Вернуть любовь - Нора Робертс

— Да, ты взяла замшевое пальто, которое потребуется тебе ранней весной. И несколько свитеров, — рассеянно пробормотала Джули, просматривая список вещей. — А может быть, я и пойду на эту вечеринку, — словно говоря сама с собой, произнесла она.

— Просто не верится, что это последний концерт. Гастроли были великолепны, правда? — Рейвен снова повернулась. Парикмахерша резко дернула ее за волосы.

— Не помню, сидели ли вы когда-нибудь спокойно? Вас дергают за волосы потому, что вы вертитесь. — Она наконец-то рассердилась.

— Мари, это уж слишком, вы сделаете мне плешь.

— Ты уедешь, а я буду спать целую неделю. — Джули нашла место между цветами и села, продолжая проверять список вещей по своему блокноту. — Не у всех такой неиссякаемый источник энергии, как у тебя.

— Я люблю выступать в Нью-Йорке, — сказала Рейвен, положив ногу на ногу, чем привела в отчаяние парикмахершу.

— Мое терпение готово иссякнуть!

— Мари, если я слишком долго сижу спокойно, то взрываюсь. — Рейвен улыбнулась гримеру, который также суетился вокруг нее. — Вы всегда знаете, что надо делать. Когда вы меня причесываете, я чувствую себя красивой и выгляжу великолепно.

Наконец раздался первый сигнал перед началом концерта. Все поклонники были удалены, остались только Уэйн и Джули. Большая комната погрузилась в тишину, стены слегка вибрировали от приветственных аплодисментов. Рейвен глубоко вздохнула.

— Все! Грим и прическа готовы. Вы видели, что этот тип сделал с моим лицом сегодня утром, наложив много грима? Я была просто зеленая.

— Джули, что ты собираешься делать, когда наша примадонна снимется с якоря? — спросил Уэйн.

— Отправлюсь путешествовать в Грецию, чтобы восстановить силы. — Она шутливо похлопала Рейвен по спине. — Я уже запаслась путеводителем. Эти гастроли были зверскими.

— Только послушайте ее, — певица презрительно фыркнула и критически посмотрела на себя в зеркало, — она сама держит хлыст и погоняет меня все эти четыре недели… Гример, конечно, хотел придать моей внешности экзотичность.

— Надевай скорее костюм! — скомандовала Джули.

— Вот. — Уэйн снял с плечиков красное с серебром платье. — Пока я твой модельер, я — в числе твоих любимчиков.

— Конечно, дорогой, спасибо. — Рейвен надела платье. — Знаешь, Уэйн, ты был прав, когда говорил, что я ничего не смыслю в одежде. Твое платье производит потрясающее впечатление. Я никогда не узнаю, кому аплодируют, платью или мне. Ты будешь по мне скучать?

— Трагически! — Уэйн поцеловал ее в ушко.

Раздался короткий стук в дверь.

— Осталось десять минут, мисс Уильямс!

Рейвен всегда сильно волновалась, выходя на сцену.

— В Нью-Йорке трудная публика. Она пугает меня до смерти.

— Кажется, ты говорила, что любишь выступать в Нью-Йорке? — напомнила ей подруга.

— Особенно в конце гастролей. Как я выгляжу?

— Потрясающе, — сказал Уэйн.

— С твоей помощью.

— Давай иди скорей, — подгоняла ее Джули.

Но почему же нет Брэнда? — тревожно думала Рейвен. Он мог что-нибудь перепутать или просто забыл, что обещал быть хотя бы на последнем концерте.

Снова раздался стук.

— Пять минут, мисс Уильямс!

— Да, да, все хорошо. Иду! Джули, скажи мне, что я — чудо, пусть даже это и не так. Я хочу закончить гастроли, чувствуя себя уверенной.

Рейвен стремительно распахнула дверь. Был слышен шум аплодисментов, но уже не такой спокойный. Теперь он сотрясал стены.

— Мисс Уильямс! Мисс Уильямс! Рейвен! — Кто-то окликнул ее сзади. Это был режиссер. Он сунул ей в руку белую розу. — Я только что вспомнил, это для вас.

Рейвен взяла цветок и поднесла к лицу, чтобы насладиться ароматом. Ей не нужно было записки. Она просто знала, что розу послал ей Брэндон.

Приветственные аплодисменты стихли. Музыканты ее собственного оркестра быстро заняли свои места на темной сцене.

Рейвен поцеловала режиссера. Повертев розу в руке, она взяла ее с собой. Джули и Уэйн проводили ее до кулис.

— Держись, не давай публике остыть, — напутствовали они ее.

Осталось тридцать секунд, чтобы набрать дыхание.

Оркестр приветствовал ее выход на сцену. Музыкальное вступление перекрыло аплодисменты публики. Раз, два, три, сосчитала она про себя и пошла к рампе, утопая в волнах оваций.

Первое отделение прошло великолепно, публика аплодировала стоя и просила петь еще и еще. Рейвен казалось, что она на балу в пламени сотен разноцветных светильников, сверкающих вокруг нее. Она всегда хорошо чувствовала реакцию публики, знала, как вести себя с ней. И она вкладывала всю душу и энергию в любимое дело, отдавала все силы каждый вечер, в течение четырех недель. Ее энтузиазм и вдохновение находили живой отклик в сердцах сотен людей. От ламп юпитеров было жарко, но она не замечала этого. Костюм сиял и искрился, а голос разливался по залу.

В первом отделении сорок минут она пела на бис по требованию публики, а когда ушла со сцены, у нее оставалось всего три минуты, чтобы сменить костюм.

Теперь она была в белом, и направленные лучи света, отражаясь от подвешенных к потолку зеркальных шаров, бросали фантастические отсветы на ее сияющее блестками роскошное платье. Плавной и медленной походкой, давая публике перевести дыхание, она снова вышла на сцену. По контрасту с первым отделением она пела баллады. Мягкое освещение помогало создавать элегическое настроение.

В перерыве между песнями, когда Рейвен по традиции обратилась к зрителям со словами благодарности, кто-то узнал Брэндона, сидевшего в зале. И пока певица продолжала говорить, не понимая, почему зрители волнуются, стали раздаваться выкрики. Всмотревшись в полутемный зал, она поняла причину суматохи: она увидела Брэнда. Ясно было, что публика хотела вызвать на сцену своего любимца.

Рейвен хорошо понимала настроение людей и знала цену успеха. Если она не пригласит Брэндона на сцену, то много потеряет.

— Брэндон Карстерс, — сказала она в микрофон, и ее голос разнесся по залу. — Не могли бы вы подняться сюда, на сцену, и спеть? В этом случае мы могли бы возвратить вам стоимость билета. — Она весело засмеялась, произнося эти слова, которые вызвали бурю аплодисментов и восторга, особенно когда он встал и направился к сцене.

Он был в черном: черные брюки и черная рубашка-поло. Контраст белого и черного бросился в глаза, когда он встал рядом с Рейвен. В сторону от микрофона он тихо сказал ей:

— Извини, Рейвен, что я не пришел к тебе в гримерную, но я хотел видеть тебя стоящей лицом к публике.

— Что вы хотите петь? — громко спросила Рейвен.