Однажды в Америке - Хэрри Грей

Остальные заржали от такого примера. Я продолжил:

— Мы противоположны гомикам, но в некотором смысле тоже являемся ребятами со странностью. Мы другая противоположность. Может быть, от нашего образа жизни у нас начало вырабатываться слишком много мужских гормонов. Поэтому мы сильные и жесткие. Как я и говорил, считается, что гомосексуализм вызывается в основном средой обитания, но в некоторых случаях он может быть врожденным явлением.

— Что, нормальным языком говорить не можешь? — проворчал Косой.

Смеющийся Макс взялся за упрощенное объяснение:

— Это означает, что некоторые из них получаются такими еще в животах у своих матерей.

— Эй, Башка, — окликнул меня Косой, — откуда ты знаешь ответы на все вопросы? Получился таким еще в животе?

— Да нет, Косой. Я родился с обычным мозгом. Просто я развил его, почитывая то одно, то другое. И хочешь, открою тебе один секрет? Из-за того, что я время от времени почитываю, ты ведь считаешь меня умным, так?

— Шумным, — поправил он.

— Ладно, ладно, не перебивай. Значит, по сравнению с тобой, не читающим вовсе, я знаю ответы на все вопросы, да?

— Ну и что?

— А то, что по сравнению с людьми, которые по-настоящему читают и имеют образование, я такой же безграмотный, как все вы. Все относительно.

— Относительно, как теория относительности Эйнштейна? — влез Простак.

— Да, как теория относительности Эйнштейна.

— Значит, ты признаешь, что самый умный в мире Эйнштейн, а не ты? — спросил Косой.

— Да, — скромно согласился я, — я всего лишь самый умный в мире после Эйнштейна.

— Ладно, кончайте этот треп, — сонно пробормотал Макс.

Еще немного посидев в парной, мы перешли в соседнее помещение, где нас обмыл банщик. Затем Макс минут на десять заскочил в служебный кабинет Лутки. Выйдя оттуда, он кивнул: «Все согласовано!» Мы разошлись по отведенным нам комнатам в гостинице при бане, и я немного вздремнул.

В семь тридцать Макс легонько постучал в мою дверь и прошептал:

— Эй, Башка! Пора вставать.

Я мгновенно проснулся. Мне опять снился странный сон. Видимо, я все еще находился под воздействием опиума, хотя совсем недавно, в парной, моя голова была совершенно ясной.

Мы быстро оделись и крадучись вышли через черный ход. Никто не заметил, как мы покинули бани.

Мы пешком направились в закусочную Шиммеля на Хьюстон-стрит. Утреннее солнце уже высоко поднялось над рекой. Деловитые домохозяйки приступили к работе, вывешивая из окон постельное белье для проветривания. Женщина с верхнего этажа пронзительно кричала:

Продавец льда! Эй-ей! Продавец льда!

Продавец придержал свою лошадь и проорал в ответ:

— Да, леди?

— Отправьте мне сюда, пожалуйста, большой кусок льда на десять пенсов, хорошо?

— Да, леди! — вновь проорал он.

Мусорщики уже вываливали воняющие отходы в свои телеги и с грохотом швыряли на тротуар пустые мусорные баки. Дверь многоэтажки с треском распахнулась, и из нее выскочил мальчишка. Он с топотом промчался по ступенькам крыльца. Из окна высунулась женщина, ее большие неприкрытые груди свесились на подоконник. Она закричала вслед убегающему пацану:

— Джек! Джек! Дорогой, не забудь быть сегодня в школе хорошим мальчиком!

Не сбавляя скорости, пацан крикнул через плечо:

— Я буду хорошим, когда сдохну!

Помятые, выглядящие преждевременно постаревшими мужчины плелись вдоль по улице на свою потогонную работу. Пустая банка из-под сардин едва не попала в удирающего на работу мужа. Его воинственная жена вопила ему вслед:

— Чтоб ты сдох, Янкель! Чтоб тебе голову оторвали!

В ответ он прокричал всего лишь одно слово:

— Стерва!

Подобные прекрасным цветам, растущим на клумбах с хорошо унавоженной землей, нарядно одетые девушки с элегантными прическами, аккуратно уложенными для нового рабочего дня, выходили на улицу из темных, сырых, вонючих многоэтажек. Пока мы шли, я думал, что все эти люди являются необходимой и покорной составляющей трущоб. Только посмотрите на них! Ну ижизнь! Быть скопом запертыми в этих зловонных свинарниках. Сейчас они выходят из них на работу. А после работы вновь идут в свое гетто.

Ну и жизнь! Во мне шевельнулось что-то, похожее на жалость. Теперь посмотрим на нас. Мы тоже появились на свет здесь. Мы тоже были частью Ист-Сайда и тоже начинали свой очередной день. Я усмехнулся про себя. Однако какая огромная разница! Мы не были покорной частью. Мы были небольшой бандой, боевой единицей в мощном сообществе банд. Да, мы были бандой бунтарей.

