Мессия - Борис Старлинг

— Вообще-то, на мой взгляд, версия за уши притянута.

— Ей-богу, на мой тоже, но лучшей-то у нас нет. Не так ли?

— Может, и так. Но каким образом можно приплести к этому язык и ложку?

— Да, с ложкой тоже не все ясно. Если это связано с богатством, то Филипп Род и Джеймс Бакстон в схему укладываются, потому как оба из богатых семей. Но вот с епископом облом — он жил на жалованье. Нам остается или предположить, что его убили по ошибке, или признать, что это мы взяли ложный след. И боюсь, что, хотя мне совсем не хочется это признавать, верно последнее.

— Ладно. А как насчет языков?

— Ну, если мы допускаем наличие сексуальной подоплеки, то в рамках этой версии вырезание языков можно объяснить рядом причин. Скажем, он заставляет их отсосать у него или что-то в этом роде, но боится, что во рту останутся следы семени, кожи — короче, то, что позволит его идентифицировать.

— Только что было сказано, будто он импотент.

— Было, признаю. Поэтому мне и самому версия с уничтожением следов не кажется такой уж удачной. Тем паче что, вырезав язык, их не уничтожишь — они могут сохраниться в ротовой полости или в желудке. Ладно, этот вариант мы пока отложим и попробуем подойти с другой стороны. Язык, он ведь служит для поцелуев. Язык — это знак интимных отношений. Проститутку, например, не целуют, ей показывают штуковину, да и все дела. Но если Серебряный Язык считает отношения, имевшиеся у него с этими людьми, чем-то интимным, то он может рассматривать язык как символ этой близости. А значит, может забирать их с собой, на память. Хранить и рассматривать. Собственно говоря, для импотента, у которого пенис не работает, язык как сексуальный орган может иметь еще большее значение. Тут уже просматривается определенная логика.

— А как насчет епископа?

— Насколько я понимаю, он был настолько далек от секса, насколько это вообще возможно. Однако каждый знает, что среди священнослужителей полно «голубых». Если Серебряный Язык думал, что Каннингэм гей, этого могло быть достаточно.

Джез вспоминает Каннингэма, дородного, обрюзгшего, отвратительного в своей смерти.

— Мне трудно понять, как даже самый отпетый извращенец мог найти что-то привлекательное в этом старом пузыре.

— Джез, мы вообще-то говорим о парне, который вырезает у еще живых людей языки и запихивает им в рот ложки. Он не самый подходящий кандидат на Нобелевскую премию мира.

— Но почему он, проделывая все это каждый раз, меняет при этом способ убийства? Почему он вешает одного, забивает другого и обезглавливает третьего? Почему? Это непонятно.

— Я знаю, что это непонятно. Но тем не менее мне кажется, что гомосексуальная версия стоит того, чтобы ее разрабатывать.

— Я на это не покупаюсь. Но с одним пунктом из сказанного не могу не согласиться.

— С каким?

— Да с тем, что лучшей версии у нас, один черт, нет.

За разговором они неплохо продвинулись по намеченному маршруту. Вообще-то в утренние часы пик движение затруднено не на выезде из Лондона, а на въезде, однако в районе Хитроу и на пересечении трасс М4 и М25 периодически возникают заторы. А им, чтобы добраться из Скотланд-Ярда до окраины Рединга, потребовалось всего сорок пять минут.

— Значит, мы собираемся спросить Элисон Берд, был ли ее покойный жених геем? — соображает Джез.

— Ага.

— Славненько. Вот уж она обрадуется, будет вне себя от восторга. Прекрасный способ создать с утра в понедельник правильное настроение. Нам бы стоило завести собственное телевизионное шоу «Начинаем неделю с Меткафом и Клифтоном». Неплохо заработаем.

Он достает из кармана визитную карточку Элисон и читает ее вслух:

— «Софт-центр», компьютерное программное обеспечение. Жуткое название, а? — Джез хмыкает, а потом набирает на своем мобильном номер и наспех записывает указания, как легче и быстрее добраться до места.

— Да уж, — говорит Ред, после того как Джез закончил разговор, — у меня и самого нет особой охоты заводить с ней разговор на эту тему.

Оба умолкают, погрузившись в раздумья о предстоящем деле. Мало того что им придется задавать не самые приятные вопросы и ворошить прошлое, о котором Элисон, надо думать, хотелось бы поскорее забыть, так они еще и должны будут заниматься этим у нее на работе. А в такого рода конторах появление полиции всегда вызывает всеобщее возбуждение и живейшее любопытство.

