Троица - Конн Иггульден

Ярость. Он уже давно – годы – не ощущал ее в себе по-настоящему: очищенную, белокаленую, укрепляющую руку и возвышающую в человеке уверенность до опасного предела. Скача, Солсбери изыскивал в себе спокойствие, необходимое для выстраивания замысла и подготовки, но найти его никак не мог. Ярость переполняла его, словно вода кувшин. Он соберет своих людей; соберет целое войско, и на его глазах твердыни Перси обратятся в дымящиеся руины. Эти клятвы он, молча ворожа губами, приносил себе, в то время как впереди, близясь, взрастал Таттерсхолл.

Никто не испытал удивления, когда на подъезде к холму из главных ворот замка показались всадники, размашистой рысью одолевая крутой склон, отделяющий саму крепость от города. Безопасность своей племянницы Кромвелл вверил главе клана Невиллов. И сейчас барону приходилось ожидать самых разных, в том числе и самых мрачных, новостей.

При виде троих всадников, осадивших перед ним своих лошадей, Солсбери властно вскинул руку, останавливая тех, кто скакал следом за ним. Ральф Кромвелл здоровьем не блистал: натужно раздуваемые багровые щеки выпирали над воротником, несмотря на то что медики (Солсбери это знал) регулярно делали ему кровопускание. В шестьдесят лет волосы его были снежно-белы и мягки, как у ребенка, дыбясь над лысой макушкой венчиком. Ехал он без знамен, в шоссах и длинной камизе с пятнами от еды: судя по всему, его оторвали от трапезы.

– Милорд Солсбери, – подал голос Кромвелл, хотя взгляд его блуждал поверх Ричарда Невилла, всматриваясь в остальных. Когда мокрые глаза старика наконец ухватили племянницу, он обмяк в седле, каждой своей черточкой излучая облегчение. В эту секунду графу стало ясно, что Кромвелл к заговору не причастен. Сам барон был бездетен, но дочку своей сестры опекал как собственную; можно сказать, души в ней не чаял. Солсбери был почти уверен, что Кромвелл ни за что не стал бы подвергать ее опасности. Тем не менее это «почти» могло бы сейчас обернуться для барона гибелью. О том, что Ричард Невилл находился в Таттерсхолле, знали немногие. Солсбери пришлось приложить усилие, чтобы разжать пальцы, намертво стиснувшие рукоять меча.

В ответ Кромвелл полоснул гостя взглядом, возможно оттого, что почуял некую угрозу, исходящую от потрепанного воинства. Солсбери в кислом приветствии кивнул и сообщил:

– Мод жива, лорд Кромвелл. Как и мои жена с сыном. Как и я сам. Наймиты Перси своего не добились, хотя численное соотношение было трое к одному в их пользу.

На одутловатом лице Кромвелла проступило понимание; он слегка напрягся, оглаживая непослушную седую прядку, что колыхалась на ветру, подобно белой ленточке.

– Перси? – Было видно, как рот у него косо поджался. – Значит, дело здесь скорей всего в манорах, что отошли с приданым. Я знал о его недовольстве, милорд, но никак не о его намерениях. Клянусь честью своего дома и своего имени.

– В вашей невиновности, милорд, я не сомневаюсь. Если б обстояло иначе, я бы не возвратился в Таттерсхолл.

Напряжение частично сошло у барона с лица. Ссориться с Ричардом Невиллом было себе дороже, особенно с учетом его близости к протектору. Кромвелл отер лоб, уже матовый от пота.

– Пока же, – продолжал Солсбери, – я вынужден просить вас о том, чтобы вы приняли и разместили моих людей, покуда я рассылаю весть.

– Вы сказали «весть»? – переспросил Кромвелл.

Его выпукло-круглые, красные по краям глаза были, казалось, всегда мокры и поблескивали. Вот и сейчас они влажно сверкнули, когда он быстро и тревожно оглядел тех, кто смотрел на него.

– Да, барон. Ричарду Йоркскому, протектору короля. А еще моему сыну, графу Уорику. – Несмотря на попытку держать себя в руках, Солсбери слышал, как его собственный голос звучит все громче и резче. – И всем ратным людям на службе у Невиллов по всей Англии, – со строгой раздельностью чеканил он, – каждому дому, связанному с нами родством или союзничеством. Я созову их всех, барон. И вырежу семью Перси всю без остатка, чтобы и корни ее, и ветви полетели в огонь!

Из соображений куртуазности следовало дать Кромвеллу поехать в свой замок во главе кавалькады, но Солсбери был выше его по положению, да к тому же в этот момент не в настроении церемониться. И он дал коню шпоры, отчего тот рысью обогнал опешившего барона, а следом устремились все всадники Солсбери, израненные и угрюмые. Вместе с ними, держась сбоку от отца, проскакал и сын Невилла Джон. Лишь Мод и жена Солсбери Элис задержались; последняя специально вытянула руку и не позволила Мод преданно устремиться за своим мужем.

