Бремя равных - Вячеслав Назаров

— Любопытство? Нет, Ниночка, он знает, что делает! Он хочет рабства подсознательно, но от этого не легче. Его логика не имеет выхода, кроме понятий господства и подчинения.

— Иван Сергеевич, вы, по-моему, преувеличиваете. Этот журналист наткнулся на вас случайно…

— Журналист? Какой журналист?

Они недоуменно воззрились друг на друга.

— Господи, так вы ничего не знаете! У меня совсем вылетело из головы… Ведь вы только вчера вечером прилетели!

Пан долго шарил по карманам и, наконец, сунул Нине скомканную газету.

— Карагодский! Я говорю о Карагодском! Он дал интервью. Полюбуйтесь!

— “Дельфин на службе у человека… Новое в общении с разумными животными…”

Нина перечитывала короткие строчки интервью, перед глазами мелькало: “Академик Карагодский сказал”, “Академик Карагодский считает”, “Академик Карагодский уверен”, “во имя истинной науки”, “с точки зрения здравого смысла”, “хозяйственное значение”, “верные слуги человека”, “сокровища океана”, “подводные пастухи, покорные воле наставников”…

Створки лифта разошлись.

— Как всегда чересчур претенциозно, но… Особой крамолы я тут не вижу, Иван Сергеевич. Ведь все так считают!

— Ну от вас, Нина… Вы тоже так считаете?!

— Я? Я как-то не думала. Нет, пожалуй. Но я ведь…

Карагодский стоял у борта, монументальный, в своих неизменных очках, со своей неизменной тростью. Он улыбнулся стандартно-благодушной улыбкой, но не подошел.

“Начинается, — подумала Нина. — Андрей как в воду глядел…”

Отправив чемодан в каюту, она повернулась к толпе у причала.

— Ой, Иван Сергеевич, посмотрите! — Нина глазам своим не поверила.

— Что случилось?

— Юрка! Мой Юрка…

— Ну и что?

— Я же оставила его дома! Ну, погоди же… Вот вернусь, я тебе задам!

Юрка был далеко, он не слышал, он только улыбался беззаботно и победно и махал рукой.

— Не волнуйтесь, Нина, Юра уже вполне самостоятельный молодой человек. Приехал провожать свою знаменитую маму.

— Но он же потеряется!

— Не думаю. Ему уже десять лет, если не ошибаюсь, и он не в марсианской пустыне. Ему пора самостоятельно изучать мир.

А Юрка читал мальчишкам лекцию. Его голос не мог побороть монотонный гул толпы, и добровольные переводчики повторяли Юркины слова тем, кто не расслышал или плохо понимал по-русски:

— Вот эта высокая женщина рядом со старичком — его мама. Она ассистентка профессора Панфилова. Маленький старичок — это и есть профессор Панфилов…

— А кто такой Уисс?

— Уисс — это дельфин, который поведет корабль. Он очень умный.

Взрослые, заинтересованные ребячьей болтовней, придвигались поближе.

— Смотри, мальчик, твоя мама снова вышла на палубу…

— Значит, сейчас выпустят Уисса.

Толпа охнула. В корпусе корабля в сторону моря открылся люк. Прошла томительная секунда. Из черного провала мощным броском вылетела трехметровая торпеда и ушла под воду без единого всплеска.

Мгновенная тишина сковала причал. Слышно было, как лениво бьет о стенку волна. Прошла секунда, две, пять…

— Ушел, — выдохнул кто-то, и этот полувздох, полушепот пронесся по всей площади из конца в конец.

— Уисс! — изо всех сил закричал Юрка. — Уисс! — снова крикнул он, и в голосе его закипало отчаяние.

Словно услышав свое имя, Уисс вынырнул у самой причальной стенки — свечой взмыл в воздух метра на два, сделал кульбит и ушел в воду — на этот раз неглубоко. Он кружил рядом с кораблем, то уходя, то возвращаясь — словно приглашал за собой в навалившуюся густой синью морскую даль…

Нина перевела дыхание. Уисс не ушел. Уисс послушался. Уисс зовет к себе в гости.

Прогремели трапы, прозвучали последние гудки, причал с пестрой толпой поплыл мимо.

Юрка стоял по-прежнему на парапете и опять махал ей рукой.

Она погрозила ему пальцем как можно более строго, но не выдержала, всхлипнула, улыбнулась и опустила руку.

Толпа кипела, в небо летели шары, а она долго-долго видела за кормой синюю куртку сына и опущенную русую голову…

— Уот из ю нэйм?

— Что? — Юрка поднял глаза и шмыгнул носом.

— Уот из ю нэйм?

Перед ним стоял мальчишка, такой же тощий и длинный, в такой же синей куртке и с такими же белобрысыми вихрами. Только нос был смешно вздернут, а на загорелой физиономии выступала целая россыпь непобедимых веснушек. Мальчишка улыбался открыто и сочувственно.

— Юрка.

— Юр-ка… Ит из гуд нэйм — Юрка! Энд май нэйм из Джеймс. Джеймс Кларк.

— Юрий Савин, — официально представился Юрка и протянул руку.

Веснушчатый англичанин разразился целой речью, и Юрка покраснел.

— Ай спик инглиш вери литл…

Мальчишка попробовал объясниться по-русски:

— Я знайт… два дельфин… играть… недалеко море… не бояться… биг энд литл… беби. Смотреть?

— Пойдем, — решительно сказал Юрка. — Пойдем посмотрим, где играют большой и маленький дельфины, ты это хотел сказать, Джеймс?

— Иес, иес, — закивал англичанин. — Юрка!

Они засмеялись оба и, взявшись за руки, соскочили с парапета на влажный пластик пирса.

Нина с наслаждением, полузакрыв глаза, подставила лицо свежему утреннему бризу. Прохладный ветер скользнул по щеке, растрепал прическу.

Прямая линия берега постепенно изгибалась в дугу, горы, горбатые и мощные, улеглись поудобнее и застыли у самой воды. Пробежали серебряными жуками вагончики фуникулеров и, уменьшаясь, исчезли.

Теперь только малахитовые потоки лихорадочно спутанных, ошалевших от солнца и соленого ветра растений тяжело падали с желтых скал на матовое стекло моря.

Нине почудилось движение в плавных линиях береговых скал. Лишь на мгновение — но движение. Какая-то напряженная мука чудовищно медленного перемещения, которое рассеянному глазу туриста кажется неподвижностью.

Берега ползли в море.

Жизнь возвращалась в море — медленно и неодолимо…

Когда в полутемной комнате сверкнет молния фотовспышки, глаза на долю секунды видят не тени вещей, а их истинный объем и расположение в пространстве. Это продолжается только долю секунды, но цепкая память навсегда отпечатывает в подсознании картину увиденного, и ты много времени спустя, сам себе удивляясь, в полной темноте безошибочно находишь дорогу.

Так было и сейчас. Нина широко открыла глаза, и все стало обычным — берег, уже тронутый сверху оранжевым, отступал к горизонту, а высоко в небе синеватые облачка пара вдруг начали быстро расплываться, разбрасывая по сторонам мгновенные радуги.