, вогнутой стороной вверх, а другую половину на двух других, и укрепивши подобным образом много таких косяков, они продевают сквозь лошадей, во всю их длину до самой шеи, толстые шесты и помещают их (т. е. лошадей) на косяках. Из них первые (т. е. передние) косяки поддерживают лопатки лошадей, задние же обхватывают брюхо у ляжек. Передние же и задние ноги висят на воздухе. Надевши уздечки с мундштуками на лошадей, они вытягивают их головы вперед и привязывают затем к кольям. Каждого же из пятидесяти удавленных юношей они усаживают на лошадей следующим образом. Когда они проткнут сквозь тело каждого вдоль хребта прямой шесть по самое горло, то снизу торчит часть этого шеста, которую они и тыкают в дыру, находящуюся на другом шесте, продетом сквозь лошадь. Уставивши вокруг могилы таких всадников, они уходят». — Дальше рассказывается, что труп частного человека Скифы возят на телеге по знакомым и родственникам в продолжение сорока дней, причем подносятся покойнику все те яства, которыми угощаются и провожающие его. Потом его хоронят, после чего следует очищение посредством потения в бане.

Для отдельных частей этого описания можно было бы представить, конечно, множество аналогий из обычаев различных народов. В особенности обычай хоронить вместе с умершим не только его оружие и разные другие предметы, но также и жен, рабов и лошадей, не представляет, как известно, ничего особенного. В статье Гримма о трупосожжении собрано множество подобных примеров из истории и народных преданий Греков, разных германских народов, Славян и др. Более замечательным представляется размещение коней со всадниками над могилой год спустя после настоящих похорон. Это, очевидно, своего рода жертвоприношение. Души всадников и коней, посредством помещения их тел на могиле, поступают в услужение к умершему. Для этой же цели некоторые Индейцы помещают на могиле шесты со скальпами, принадлежавшими умершему, иные же размещают на могиле черепа людей, принесенных в жертву. У кочующих народов является естественным ставить на могиле лошадь или чучело, приготовленное из ее кожи, что чаще всего встречается у разных народов Северной и Южной Америки и, между прочим, было также в обычае у Монголов. Быть может, что у нас след этого обычая сохранился в прекрасных рассказах о верном коне, не оставляющем могилы своего господина, как напр. в предании о Марке-Кралевиче, который, умирая, приказывает своему коню Шарацу стеречь себя. Это в свою очередь напоминает дикие народы Южной Африки, у которых к могиле умершего приставляется сторож, не смеющий оставлять могилы иногда в продолжение целого года. Что же касается совершения жертвы так долго спустя после похорон, то подобный обычай является крайне распространенным особенно у разных народов Америки и островитян Южного Океана, где похороны совершаются иногда в несколько приемов в продолжение долгого времени после смерти. В Африке после смерти дагомейского царя преемник его почти ежедневно сообщает ему всякое событие своего собственного царствования, для чего каждый раз зарезывается раб, долженствующий исполнить это поручение.

Чтобы указать при этом случае, в какой степени опасно делать заключения о сродстве народов на основании сходства отдельных черт в обычаях, — чем особенно увлекаются поклонники теории о монгольском происхождении Скифов, — я позволю себе привести только следующее описание погребального обычая у Патагонцев, которое заимствую из сочинения Лёббока «Доисторическое время». Этот обычай представляет, кажется, больше аналогий со скифами, чем какой-либо другой, между тем как предположение о сродстве или о заимствовании тут вовсе немыслимо.