Ветер с Днепра - Олесь Донченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А мостик…
Евгешка с отчаянием сбросил с плеч мешок. Парень стоял, вперив взгляд в серый бурлящий поток, в седую пену. Он все понял. Мостика уже не было. Неожиданное половодье от сильного ливня подмыло столбы, и легонький временный мостик рухнул.
Отчаяние и тревога сжали сердце. Что делать? Он не успеет, он опоздает! В двенадцать часов начинается в колхозе праздник, к тому времени надо купить в городке красной материи, вернуться в село и украсить всю вышку. А он не вернется… От этой мысли кровь ударила Евгешке в лицо. Неужели он провалит порученное ему дело? Неужели он так и останется трусом и преступником?
Поток ревел. Казалось, что вода все прибывает. С поля стекали в овраг десятки ручьев и ручейков. Нет, ждать нельзя. Обойти овраг? Но это значит сделать несколько лишних километров, идти и топтать зрелую рожь.
Евгешка решился. Хватаясь за мокрые кусты, он начал спускаться в овраг. Скользкая глина сползала под ногами. Холодные брызги ударили в лицо. «Только бы поток не сбил с ног», — мелькнуло в голове. Он ступил в мутные желтые волны. Чем дальше, тем было глубже и глубже — вот до колен, вот уже до пояса достает бурная вода. Но странно — опять Евгешка не почувствовал никакого страха. Он только крепко сжал зубы, с отчаянной решимостью, шаг за шагом подвигаясь вперед.
Еще немного — и Евгешка счастливо перешел поток. Труднее всего было выбраться по скользкой глине наверх. Одной рукой он держал мешок с гусем, второй цеплялся за редкие кустики и корни на склонах оврага.
Когда этот трудный путь был наконец преодолен, Евгешка увидел, что уже рассвело. Из–за тополей на Соленых хуторах стрельнули вверх солнечные стрелы, первая утренняя ласточка пронеслась над хлебами.
Городок уже проснулся. Евгешка быстро шел по улице, спеша на базар. Он не замечал удивленных взглядов и шуток, которыми его провожали прохожие. Уже на самом базаре его остановил высокий, с длинной черной бородой мужик.
— Эй, малый, где ты глину месил? — спросил он. — Посмотри только, на себя.
Только теперь, взглянув на свою одежду, заметил Евгешка, что он с головы до ног в грязи.
— Что продаешь или покупаешь? — спрашивал чернобородый.
— Гуся продаю. Капитана Капитаныча, — и Евгешка раскрыл мешок. Обрадовавшись утру, гусь громко загелготал.
Чернобородый захохотал, его борода тряслась от смеха.
— Капитан Капитаныч! Скажи на милость… Имеет имя, еще и отчество… Сроду не слышал, чтобы гусю имя давали. Ха–ха–ха!.. Ловкач ты, малый, ей–ей фокусник. А гусь хороший.
— Он на выставке премию получил, этот гусь, — пояснил Евгешка.
— Да ну? И действительно великолепный гусак. Надо купить такого, непременно надо. Породистый он у тебя, давно я такого искал.
Быстро сторговались. Чернобородый отсчитал двадцать рублей. Евгешка последний раз прижал к груди гуся, слезы заблестели у парня на глазах.
— Прощай. Прощай, Капитан Капитаныч. Никогда… никогда не увижу тебя больше…
Отвернувшись, Евгешка протянул покупателю своего белокрылого чудесного гуся. Капитан Капитаныч загелготал, и в том птичьем крике послышался Евгешке упрек и мучительная грусть. Чтобы не слышать больше этот знакомый крик, парень быстро скрылся в толпе. Он крепко сжал в руке деньги и направился искать нужный магазин.
Вдруг он остановился. Прямо на него двигались широкие, чудесные крылья. Они были зеленые, эти крылья, и это был прекрасный самолет, и его держал высоко над головой молодой парень и кричал:
— Кому самолет? Кому? Кому? Дешево отдаю! Три недели мастерил, сам бы полетел, да деньги нужны. Кому? Кому? Кому?
Дети, вы понимаете, какой это был волшебный самолет? Он был сделан из жести и фанеры, он был зеленый, как самая зеленая в мире бабочка, он имел золотой пропеллер и колесики, он имел закрытую кабину и в той кабине маленькие мягкие кресла, и даже окошечки, настоящие окошки из настоящего стекла были на том самолете. Кто может устоять против такого соблазна?
— Кому? Кому? Кому? Дешево продаю! — Восторженно смотрит Евгешка на эту чудесную игрушку.
— Ну, парень, покупай, — сказал парень. — Эх, самолетик! Эх, быстрокрылый! Не купишь — всю жизнь будешь жалеть. За такую цацку ничего, ничего не жалко отдать.
Евгешка медленно протянул руку и погладил модель. Какой несчастный этот парень, — он останется без прекрасного самолета!
— Ну, а какова цена? — спрашивает Евгешка.