– Барон Кромвелл, – воскликнула она, – Ричард хотел, чтобы я поблагодарила вас за то, что вы позволяете нам еще раз остановиться в Таттерсхолле. – За грубость своего мужа она извиниться не могла, и потому подыскивала слова, чтобы как-то пригладить старику нахохленные перья: – Можете быть уверены, что ваше имя прозвучит в Лондоне как имя человека, которому мы доверяем и чтим.

Кромвелл кивнул, по-прежнему негодующе блестя глазами вслед кавалькаде, что сейчас въезжала в ворота замка.

– Я уверена, что Мод очень оценит ваше общество, барон, – продолжала любезничать Элис. – Я оставляю ее с вами, в вашем попечении, в котором она неизменно пребывала и…

– Довольно, леди Элис, – с усилием улыбнулся ей Кромвелл. – Ваш муж влетает в мой замок, не дожидаясь моего позволения, но кто его может в этом упрекать после того, что он пережил? Будь я помоложе, я б на его месте и сам трубил во все рога. Так что извинения ни к чему. А от меня вам спасибо на добром слове.

Элис улыбчиво кивнула человеку, который был ей очень мил. Как жаль, что жена Кромвелла скончалась, не родив ему потомства и оставив одиноко сидеть в Таттерсхолле. Пришпорив лошадь, Элис поскакала вслед за мужем, оставляя дядю и племянницу наедине.

– Твоя свекровь – замечательная женщина, – сказал Кромвелл, провожая Элис взглядом. – Я благодарю бога, Мод, что с тобой все обошлось. Если б я знал… Если б я хотя бы чувствовал малейшую угрозу в отношении тебя…

– Я знаю, дядя, ты бы ни за что меня не отпустил, даже и с тремя сотнями невиллских стражников. Успокойся, того смертоубийства я почти и не видела, так, самую малость. Джон и графиня Элис увезли меня до того, как битва развернулась в полную силу.

Говоря это, молодая женщина невзначай передернула плечами, а на ее сжатых в кулачки руках выступили мурашки, первый признак лжи.

– Я хотел, Мод, чтобы ты вошла в род Невиллов, – продолжил Кромвелл, неприязненно глядя, как втягивается в его родные стены чужая рать. – Солсбери, когда рассказывал о домах, связанных с ним союзническими и родственными узами, вовсе не хвастал. Они правят. Правят через каждую линию, каждый более-менее влиятельный дом, во всяком случае, теперь, когда в их число влился и мой. – Он улыбнулся собственному тщеславию и за это был вознагражден ямочками, что проступили на щеках племянницы. Затем Кромвелл снова посерьезнел. – Если быть войне, Мод, то свою сторону мы в ней избрали твоим браком. И я не завидую тем, кто отважится противостоять этому человеку, во всяком случае, если по одну его руку встанет Ричард Плантагенет, а по другую граф Уорик. Вместе эта троица, если сочтет нужным, может расколоть всю страну.

– Может, дядя, до этого все же не дойдет? Помнится, ты мне однажды рассказывал, что все войны начинает и оканчивает золото. Быть может, граф Перси как-то позолотит нанесенные им раны.

Ее дядя с печальной проницательностью покачал головой:

– Не думаю, что во всем мире сыщется столько золота, чтобы предотвратить это роковое столкновение, во всяком случае, теперь. Буду, разумеется, об этом молиться, но бывают времена, когда нарыв необходимо проткнуть, для того чтобы из него изошел весь гной, мешающий очистить рану. И боюсь, что сейчас, моя дорогая Мод, подступает именно такая пора.

По коридорам и переходам Алнвикского замка Томас Перси шагал в одиночестве. Кто его знает, может, когда в воздухе витают дурные вести, слуги просто избегают попадаться старику на глаза. Хотя какой бы ни была причина, замок на пути Томаса действительно казался безлюдным, и лишь звонкое эхо вторило стуку его окровавленных шпор. Свой мочевой пузырь Томас опорожнил во время битвы, не из страха, а просто потому, что не было возможности найти укромное местечко, чтобы можно снять доспех: вокруг тогда уже развернулась баталия. С той поры он уже четырежды пускал на скаку мочу, давая ей вольно струиться по ноге и стекать из башмака. Подкладка доспеха, набухнув ею, распарила, а затем натерла кожу на бедрах так, что уже жгло в паху. От Томаса ощутимо пованивало, хотя, слава богу, иного рода выделениям он в бою ходу не дал. А то бывают и такие сражения, когда целые фланги всадников возвращаются потом с бурыми потеками на боках своих коней. И видя такое, ушлый человеческий ум неминуемо обращает это вполне понятное прегрешение в скабрезные остроты. Хорошо хоть, что отец при встрече подобного конфуза за ним не заметит.