Огнепад (Сборник) - Питер Уоттс

Уже в Центральном узле заметил свет, кровоточащий из оси.

***

Снимок прошлого: труп, лежащий на газоне. Брюкс даже не знал, какой элемент в этой картинке самый неудачный.

Газон, наверное. По крайней мере он был неожиданным: не столько лужайка, сколько потертое пятно зелено‑синей травы – в мутных длинах волн, которые так любили вампиры, оно казалось ржавым, – вырванной со стен отсека и хаотично разбросанной по палубе. Вампиры страдали от навязчивых состояний, насколько помнил Брюкс. Если не древние хищники из плоти и крови, послужившие источником для легенд, то мифические точно. Люди еще с XVII века говорили, что упыря можно отвлечь, бросив ему на дорогу пригоршню соли: повинуясь некой сверхъестественной схеме в мозгу, монстр забывал о жертве и начинал пересчитывать крупинки. Дэн подумал, что где‑то об этом читал.

Явно не в научном журнале.

Насколько он понимал, это глупое суеверие уходило корнями в нейрологическую реальность. Уж точно оно не было более абсурдным, чем „крестовый глюк“. Наверное, какое‑то отклонение в распознавании образов у этих всезнающих мозгов, зашкаливший контур обратной связи. Может, Валери пала жертвой такой же подпрограммы, увидела тысячи эпифитических травинок и принялась срывать их с переборок голыми руками, отмечая каждый листок, пока тот падал на палубу в безжизненной хлорофилловой метели.

Конечно, штука в том, что вампирам не нужно было считать: они сразу видели точное количество крупинок соли или травинок, знали это большое семизначное целое, не отвлекаясь на сознательный процесс сложения. Крестьянин, решивший посыпать соль на дорогу, потратил бы на это дело секунды две, а купил бы от силы одну десятую максимум. Паршивый обменный курс.

Правда, зомби могли об этом не знать. Может, гомункул в голове вовремя перезагрузился и понял, что его ждет, каким‑то образом вернул контроль из всех закоулков и оперативных команд, решил с отчаяния попробовать все: терять‑то нечего. Может, Валери даже позволила ему, посмотрела и удивилась; подыграла, принялась считать травинки, пока ужин превращал палубу в убогий лохматый коврик.

Возможно, зомби ничего не подумал: лег по команде и стал ждать, когда съедят. Валери была нужна лишь скатерть.

Мертвецу рассекли горло. Он лежал, раскинув руки на животе, голый, повернув голову набок. Ему срезали правую ягодицу, квадрицепсы, длинную полоску икроножных мышц. Плоть была сверху и снизу, а между – ободранное бедро соединяло голень с телом, входя в широкую выскобленную лопаточку тазового пояса. Крови почти не было. Валери все прижгла.

– Ты там так ничего и не проверила, – сказал Брюкс.

Сенгупта увеличила картинку: кровавая трапеза заполнила всю стену. Стебли травы выросли до размера бамбуковых побегов; отметины от зубов превратились в зубчатые борозды на обнаженной кости, запекшейся от крови.

Что‑то вроде провода змеилось в траве – даже на увеличении оно было еле заметно – и исчезало под полусъеденным телом.

– Я таких нашла восемь не знаю для чего они нужны но их от нас особо не скрывали кстати. Мясник говорит это мина‑ловушка и возможно в кои‑то веки он прав. Валери хотела чтобы мы увидели провода.

– Откуда знаешь?

– Она не сломала только эту камеру. – Сенгупта взмахом ладони убрала запись с переборки.

– То есть вы сбросили отсеки?

Она кивнула:

– Было слишком рискованно входить внутрь слишком рискованно оставлять.

Еще одно видео примкнуло к первому: вид обрезанной оси, которая когда‑то вела к логову Валери. Теперь она кончалась буквально через двадцать метров пульсирующим оранжевым диском, с двухсекундными интервалами сверкающим надписью: „РАЗГЕРМЕТИЗАЦИЯ“. То же было и в оси, ведущей на камбуз, которую пришлось обрезать ради равновесия.

Дэн вспомнил беседы с Муром, звон бокалов и выругался.

– Они же все одинаковые ты знаешь трубы системы жизнеобеспечения.

– Я знаю.

– И проблем с едой или кислородом у нас нет ведь все погибли и…

– Я знаю, твою мать, – рявкнул Брюкс и удивился, когда Сенгупта тут же замолчала.

Какое‑то время она ничего не говорила, а когда открыла рот, Дэн не смог разобрать слов.

– Что ты сказала?

– Ты с ним там разговаривал, – промямлила она. – Я знаю об этом но ничего бы не изменилось даже если бы мы оставили камбуз сам Мур сейчас другой. Он просто сидит в форпике и просматривает свои сигналы снова и снова как будто и не уходил с „Икара“…

– Он потерял сына, – сказал Брюкс, – Это его изменило. Конечно, это его изменило.

– О да, – она почти шептала. От голоса Ракши Брюкс вспомнил ее прежний смех, так похожий на хохот гиены, и ему неожиданно захотелось услышать его снова. – Это его очень сильно изменило.

***

Отговорок не осталось. Дел тоже.

Он зашел в Центральный узел и взмыл в небеса, проникнув во внутренности с той стороны: шипящие бронхи, позвоночники крест‑накрест, прямоугольные кишки. Дэн двигался как старик: с невесомостью, остаточным параличом и скафандром, который он нарыл в грузовом шлюзе, Брюкс постиг новые вершины неуклюжести. Краска вокруг стыковочного узла заливала окружающую топографию привычным рассеянным светом.

„Вот куда ушли все тени, – понял Брюкс, – Любой другой уголок „Венца“ теперь освещен как бассейн: трюм не в доступе, логово Валери отрезали. Теням на борту не оставили ни единого шанса. Больше им некуда идти…“

– С возвращением в мир живых.

Мур медленно вращался на стропилах, сразу за переборкой шлюза. Морщины на лице, руки и ноги то выплывали, то скрывались в темноте.

– Так теперь выглядит мир живых? – спросил Брюкс.

– Это зал ожидания.

Дэн, кажется, заметил улыбку. Он пролетел через весь отсек и взял сварочный аппарат с полки инструментов: проверил заряд, оценил вес. Мур следил за ним на расстоянии, пряча лицо в тени.

– Э, Джим. Насчет…

– Вражеская территория. Ничего нельзя было поделать.

– Это да. – Пятая часть энергоснабжения Земли под контролем разумной слизистой плесени из далекого космоса. Дэн не завидовал решению при таком раскладе затрат и результатов. – Но последствия…

Мур отвернулся:

– Они справятся.

Возможно, он был прав. Огнепад замедлил безрассудную гонку Земли за космической антиматерией; во Вселенной, где богоподобные инопланетяне появлялись и исчезали по собственной воле, энергокабель, растянувшийся на сто пятьдесят миллионов километров, казался слишком уязвимым. На самой планете существовали запасные варианты: термоядерные станции, форсированный фотосинтез и геотермальные шипы, загнанные глубоко под поверхность Земли, чтобы перехватить жар, еще оставшийся с момента космического творения. Пояса затянут, какая‑то часть людей умрет, но мир выкарабкается. Все выкарабкаются: и нищие, и богатые, и испорченные ненасытные поколения с их игрушками и жадными до энергии виртуальными мирами. По крайней мере у них не кончится воздух. Они не замерзнут до смерти в бесконечных и бесплодных пустынях среди звезд.