Пришелец - Натали Бланш

Ну, вот, я всё, пока. Пиши. Жду.

Тебе понравилось стихотворение? Бывает такое?

Ну, всё, всё, всё.

Киев. Март 1989 года.

Что-то странное начало происходить со временем – то ползёт, как черепаха, как вчера на лекциях, где ему было невыносимо тошно – впервые, то вдруг делает невообразимые скачки, как…

Он пытался размышлять, но мысли путались, метались лихорадочно, наскакивая одна на другую – то сцепляясь, то разбегаясь в разные стороны.

Он пытался размышлять, а руки быстро делали ставшую привычной работу – помешивали рис, тянулись за приправами. Потом машинально взглянул на часы. Две минуты четвёртого! Похолодев, Кидан выключил газ и бросился на улицу, на ходу натягивая куртку.

И вот я вижу тебя – вновь. Ты ждёшь меня, шевеля землю носком сапожка. На этот раз ты меня ждёшь. Я слегка замедляю шаг. Ты поднимаешь голову…

По дороге к общежитию Кидан достал из кармана рисунок и протянул его Наде.

– Я показивал друзьям. Они сказали: видно, что она хорошо рисует, но это как белий… не похоже.

– Да, я тебе говорила… Чтобы было похоже, надо, чтобы я понимала человека.

– Да… Правильно. Ти будешь рисовать другой?

– Если хочешь.

Они снова были на Ломоносова.

Почему-то Наде очень нравилось здесь. Над будничностью пейзажа, над серой пасмурностью этого выходного дня царила атмосфера веселья, беспечности, молодости. Из распахнутых окон всех этажей лилась разноголосая музыка, везде попадались только молодые симпатичные лица, слышались обрывки разговоров на непередаваемом и с трудом переводимом студенческом сленге, русская речь мешалась с украинской, иногда – с английской, иногда – не разберёшь с какой. Как хорошо было бы просто погулять здесь, подышать весной!.. Однако Кидан неторопливо, но неуклонно вёл её по своему маршруту.

– Давай немножко погуляем?

Кидан улыбнулся было, но тут же заговорил серьёзно:

– Я готовиль рис, ти любишь рис, э? Надя, я голёдний. Я ждаль тебя.

Они вошли в общежитие, поднялись на четвёртый этаж.

Надя немного робела. Она как-то не представляла себе этой встречи, которая и манила её, и пугала, как запретный плод.

На первый взгляд комната показалась ей мрачноватой – узкая, длинная, с высоким потолком, разделённая на две части неким подобием перегородки – две кровати до, две после – по столу в каждой половине, холодильник, телевизор – места совсем нет, только узкий проход между столом и кроватями.

Кровать Кидана под синим бархатным покрывалом стояла справа от окна. Такого же стиля, как и покрывало, коврик висел над ней. Точно такая же, как у Менгисту, полочка с парфюмерией и портретом хозяина.

– Это ты? Совсем не похож… Без усов.

В первой половине на кроватях сидели два русских мальчика, занятых своими делами. Но Надя знала, что они всё равно слышат каждое слово, и чувствовала себя неловко.

– Я готовиль обед. Всё бросал, боялся, что опоздаю к тебе, – он взглянул на ней с упрёком во взгляде и улыбкой на губах. Надя впервые встретилась с ним взглядом, и сердце её учащённо забилось. Как хорошо, что они были не одни! – Не знаю, что полючилось.

Получилось очень вкусно – рис с мясной подливкой и невероятным количеством перца и пряностей.

– Ты так хорошо готовишь.

– Я научилься здесь… Студенческий зижнь… Дома я даже никогда не заходиль на кухню!

Надя с аппетитом ела кушанье и осматривалась.

– А это чья кровать?

– Тоже земляк.

– С тобой учится?

– Нет, он учится юноверситет. Ми просто хотели жить вместе.

– А где он?

– Он сейчас Этьопия… Когда он вернуль, я тебя познакомлю…

В этот момент двое молчаливых слушателей оставили свои книги и потихоньку покинули комнату.

– А с этими ребятами у вас хорошие отношения?

– С советскими? А ти как думаешь?

– Откуда я знаю? Ты же с ними живёшь, а я – первый раз вижу.

– Да, хорошие, – и на лице его расцвела довольная улыбка. – Если би они меня не уважали, э? они би сейчас не ушли.

Кидан встал, подошёл к дверям и щёлкнул замком…

Какая странная началась жизнь – я вступила в совершенно новую для меня сферу, и то и дело попадала впросак. Даже в интимной жизни существуют определённые стандарты; стандарты, о которых я не знала и не собиралась придерживаться…

Кидан подсел к ней, и Надя сделала то, что ей давно хотелось сделать: запустила руку ему в волосы, с любопытством исследуя густую курчавую растительность, так знакомо пахнущую – хной? А он, как котёнок, подставлял голову ей под руки, поворачивась то так, то этак, зажмурив глаза и улыбаясь. Оставалось только замурлыкать.

