Ветер с Днепра - Олесь Донченко

— Водоход? Вот он, Евгеша, — и Павлик с любовью погладил два больших колеса с лопастями, коленчатый вал, педали. Взялся за руль. — Усовершенствовал машину, Евгений. Теперь не перевернется в воде. Колеса, как на пароходе, будут грести. Вот хочу еще немного над рулем поработать. А тогда — по Днепру путешествовать. Вот я какой хулиган! Все тогда увидят!

— Факт. Все увидят, — согласился Евгешка. Упоминание о хулигане снова больно укололо его в сердце. А Павлик близко–близко наклонился к парню и нерешительно взял его за пуговицу:

— Ты не знаешь, Евгений… как там…

Павлик отчаянно крутанул пуговицу.

— О, открутил тебе… Как там… как Олеся? Что она делает? Спрашивала ли обо мне?

— Она… это… спрашивает. Каждый день спрашивает. Она, Павлик, любит тебя. Факт. И я люблю тебя. Может, еще похлеще, чем Олеся…

— Евгеша, дружок! — вмиг кричат Павлик. — Эх, и сделаю же водоход! Разве хулиган сделает такую машину? Все увидят! Я докажу, какой я пионер!..

Неожиданно Павлик затих и положил горячую руку на плечо Евгешке.

— Дружок… Почему ты не приходил ко мне? Ты же веришь, что не я… не я ударил Олесю… Веришь? Почему же не приходил раньше? А мне так было одному… Так было…

Евгешка почувствовал, как задрожала Павликова рука на плече. Он молча обнял товарища за шею. И так они сидели вдвоем в сарайчике, молча сидели, обнявшись, на скамейке, а вдалеке, возвращаясь с купания, пионеры пели песню про Ворошилова[5]:

Мы помним степные походы,Ковыльный пожар по низам.Сражались рабочие взводыВ отрядах бойцов–партизан.Мы шли сквозь кровавые верстыВ разрушенный белыми Чир.И рядом с походной повозкойШагал боевой командир.Обветрен походною гарью,Врагов прорывая кольцо.Делил он, как верный товарищ,И радость и горе бойцов.Снегами метель порошила,За Доном гуляла пурга —Не сдал командир ВорошиловДонецкие шахты врагам.Он выучил армию битьсяВ суровых окопах войны —Не отдал он Красный ЦарицынВрагам пролетарской страны.Мы знаем, крепка наша сила,И если война впереди,Нас в бой поведет Ворошилов,Товарищ, боец, командир.

РАЗДЕЛ ДЕСЯТЫЙ

лирический, трагический и с совершенно неожиданным окончанием

Представьте себе, дорогие читатели, широколистные лопухи. Те лопухи, которые растут возле Павликового сарайчика и которые похожи на слоновьи уши. Представьте, как на каждом таком ухе блестят капли утренней росы. И тогда вам станет ясно, какое было прекрасное утро, как мелодично мычали коровы, как чарующе пели петухи и гелготали гуси на колхозном птичнике, как утренний прозрачный туман стоял на Днепре.

В такое незабываемое утро торжественно распахнулись двери в Павликовом сарайчике и двое мальчиков вынесли оттуда на плечах странное сооружение — с колесами, с рулем, с деревянными педалями. Павлик впереди, сзади — Евгешка.

Вы уже догадались, что они несут водоход. Надо честно признаться — это таки действительно был водоход. Вы не видели, наверное, никогда настоящего водохода? Пусть это не очень отражается на вашем самочувствии. Не надо беспокоиться, дорогие читатели. Я вам ярко нарисую эту машину. Правда, это мог бы сделать и художник, который иллюстрирует эту книжку, но я боюсь, что он, не видя воочию Павликового изобретения, предложит неверное толкование.

Так вот, пожалуйста. Это замечательная машина! Представляете? Она похожа немножко на цеппелин, немножко на вентилятор, до некоторой степени на мотоциклет и немного на верблюда.

Я чувствую, что вы все же еще не так себе представляете. Чтобы быть конкретнее, скажу, что эта машина похожа на всех зверей, начиная от страуса и заканчивая гиппопотамом. От зверей ее отличает только то, что она сделана из деревянных и железных отходов с примесью резины из старых галош. Ни перья, ни рога, ни копыта, ни хвосты разных сортов для строительства водохода не были использованы, — возможно, в силу того, что изобретатель не имел этого материала под руками.

