Черный замок - Серж Брюссоло

Вставляя не к месту то «туды», а то и «растуды», он вспоминал, что последовало дальше: сперва возвращение к нормальной жизни, потом необратимые изменения, раззудись-тудысь – и нá тебе: когти, чешуя.

– Никто из деревенских руки мне подавать не хотел. Они обозвали ее «жабьей лапкой». Но я подозреваю, вы бы не отказались глянуть на нее, ась?

Фергус развязал перчатку и задрал рукав. Пегги чуть не на полметра подскочила при виде его передней конечности, которая естественнее смотрелась бы у крокодила. Это была причудливо искривленная, но массивная когтистая лапища, покрытая чешуей. Ежу было понятно, что силища таилась в эдакой лапе нешуточная – легкая оплеуха обезглавила бы взрослого быка.

Фергус смотрел на свою руку, как посетитель вивария на ядовитую змею, – со смесью восхищения и страха.

– Красотища-то какая! – шептал он. – Ну чисто оружие. Каждый раз, как ей любуюсь, чувствую то же, что в тот день, когда отец подарил мне первый карабин.

В его синих глазах не было и намека на стыд или ужас, они лучились необъяснимой нежностью.

– Да, красотища, – повторил он. – В лапуле, помимо всего прочего, мощь невиданная, вот почему я не пользуюсь ей повседневно: расколошматит что угодно, ведь ей все равно. Не чувствует она боли, моя лапушка. Ясно? Могу сунуть ее в огонь и поленья, как кочергой, переворачивать, – ей не больно. Могу сжать кулак и сделать из него молоток, одним ударом десятисантиметровые гвозди по шляпку вбивать. Могу дрова колоть ребром ладони, и топор мне даром не нужен. Я кажусь себе каратистом из фильмов моей молодости, туды их растуды. Ясно?

Пегги Сью все с ним было ясно… и по ее спине побежали ледяные мурашки.

«Нет уж, нет уж, – подумала она. – Я не могу позволить Себастьяну стать подопытным кроликом! Овчинка выделки не стоит, я не хочу, чтобы он превратился в гигантского звероящера!»

– Спорим, что эдакой бандурой приласкать-погладить кого-нибудь у него вряд ли получится! – сбил ее с мысли синий пес.

– Когда рука перестала походить на руку, – еле слышно проронил швед, – я сперва подумал, что началась гангрена, и чуть было ее не отрезал. Да я бы с ней на раз-два разобрался, чай, дисковая пила всегда рядом, тыр-пыр – и нет руки! Но я повременил отпиливать, подумал, всегда, мол, успеется… Сам не знаю почему, хотя нет, все-таки знаю: из-за чешуи… и ногтей, на глазах превращавшихся в когти. Ну, втрескался я в нее по уши, и точка! Смейтесь, чего ж не смеетесь-то? Почуял я, что силища в ней громадная, а не болезнь, какая тут, к чертям, болезнь? Наоборот. Мощь в ней дичайшая, вот что, прямо как в лапе тигра… Ни капли меня это не испугало, раздразнило даже, захотелось поскорее понять, какой такой с нее прок?

Он перешел на шепот, словно боялся потревожить лапу чудовища, насаженную на его культяпку, как на топорище. И блаженно улыбался.

Он напоминал счастливца, которому удалось погладить кобру и не без удивления обнаружить, что он все еще жив.

– Зуб даю, что лапуля не от дьявола, – повторял он. – Не сумею объяснить, откудова лапушка взялась, я не шибко умный, но одно мне ясно как день: лапочку произвели не в аду.

Ласково, с тысячью предосторожностей он спустил засученный рукав на свою конечность рептилии, а затем упаковал лапулю в перчатку.

– Представлений устраивать не буду, – извинился он. – Не люблю будить ее попусту. А то, когда она разогревается, часами потом дергаться будет, и у меня плечо ломит. Зато с тех пор как лапуля при мне, я не нуждаюсь в посторонней помощи. Тягаю неподъемные тяжести, пни выкорчевываю, как нечего делать.

Тут только Пегги Сью заметила, что она вся мокрая от пота.

– Фу ты, ну ты, ручки гнуты! – развеселился Фергус. – Лучше тяпнем малешко, молодежь, чтобы краски ярче казались!

Ребята выпили еще по стаканчику. У непривычной к такому крепкому сидру Пегги пропеллером закружилась голова.

Сквозь пары́ алкоголя в ее голове проклюнулась ужасная мысль: а что, если изменения пойдут дальше и охватят все тело? Не превратится ли Фергус однажды целиком в?.. Во что?

Мысль эту Пегги поскорее прогнала, от греха подальше.