Мы небрежно пересекали эти грязные, живущие напряженной жизнью улицы, держа путь в закусочную, где нас ждали кофе и пирожки. И так же небрежно мы отправимся совершать тщательно подготовленный налет… Я спорил сам с собой и никак не мог решить, повлияла ли на нас жизнь в этих местах. Банды не объявляются в благополучных районах города. Кто когда-нибудь слышал о банде с Пятой авеню или о банде с Парк-авеню? Впрочем, если подумать, у них тоже есть банды, но они действуют совсем по-другому. Я посмеялся над своей глупостью. Они гораздо умнее нас и действуют на законных основаниях. Они грабят людей так же, как грабим их мы, но только без пистолетов, там, на Уолл-стрит[8]. И они тоже орудуют бандами, финансовыми бандами. Они используют деньги с той же целью, с какой мы используем оружие. И может быть, в чем-то их мораль совсем не отличается от нашей… Фью! Ублюдки! Может быть, у нас больше морали и достоинства, чем у них. Они так же незаконны, как и мы. Да, все до одного незаконны. Все ублюдки.

Какого черта! Мир — это джунгли, собаки жрут друг друга. Достойный и удачливый всегда займет место под солнцем? Какая чушь! Мы достойные. Ну ладно, допустим, что наше нахальство и энергия могли быть использованы иным образом, но какого черта быть терпеливым? Мы хотели добраться до места под солнцем кратчайшим путем. Мы по горло сыты этой чушью для нищих. Мы не молим Господа, или Аллаха, или Будду, или кого там еще: «Пожалуйста, ниспошли нам хлеб насущный!» Нет уж, к черту все это. Мы берем то, что желаем. Как говорил Наполеон? Судьба — это девка? Да, удачливые под завязку загружены щедрыми дарами мира. А для недостойных и неудачливых? Грязные объедки и черствые куски хлеба со всех помоек того же мира. Но не для нас. Со своей дерзостью и со своей силой мы сумели вырвать свою долю из лап этой переменчивой суки Судьбы. Похоже, что я где-то это вычитал. Я беззвучно хмыкнул и подумал, что опять закрутил у себя в голове все ту же карусель, пытаясь найти оправдание предстоящему налету… Я давно решил, что совсем не важно, насколько не прав совершающий действие, если он смог найти для него достойное оправдание.

Я громко рассмеялся, подумав о запутанности своих философских построений. Бог ты мой! Я, похоже, действительно стал очень крутым. Несколько лет назад, когда мы только начинали совершать налеты, я так трусил, что всю дорогу боялся наложить в штаны. Макс с любопытством посмотрел на меня.

— Что-то веселое, Башка? Или все еще кайф не выветрился?

— Думаю, что всего понемножку, — радостно хихикнул я.

— Тебе действительно необходима хорошая порция кофе, чтобы прийти в чувство, — сказал Макс.

Глава 11

В закусочной Шиммеля, за кофе и пирожками с сыром Макс посвятил нас во все подробности.

— Эту наводку я получил прямо от парня из правления страховой компании. Согласно страховым документам в сейфе находятся камешки на общую сумму около ста тысяч долларов. Вот план операции.

Макс развернул лист бумаги и расстелил его на столе. Используя вилку в качестве указки, он продолжил:

— Здание тянется от Пятьдесят пятой улицы, где находится парадный вход, до Пятьдесят четвертой, где есть грузовой подъезд. Холл за парадным входом кишит детективами, потому что здание просто забито ценностями. Тут размещается около пятидесяти оптовых ювелирных фирм. Крупнейший оптовик — на двенадцатом этаже. — Макс ткнул вилкой, показывая место на плане. — Босс этой фирмы — маленький толстый парень с очень большим носом. Он и есть наша устрица. Пошли дальше… Гвоздем всей программы будет грузовой подъезд на Пятьдесят четвертой улице. — Он посмотрел на свои часы. — Сейчас ровно восемь. В восемь тридцать они кончают вывозить мусор из здания и используют для этого грузовой лифт. Тогда мы и войдем. По моим сведениям, грузовой лифт никому не нужен с восьми тридцати до тех пор, пока после девяти не начинают поступать грузы. Как я уже говорил, мы начинаем в восемь тридцать. Мы занимаем грузовой лифт, поднимаемся на двенадцатый этаж и ждем носатого. Наводчик утверждает, что носатый приходит ровно в девять, после чего мы к нему присоединяемся. Ну? Все понятно?

Макс сурово окинул нас взглядом. Мы продолжали дожевывать свои пирожки. Я кивнул Максу, и он продолжал:

— Наводчик, Джон, не хочет, чтобы кто-нибудь пострадал. Там работает его жена, а кроме того, носатый — его друг. Так что никакой пальбы. Но если вдруг потребуется… — здесь Большой Макс улыбнулся и развел руками, — тогда что ж… Я дам вам знак, парни, и тебе, башка, может быть, придется маленько кого-нибудь порезать.