Арабская петля (Джамахирия) - Макс Кранихфельд

— Можете ими подтереться, уроды! — вслух произнес Стасер, погрозив для убедительности куда-то вверх кулаком, и быстро зашагал в сторону залитого лучами заходящего солнца ангара.

Новость о предстоящем походе его группа вопреки ожиданиям восприняла с философским спокойствием, по крайней мере, открытого недовольства никто не проявил. Так поворчали для приличия, как ворчал бы впрочем любой русский мужик по дурости начальства вдруг озадаченный неожиданным, с его точки зрения ненужным да к тому же еще рискованным и трудным делом. А вскоре и сам Стасер перестал рефлексировать по поводу предстоящей поездки, успокаивая себя мыслью, что двести километров это не тысяча. В конце концов, на их хаммерах вполне можно было пролететь такое расстояние за два-три часа, благо маршрут пролегал по довольно крупному шоссе, состояние которого хоть и не могло тягаться с европейскими автобанами, но все же поддерживалось примерно на уровне родных российских дорог. Да и вообще, многие гарды только проводкой колонн и занимаются, и ничего, как-то выкручиваются же, ну понятно, бывает, попадают в засады, бывает, гибнут, но не каждый же раз такие приключения. „Тем более давно проверено в первый раз и в последний обычно сходит с рук любая глупость!“ — напомнил он себе собственное поверье.

Выстрел грохнул неожиданно и совсем рядом, заставив его вздрогнуть как от удара бича. Он уже разделся до пояса и предвкушал несколько часов блаженного сна и полного покоя так желанного после рутинного без происшествий, но все-таки настоящего боевого дежурства с напряженным вглядыванием в осточертевшие силуэты развалин в надежде упредить в любой момент готовую вылететь оттуда смерть. Группа Стасера дежурила с трех часов дня до трех часов ночи, они всегда делили сутки на две смены, и сейчас на посты ушла группа Бека. Расчет был на то, что к утру на постах окажется сравнительно бодрая и выспавшаяся свежая смена.

Нападения хаджей случались, как правило, под утро за пару часов до рассвета, именно тогда, когда усталость и сон так или иначе притупляют внимание даже самых бдительных стражей, а спящему человеку требуется гораздо больше времени чем вначале ночи на то, чтобы стряхнув с себя паутину предрассветных миражей включиться в реальность и начать действовать защищая свою жизнь. Когда-то в курсантской роте Стасера, замученной многочисленными караулами, это время, за наибольшую трудность выстаивания на постах, звалось „собачьей вахтой“. Много позже, уходя со своей разведгруппой в рейды по контролируемой боевиками территории Чечни, он звал его часом волка. Все зависело от того охранник ты, или стремительно и бесшумно скользящий в неверных предутренних сумерках диверсант. Стасер благодаря неуемной энергии, несколько непочтительно обзываемой родственниками шилом в заднице, успел побыть и тем и другим.

Однако, судя по звуку, выстрел прозвучал где-то рядом, а значит хаджи, каким-то пока не ясным способом, сумели проникнуть внутрь тщательно охраняемого периметра. Если так, то дело совсем плохо. Схватив прислоненный к стене в изголовье кровати автомат, и уже на бегу подцепив брошенную рядом разгрузку с торчащими из карманов магазинами, Стасер, распихивая повскакавших с коек гардов бросился к выходу из ангара. „Лишь бы не пальнули из гранатомета… Лишь бы не пальнули из гранатомета…“, — навязчиво стучало в голове, заставляя усерднее работать локтями, прокладывая себе дорогу в плотной массе также устремившихся к выходу человеческих тел. Достигнув наконец чуть светлеющего на фоне барачной темноты проема, Стасер настороженно вскинул к плечу автомат и в полуприседе метнулся на улицу, тут же нырнув в бок, чтобы как можно меньше маячить в прямоугольнике входа. Отскочив в сторону на десяток метров он присел на корточки, привалившись спиной к все еще веющему приятным, набранным за день теплом железу стенки ангара. Осторожно поводил из стороны в сторону стволом, тщательно всматриваясь в окружающую темноту, выискивая хоть какой-то признак движения, едва видимую тень, любой намек на присутствие врага. Все было спокойно, только из ангара продолжали выскакивать полуодетые бойцы. Кто в чем, некоторые даже в одних трусах, но все при оружии.

— Эй! Что там у вас? — проорал усиленный мегафоном голос Бека и тут же с крыши конторского здания, где располагалось пулеметное гнездо, ударил мощный луч прожектора.

Сноп света заметался, выхватывая из темноты то полуголых гардов, ощетинившихся во все стороны стволами, то чахлые скрученные тела редких деревьев, то бетонные стены окружающего базу забора. Нападающих нигде не было видно, и выстрелы не повторялись. Постепенно бойцы успокаивались, опускали оружие, тихо переговаривались, закуривали, обсуждая странное происшествие.