— Двадцать рублей, — отвечает продавец.
— За такую машину не жалко заплатить дважды по двадцать, — думает Евгешка, и его рука уже отдает парню деньги. Какое счастье! Он, Евгешка, владелец этого волшебного самолета! Парень не помнит, как он вернулся в деревню. Возле школы он увидел в сборе весь пионерский отряд. Ребята и девочки бегут ему навстречу, он видит Олесю и Кузьку, Павлика, Быцыка, Наталью… Он видит, как заблестели глаза у Олеси.
— Евгеша, это твоя модель? — спрашивает она с затаенным волнением.
— Моя, Олеся. Три недели работал над ней…
Олеся долго смотрит на модель, потом на Павлика и говорит:
— Видишь, Павлик, я давно думала, что Евгешка настоящий изобретатель.
Павлик потупился, он знает, что теперь уже Олеся никогда–никогда не поцелует его.
— Взгляните, друзья, здесь настоящая кабина с окошком, — кричит Кузька. На его лице Евгешка ясно видит безграничное восхищение и зависть.
— Растем, ребята? — подошел Василий. Он остановился очарованно.
— Как? Это сделал Евгешка? Наш Евгешка? — Он протягивает Евгешке руку и крепко ее сжимает.
— Ну, поздравляю тебя, Евгешка, поздравляю. Не думал я, что ты имеешь такой талант. Никогда я еще не видел такой модели. А как дело с вышкой? Через час начнется праздник. Выполнил ли ты порученное тебе дело? Поддержал честь нашего коллектива?
Кровь стучит Евгешке в голову.
— За вышку… я забыл… — шепчет он дрожащими губами. — Я забыл, товарищ Василий…
И неожиданно слышит Евгешка громовой голос:
— Быстрее думай, малый. Покупаешь самолет или нет? — Перед ним стоит парень, в руках у него чудесный зеленый моноплан, а вокруг гудят люди, как пчелы, вокруг какой–то местечковый базар.
— Нет, не покупаю, — громко сказал Евгешка. — Я забыл про вышку.
— Какую вышку? Что ты бормочешь? Не покупаешь, так и руками не трогай! — сердито сказал парень, и через мгновение Евгешка уже опять услышал его выкрики:
— Кому самолет? Кому? Кому?
Вскоре парень отыскал нужную лавку и зашел туда.
— Чего тебе? — спросила у него веселая остроносенькая продавщица. — Шапку? Картуз? Ботинки? Поясок? Рубашку? Штаны? Мыло? Галстук? Барабан? Да говори быстрее, некогда ждать.
— Вот и не угадали, — сказал Евгешка. — Мне надо красной материи. И чтобы она была… чтобы была лучшая в мире!
Продавщица засмеялась и развернула перед парнем красный кумач.
Держа под рукой мешок с рулоном материи, Евгешка весело возвращался домой. Только воспоминание о Капитане Капитаныче иногда нагоняло острое сожаление и тяжелую грусть. Но так радостно светило утреннее солнце, так беззаботно чирикали воробьи и щебетали ласточки, что от печали не оставалось и следа.
Проходя мимо аптеки, Евгешка взглянул на часы и с тревогой увидел, что уже полвосьмого. Надо спешить.
На этот раз Лисичанский яр встретил нашего путешественника более приветливо, потому что вместо грозного потока Евгешке пришлось иметь дело с небольшим ручейком, который он легко перескочил. Вода сошла. Чем ближе было до деревни, тем быстрее шел мальчик. Наконец он побежал. Как легко и хорошо бежать по полевой дороге, бежать навстречу свежему ветру! Евгешка нарочно попадал босыми ногами в лужицы, и веселые брызги ожерельем разлетались во все стороны. Неожиданно парень вскрикнул и запрыгал на одной ноге. С другой — вишневой струйкой заструилась кровь. Острый осколок из разбитой бутылки сделал глубокую рану. Какой негодяй посмел бросить стекло на дороге?
Евгешка заплакал, оторвал немного красной материи и туго перевязал ногу. Но кровь не остановилась. Теперь уже бежать он не мог. Хромая, только за час дотащился до Днепра. На берегу было пусто. Только стройная белая вышка тихо стояла в воде.
Евгешка достал из мешка кумач, гвозди и молоток и взялся за работу. Нога болела и пекла, кровь не переставала идти, но парень, улыбаясь, быстро раздирал на стежки материю, обматывал ею столбы и перила на вышке, и мелко стучал его молоток. Пусть теперь все приходят, никто не узнает вышки! Как все удивятся и обрадуются, какой будет веселый, радостный праздник!
Но почему так дрожат руки? И сердце то забьется, застучит, как молоточек, то вдруг замрет, утихнет, и тогда трудно дышать, тогда Евгешка на полную грудь хватает раскрытым ртом воздух… «Пожалуй, я потерял много крови, обессилел», — думает парень, и в последний раз стучит молоток, забивает последние гвозди.