666, или Невероятная история, не имевшая места случиться, но имевшая место быть - Ян Гельман

Балалаечный солист Вениамин Накойхер жив-здоров и талантлив, как и все его отпрыски Сеня, Женя, Геня и Лжедимитрий. Жива и мать его Рахиль Матвеевна Накойхер – женщина, уже сорок лет стоящая одной ногой в могиле. Здравствует и ее невестка – пианистка Люба Бляглядина, которая при всей доброте душевной охотно перенесла бы по назначению и вторую ногу любимой свекрови. Но сейчас Любе не до этого. Балалаечный солист твердо решился организовать семейный секстет силами жены, себя и четверых одаренных сыновей. С этой целью решено все же воспользоваться спасательной фамилией жены, и мы охотно верим, что в скором времени стены наших домов украсит афиша «6-Бляглядины-6» работы лисапедовского и.о. б'а м. о. п. Копайдыры.

Шурик Иванович Апельсинченко – на заслуженном отдыхе от материальной ответственности. Впрочем, теперь он уже не Апельсинченко, а снова Померанценбойм, Шмуль Аронович. А что? Не те времена!

Дачка его в климатической местности размещается по соседству с особняком Сергея Степаныча Травоядова. Оба они – почетные члены садового кооператива «Красная Заслуга». Теплыми летними вечерами они ведут нескончаемые беседы на скамеечке в саду, под пытливым взглядом Фриды Рафаиловны Померанценбойм, которую муж по привычке на людях зовет Феодора.

Раз в месяц, ближе к его концу, Шурик Иванович одевает потертый, дважды перелицованный костюм со значками «40 лет материальной ответственности» и «Еще 10 лет материальной ответственности» и исчезает в неизвестном даже жене направлении. Возвращается грустный, но умиротворенный долго сидит на скамеечке в саду…

И тут нельзя не вспомнить о судьбе Лидии Петровича Бельюк – директора Фабрики Имени Юбилея Славных Событий. Плохо ему пришлось. Или – ей? Трудно. Фабрика – дело государственное. А директор Фабрики – человек государственный. Тут уж никуда. И встал ребром смертельный вопрос: «Есть Фабрика, нет Фабрики – а одну десятитысячную перевыполнения плана в сводку – дай!».

Первые пару месяцев держался директор. Лично приносил в облстатуправление кусочек барахлона из собственной распоротой юбки и два крючка для гимнастерок. Но на третий месяц юбка кончилась, да и с крючками – туго. Вот тут-то и пришел на помощь ветеран складского учета. По доброте душевной и из личного расположения добрейший Шурик Иванович вызвался поставлять директору материальное выражение одной десятитысячной плана: кусочек барахлона и три, нет, даже четыре крючка для гимнастерки. По крайней мере – до конца пятилетки.

А на большее, чем до конца пятилетки, нам и не надо. На больше, чем «до конца пятилетки», у нас не заглядывают. И похорошел опять Лидия Петрович Бельюк, и химическую завивку сделал, и, говорят, даже с кем-то из Главуправленконтроля романчик закрутил, драгоценную свою половину Валю (?) забросив.

А Шурик Иванович, полный то есть теперь Шмуль Аронович, раз в месяц с директором встречаясь, долго еще грустит в саду о славных прошедших годах своей общественной полезности. И, раз в месяц с директором встречаясь, по мере сил своих, полезность эту продлевает. Слава Богу, запасов его хватит надолго. До конца пятилетки. И этой. И следующей. И сколько их у нас еще будет.

Тик-так, тик-так. Вот так…

Колюшка Матюков, живущий в известном Доме №, что по Улице, теперь с полным правом носит гордое имя пионера Матюкова Третьего. После того, как он помог героическому деду сообщить, что следует куда следует и стал настоящим пионером, на цепь его больше не сажают. А, наоборот, подменяя изредка несгибаемого Матюкова I в президиумах различного рода, он мужает и набирается сил. По вечерам он не подглядывает больше в окошко за хронической соседкой мадам Нехай, а, тренируя холодно-сосредоточенный президиумный взгляд, всматривается через бинокль с полустертой надписью «Публичный дом «Г. Розенштымп и дочери» в наши светлые дали.

Без дела не осталась и Мурлена Сергеевна Излагалищева – вождь Масс Штаба Фабричного. Конечно, нелегко было ей достойное место изыскать. Но напряглись и – нашли! Для Масс Штабных у нас безработицы не было, нет, и, боюсь, не будет.

Бросили Мурлену Сергеевну на возглавление Масс Штаба в ларьке «Свежариба». Масс Штаб там, конечно, небольшой – сама товарищ Излагалищева да подсобный пролетарий Семен Мордыбан, что в ларек грузчиком пристроился. Оно, конечно, подсобный пролетарий на Фабрике звучит горжее, чем грузчик в ларьке. Да только «Свежариба», она, по нынешним временам, тоже – фирма.

Мурлена Сергеевна уже успела и почин новый выдвинуть – «За свежурибу, которая думает с головы»! Семен Мордыбан почин одобрил, поддержал и сейчас спит. Под вывеской «Свежариба» на странном языке. Вы его не будите. Оно, знаете, когда пролетарий спит, всем остальным как-то спокойней.

Ну и, наконец, всему делу виновница Власьева Елизавета Егорьевна. Старушка.

С ней, конечно, круто. Виноватые должны быть или как? Долго статью искали. А нету статьи. Потому что, если материализм крепок, то вины нет и статьи нет. А если материализм треснул, тогда статьи наши не годятся. И судить должен Суд высший.

Хотели уж было статью «за связь с иностранцами» пришить, но старушка, слезьми крича, доказала, что отродясь иностранцев с нею в связи не было. Был, правда, кавказской нации Ашот, чистильщик обуви. Но это ж, почитай, лет сорок тому назад.

Ну, взяли старушку на подписку о невыезде, так она и так сроду никуда не выезжала.

И живет себе дворник Власьева Елизавета Егорьевна в своем «нежилом фонде» и дай ей, Бог, еще столько на то прожить!

А историю нашу кончать пора. И не кому-нибудь, а нам с вами. Потому что сама она никогда не кончится.

Ветер, унылый и сырой, несет редкие струйки дождя над крышами домов, аварийных уже, аварийных давно и аварийных потенциально.

Власьева Елизавета Егорьевна метет своей метлой – ровесницей последнего улучшения жизни – подотчетный тротуар в выбоинах, оставленных великой историей, и шепчет:

– Только бы не забыть, ох-хо-хо. Только бы не забыть. 66, добавочный 6, только бы не забыть, если что, Господи!

1979 г .