– Ты как котёнок, – засмеялась Надя.

– Нет, я – как он, – Кидан гордо выпятил нижнюю губу, и без того выступавшую вперёд, и кивнул на стену, где поверх ковра было приколото несколько открыток, в том числе тигр и лев.

– Тигры, львы какие-то…

– Да, я лев!.. Я родиль в июле.

– А какого числа?

– По-вашему… по-вашему…

– А у вас что, по-другому?

– Да, у нас свой календарь, – он достал календарик и что-то подсчитал. – Примерно двадцать третьего июля. А ти?

– А я в мае, двадцать шестого. Я – близнец… Твои волосы пахнут хной.

На его лице промелькнуло встревоженное выражение.

– Что это – хной?

– Это краска такая.

– Я не красишь краска! – воскликнул он с возмущением. – Это – хороший волос, качественна!

Надя заливисто рассмеялась. Какой забавный! Конечно же, не краска – хна рыжая! Говорит о себе как о какой-то вещи. Она всё ещё продолжала смеяться, когда поймала его взгляд – он смотрел на неё с таким волнением, с такой неутолённой жадностью, что смех застрял у неё в горле. Тут же его руки крепко обняли её и потянули вниз.

– Кидан, подожди… Подожди!

– Надя! – в его голосе послышалась скрытая угроза.

– Скажи мне, зачем я тебе?

На минуту он задумался, полуприкрыв глаза, а затем спросил осторожно:

– А если я не отвечу?

– Конечно! Тебе просто нужна женщина!

Он мгновенно опустил глаза и быстро спросил:

– Как это?

– Послушай меня, я для тебя говорю – ну, у нас так получилось, ладно… но я не подхожу для таких отношений, тебе нужна не я, тебе нужна другая, кото…

– Не советовай мне других! – воскликнул он запальчиво и снова набросился на неё, зажав рот поцелуем, ясно показывая, что говорить он больше не намерен. «Тигр, настоящий тигр», – промелькнуло у неё в голове.

– Нет! Пусти! Не хочу!

– Ти что – ненормальный! – вскипел он. – Теперь, когда ми так касались! Мне же больно!

– Я боюсь. Мне тоже будет больно.

Взгляд его близких глаз смягчился и потеплел.

– Вот и пусть нам будет больно вместе, – произнёс он, освобождая себе путь и подавляя последние слабые попытки сопротивления.

В первый момент боль заполнила всё – она выгнулась дугой и вцепилась ногтями в его плечи, но уже через секунду в её широко распахнутых глазах отразилось удивление, хватка ослабла, голова мягко опустилась на подушку, а глаза тихо закрылись…

Я думала: я хотела знать, что это такое – теперь я знаю. Моё любопытство удовлетворено. А теперь – хватит.

Я уйду от тебя, исчезну насовсем… Но я хочу оставить след в твоей душе – ясный и чёткий, такой же, как этот рубец от моих ногтей на твоём лбу – рана зажила, а след остался.

Запомни меня, слышишь! Просто запомни навечно – это всё, что мне от тебя нужно.

Это всё.

И слёзы на глазах. Почему? Я не понимаю…

Я уйду от тебя, обязательно… но мне жаль. Безумно жаль.

Чего?

Говорят, дурные вести разносятся быстро, но и хорошие – тоже. Я был очень удивлён тем, что все мои друзья уже знали о тебе – при встрече подмигивали мне, подшучивали, расспрашивали меня о тебе, хотя сам я ни с кем о тебе не говорил.

Но они знали.

Сам, своими ушами, я услышал, что ты «хорошенькая, как куколка» – и мне понравились эти слова. Все хотели тебя видеть.

8 марта 1989 года.

Кидан позвонил ровно в четыре.

– Жду тебя через час – центральный стадион, знаешь?… Да… Я тебя жду.

Удивительно медленно тянулось время. Кидан, наученный горьким опытом, пришёл слишком рано, и теперь стоял, продрогший и недовольный, ёжась под порывами ледяного ветра, провожая очередной автобус хмурым взглядом. И всё больше и больше мрачнел. И только когда она вдруг выпорхнула, всё голубая – в голубой куртке, голубых брюках, с голубым бантом в волосах, с сияющими голубыми глазами, и озиралась по сторонам, не зная, что делать, – он шагнул навстречу, и губы сами собой разулыбались, хотя он и сердился на неё.

– Опаздываешь! Сегодня ти меня проверяла, да?

– Нет, извини, я просто не знала, сколько времени сюда добираться, а тётя Лида сказала: минут двадцать. Я так и вышла, – радостно защебетала она, и её бант подпрыгивал на каждом шагу. Он не выдержал – тронул рукой, потом взял её руку – ладошка была тёплой, мягкой. Она и впрямь казалась ему красивой куклой – из детства, с витрины магазина – с бантом, кудряшками и длинными серёжками в ушах.