— Эй, все сюда! Здесь раненый! — громкий крик, донесшийся откуда-то из-за ангара, заставил всех вновь защелкать поднятыми было предохранителями.

— Значит все-таки хаджи… — пробормотал про себя Стасер, сторожко крутя во все стороны головой и неслышно скользя вдоль стены туда, откуда раздался крик.

Мимо него попытался протиснуться кто-то вооруженный большой брезентовой сумкой с красным крестом. Стасер схватил торопыгу за рукав и с силой задвинул себе за спину. Косонув в его сторону самым краем глаза он признал отрядного доктора с само собой разумеющимся прозвищем Айболит.

— Не торопись, медицина, целее будешь! — зло прошипел Стасер, для пущей убедительности корча доктору зверскую рожу.

— Но там же раненый… — попытался протестовать тот.

— Ничего потерпит. Лучше один раненый, чем двое мертвых. Не мельтеши, Гиппократ, мешаешь!

Чуть присев, и лишь на четверть лица выглянув из-за угла, Стасер быстро отдернул голову. Ничего угрожающего и подозрительного впрочем, за доли мгновения, что длился этот беглый осмотр, заметить не удалось. Сделав знак доктору, чтобы оставался на месте и не шумел, Стасер плотно сжав зубы и с тихим шипением стравив сквозь них воздух, одним резким движением выметнулся из-за угла готовый тут же нырнуть обратно при малейшей опасности. Тишина. Ни выстрелов, ни криков… Будто этот участок базы полностью вымер. Вдруг впереди и справа практически не различимое в ночной темноте завозилось, издавая тихие придушенные всхлипы что-то большое и чуть более светлое, чем окружающий мрак. Взяв на мушку это странное шевеление, готовый при любом подозрительном движении влепить туда струю раскаленного свинца, Стасер, усиленно вертя головой по сторонам, чтобы успеть засечь врага если это ловушка, мелкими приставными шагами двинулся вперед. Всхлипы время от времени перемежающиеся стонами стали явственнее и громче постепенно сливаясь в непрерывный жалобный плач.

Лишь подойдя почти вплотную, Стасер узнал Глисту. Глистой за непомерную худобу и слабосилие был прозван один из бойцов группы Бека. Взявший академический отпуск студент МГУ приехал в Ирак, по его собственному выражению, бороться с агрессивным исламом. Однако в борьбе этой прямо скажем, не преуспел, в первую очередь из-за полного отсутствия сколько-нибудь серьезной военной подготовки, ну и физическую немощь тоже не стоит сбрасывать со счетов. Каким образом будущий филолог ни дня не служивший в армии и автомат то видевший лишь в школе, играя в какой-то современный вариант „Зарницы“, сумел настолько задурить головы вербовщикам Компании, что они подписали с ним контракт, для всех было неразрешимой загадкой. Тем не менее, факт оставался фактом, борец с исламом прибыл в Ирак и теперь пытался отрабатывать свой хлеб. Насколько знал Стасер, выходило это из рук вон плохо. Не приспособленный к тяготам военной службы Глиста был для своей группы настоящей обузой, Бек терпел его до сих пор лишь благодаря сходству их радикальных политических взглядов, но тоже старался использовать верного соратника больше для различных хозяйственных нужд и черной работы, не доверяя ему ничего серьезного. Не смотря на постоянные послабления в несении караульной службы, а может быть именно благодаря им, Глиста своей новой жизнью явно тяготился, понимая, что из-за витавшей в голове романтической дури влип совсем не туда, куда хотелось. Впрочем, не он первый открыл, что война вовсе не полное героических подвигов праздничное действо, а тяжелая и порой откровенно нудная работа на самом пределе душевных и физических сил человека. А после появления злосчастного снайпера, после первых потерь и впервые увиденных трупов, погибших насильственной смертью людей, Глиста окончательно скуксился, затосковал, полностью уйдя в себя и начал нервно вздрагивать от долетавших порой со стороны города звуков выстрелов и взрывов.

Сейчас Глиста, полностью упакованный в каску, разгрузку и легкий бронежилет, тихонько подвывал, лежа в пыли и крепко обхватив правой рукой предплечье левой. Из-под судорожно сжатых пальцев крупными темными каплями стекала кровь. Чуть в стороне валялся автомат. „Правильно! — вспомнил Стасер. — Группа Бека сейчас на постах. Поэтому Глиста полностью экипирован. Только что он здесь делает? И с какого поста его принесло?“. Склонившись над Глистой, продолжая держаться на стороже, и не опуская автомат, Стасер глянул в побелевшее лицо с закатившимися глазами, отметил нервно прыгающие губы и дергающееся веко.