Но чудесное изобретение, это чудо техники двадцатого века, ребята несли с такой осторожностью, словно это была стеклянная пушка или египетская мумия. Павлик и Евгешка умышленно выбрали безлюдную стежку, за огородами, заросшую крапивой и бурьяном. Стежка вела к Днепру. У берега уже стояла заранее приготовленная лодка. Сегодня торжественный день генерального экзамена для водохода, и Павлик решил испытать изобретение без свидетелей. Эту мысль горячо поддержал Евгешка. Свидетели только мешают, не говоря уже о различных нелепых советах, о недоверии и насмешках с их стороны. Испытывать, конечно, надо только на глубоком месте. На мели колеса водохода будут царапать дно, и вообще тогда машина не пойдет.

Ребята пришли на берег.

— Никто не видел, Евгений, — радостно констатировал Павлик. — Ух, Евгешка, у меня аж сердце замирает. А у тебя как?

— И у меня замирает, Павлик. Тук–тук и остановится, тук–тук и снова остановится. А куда мы поплывем? На середину Днепра? Здесь очень быстрое течение, Павлик. Водоворот. Не закрутит нас?

— Не закрутит, Евгений. Ты крепко держи весло, чтобы не вырвало из рук. А на быстром течении еще лучше, водоход пойдет быстро–быстро, как настоящий велосипед.

— Или как автомашина. Да, Павлик?

— Да.

— А если водоход исправный — и деда Галактиона возьмем?

— Возьмем, Евгешка. Пусть и дед покатается. Ну, помоги.

Ребята дружным усилием загрузили водоход на лодку. Евгешка взялся за весла, Павлик сел на корму. Величественно идет мощная голубая река. Кое–где желтеет светлая отмель, холодными, темно–синими полосами переливается бездна. Какой простор! Где противоположный берег? Он такой далекий, что прибрежные кусты на нем кажутся совсем маленькими, как на рисунке.

Когда вблизи пролетает чайка и ненароком уронит рыбку и сразу же налету снова схватит ее клювом — рыбка блеснет на солнце, как новенький гривенник. Когда подует ветерок, весь прибрежный пейзаж, будто с перепугу, вдруг седеет, потому что листья у осокоря с одной стороны матово–серебряное, как алюминий. А когда подует ветерок с острова, река возьмется черной рябью, словно сердитая баба сыпанула в воду полные пригоршни проса. И тогда из–за острова можно ждать облака, и где–то, за горизонтом уже, видимо, прогремел далекий гром.

Но сейчас чистая голубизна, ни дождь, ни буря не угрожают молодым изобретателям.

— Полный ход! — скомандовал Павлик, и Евгешка оттолкнулся веслом от берега. Плавно покачиваясь, лодка двинулась.

— Евгешка, а кто первым изобрел лодку?

— Не знаю, Павлик.

— И я не знаю. Об этом ничего не сказано в истории. А если бы узнали кто — наверное, поставили бы тому человеку памятник.

— Факт.

— А первобытные люди на бревнах плавали. Очистит ствол дубка от ветвей и сучьев, ляжет на него и плывет. А то еще на плотах. Обычные плоты без всяких лопастных колес, без педалей.

— Педали… Куда им! — презрительно молвил Евгешка, налегая на весла. Павлик сидел на корме и рулил.

— Куда им! — согласился он и засмеялся. Было радостно и немножко тревожно. И еще была большая гордость перед первобытными людьми, которые ничегошеньки не знали ни о педали, ни о лопастных колесах. Куда им до Павлика!

Чем дальше отплывала лодка от берега, тем неспокойнее делалось на сердце у Евгешки. Он никогда так далеко не заплывал, за тем исключением, когда пришлось переезжать через Днепр на тот берег. Но тогда Евгешка был со взрослыми косарями, да и лодка была большой, широкий, а не такой хлипкой, как эта. С Павликом еще ничего, веселее, а что будет, когда Павлик пересядет на водоход и он, Евгешка, останется в лодке сам–один посреди Днепра?

Короче говоря, Евгешка начинал горько раскаиваться, что согласился на всю эту затею. Но как же было не согласиться? Какую отговорку можно было найти?

— Евгешка, чего ты замолчал?

— А ты чего замолчал, Павлик?

— Я думаю о том, как сейчас поеду на водоходе. Только вот что, Евгений… Если… если, может, водоход начнет тонуть, ты это… будешь спасать… Это я так говорю, все может случиться. Я хоть и хорошо плаваю, но… быстрое течение. Понимаешь?

Еще бы не понять! Прекрасно все понял Евгешка. Сердце теперь у него не замирало. Оно этого не делало по той простой причине, что все целиком спряталось в пятку. Бывают, знаете, такие минуты и такие обстоятельства, что у кое–кого сердце вдруг убегает в совсем неподходящие места.

— Может… может, мы здесь остановимся, Павлик?

Павлик оглянулся.

— Ого–го, куда мы заплыли! Здесь лучшее место. Знаешь что, Жень? Я попробую поехать вниз по течению к той косе. А ты греби к тому повороту и будешь ждать меня там возле островка.