Дженни простилась со шведом, пора, мол, и честь знать. Здоровяк проводил их до двери, похлопывая по спинам с ужасной силой, впрочем, чисто по-дружески. Он повторял и клялся, что весьма доволен и жизнью, и лапулей! И ни за какие денежки не променяет свою клешню на всамделишную руку.

Он и правда так думал, или же это было самовнушение? Пегги не стала ломать над этим голову. Теперь она знала, что Дженни лапшу на уши никому не вешала и происходящие в Блэк-Чэтоу вещи выходят за рамки восприятия человеческого разума.

Перед тем как покинуть гостеприимного шведа, Дженни попросила дать ей на время лопату, и лесоруб галантно выполнил ее просьбу. Так и пошли они по ухабистой дороге, причем Дженни шла первой, с орудием труда на плече.

– С пользой время провели, да? – проговорила она. – Когда этот трюк проделали со шведом, чудо только начинало портиться, поэтому старина Фергус не полностью обратился в ящерицу. Ему еще повезло, что все случилось по пословице «Нет худа без добра». А нынче добра нет и в помине, сплошное худо.

– Ты хочешь сказать, что животные из лилипутской деревушки становятся крокодилами? – попытался уточнить Себастьян.

– Да, – подтвердила Дженни. – В мерзких маленьких кайманчиков превращаются, которые, дай им волю, отгрызли бы мне все пальцы на ногах. – И добавила, тряхнув лопатой: – Хочу еще вам кое-что показать, чтобы пищу для размышлений подбросить. А как долг свой до конца выполню, уж вам самим потом решать, стоит ли в петлю лезть.

Вскоре Пегги Сью поняла, что она ведет их по направлению к деревенскому погосту, и стала готовиться к неприятному сюрпризу.

Пространство последнего пристанища жителей деревни было отгорожено от соседних полей небольшой стенкой, переступить через которую было нетрудно. За ней тянулись ряды могил без единого украшения. Просто брошенные на землю серые каменные прямоугольники с криво выбитыми именами и датами. Цветов не было ни на одной могиле.

– Вам необходимо увидеть кое-что еще, прежде чем бежать к Великой стене, – прошептала Дженни, остановившись перед земляным холмиком. – Захороненные здесь люди были первыми паломниками, ходившими в поход за чудом в те времена, когда все работало без сбоев и излечившихся не ждали неприятные неожиданности.

Она всадила штык лопаты в вязкую землицу и надавили сверху сапогом. Только сейчас Пегги поняла, что крестьянка собиралась, ни перед чем не останавливаясь, выкопать гроб, и сделала негодующий жест. Дженни его попросту не заметила.

– Вы должны это видеть! – настаивала она. – Только так можно попытаться развеять ваши последние сомнения. Этого малого звали Джонас Дамми.[11] Ему отхватило правую руку косилкой. Обычное для его родных мест дело. Его положили под стену, и он вернулся с новой рукой. Умер в возрасте девяноста восьми лет. Старой развалиной он был, дряхлый, сморщенный, как печеное яблоко, а вот чудо-рука нисколько не постарела. Словно какому-нибудь мальчишке принадлежала, так здорово сохранилась, просто как новенькая!

Пегги Сью ощутила дурноту и покачнулась. Сегодня девочка уже повидала достаточно мерзопакостных зрелищ – ну сколько можно – и не собиралась любоваться тем, что Дженни готовилась отрыть.

Молодая крестьянка рьяно работала лопатой, отбрасывая в сторону потяжелевшие после дождя комья земли. Копать пришлось неглубоко; вскоре штык лопаты с глухим стуком наткнулся на гроб. Быстрым движением она чуть приподняла крышку, которая оказалась не прибитой.

– Подойдите ближе, – скомандовала она и сковырнула доску, прикрывавшую гроб.

Пегги Сью и Себастьян с неохотой подчинились. Синий же пес подбежал, виляя хвостиком, поскольку всегда питал неподдельный интерес к старым костям.

Трухлявый гроб прогнил до основания под воздействием влаги и только каким-то чудом не развалился вовсе. На дне его покоился желтый скелет, у которого отскочила нижняя челюсть – вероятнее всего, потому, что слишком уж долго она зевала от загробной скуки…

– Гляньте на руку! – приказала Дженни. – Ну, видите?

Пегги Сью прикусила губу. На руку, от которой осталась всего лишь кость, была насажена отменно сохранившаяся, розовая, целехонькая кисть с пятью пальцами, без малейших следов разложения. Ее спокойно можно было принять за восковую.

– В те времена брака в чудесах не наблюдалось, – заметила Джени. – На века делали вещи, не халтурили. Вы только поглядите! Ни тебе чешуи, ни когтей, человеческая рука высшего сорта. А вы знаете, что она до сих пор жива?

– За дураков нас держишь? – мрачно буркнул Себастьян.

– Да нет же, – возмутилась юная крестьянка. – Погодите, я вам сейчас такое покажу…