Ред хотел допросить Элисон дома, на выходных, но ему сказали, что она отбыла на уик-энд в деловую поездку, возвращается утром в понедельник и прямо из Хитроу отправится к себе в офис.

«Нет, каким рейсом прилетит Элисон, неизвестно, — сообщает секретарша. — Куда направилась — тоже. Кажется, куда-то в Скандинавию. А вы правда из полиции?»

Они были бы не прочь взять с собой Кейт, иногда женщине легче разговорить женщину, но Кейт отправилась на консультацию к врачу. Как она сказала, «по женским вопросам», и допытываться подробнее они не стали. Она рассчитывала вернуться во второй половине дня, но, поскольку время поджимало, они не стали ее дожидаться. Дункан вызвался остаться на связи, в Скотланд-Ярде.

«Софт-центр» размещается в офисном здании из голубоватого стекла, посреди бизнес-парка, со сверкающими фонтанами и такими же сверкающими автомобилями, аккуратно припаркованными в отведенных местах. Забрав свои пиджаки с заднего сиденья «воксхолла», Ред и Джез выходят на солнце. Еще один день отупляющей жары, иссушающей энергию и поджаривающей мозги.

В холле работает кондиционер и царит приятная прохлада. Ред называет девушке у пропускной стойки их имена, но не говорит, что они из полиции.

— Мисс Берд ожидает вас?

— Нет, не ждет.

Девушка открывает рот, чтобы что-то сказать, но Ред обрывает ее.

— Просто свяжитесь с ней, вот и все.

Она набирает четырехзначный внутренний номер и говорит в трубку:

— Элисон? Это Лоррэйн, из холла. Вас хочет видеть некий мистер Меткаф.

Выслушав с озадаченным видом ответ, Лоррэйн снова обращается к Реду:

— Могу я поинтересоваться, по какому поводу…

Ред наклоняется через стойку и хватает трубку.

— Элисон? Это Редферн Меткаф. Мы встречались при… не самых приятных обстоятельствах, несколько месяцев тому назад. Я бы не приехал сюда, не будь это важно… Да, да, это именно то… Большое спасибо.

Ред передает трубку Лоррэйн.

— Она сейчас спустится, — сообщает он.

Джеза эта импровизированная смена ролей забавляет, а вот Лоррэйн выглядит еще более озадаченной.

Ред и Джез сидят на диванчике в приемной. Ред пролистывает «Дейли телеграф», что держат здесь для посетителей, в то время как Джез вытягивает ноги перед собой и массирует подколенные сухожилия.

Ред поднимает голову.

— Ты когда-нибудь останавливаешься? — спрашивает он.

— В каком смысле?

— В смысле упражнений. Совершенствования своего идеального тела.

Джез улыбается и гладит Реда по выпуклому животику.

— О, дорогой мистер Меткаф, — говорит он. — Целый бочонок, а?

— Подумаешь! В молодости я тоже был атлетом.

— Молодости? Кто тут, хотелось бы знать, говорит о молодости? Тоже мне, нашелся старикан, который всего на несколько лет старше меня!

По лестнице спускается Элисон. Ред вскакивает и спешит навстречу, чтобы крепко пожать ей руку.

— Элисон, рад видеть вас снова. Это мой коллега, Джереми Клифтон.

Он не говорит «детектив-инспектор», пока Лоррэйн может их слышать.

— Что случилось? — спрашивает Элисон. — Вы нашли человека, который убил Филиппа?

Лоррэйн навостряет уши. Ред бросает на нее резкий взгляд.

— Можем мы поговорить где-нибудь с глазу на глаз, Элисон? — спрашивает Джез.

Девушка подходит к стойке и сверяется с маленькой книгой.

— Голубая комната свободна, — говорит она. — Лоррэйн, можешь зарезервировать мне ее на…

— Полчаса, — говорит Ред.

— Конечно, — откликается Лоррэйн.

Они оставляют ее буквально сгорающей от любопытства.

Голубая комната оказывается кабинетом для совещаний, стены которого окрашены в светло-бирюзовый цвет. Трое занимают места с одного края стола, Элисон во главе, а мужчины по обе стороны от нее.

— Вы нашли убийцу? — спрашивает она снова.

— Пока нет, но…

— Так чем я могу быть вам полезна?

Ред высказывается деликатно:

— Появилась некая новая информация.

— Какого рода?

Джез, со свойственной ему прямотой, встревает в разговор:

— Были ли у Филиппа гомосексуальные наклонности?

Ред чуть ли не покатывается со смеху. Он-то все думал, с какого конца подступиться к столь деликатному вопросу, а Джезу, видать, все нипочем. Он косится на коллегу, но тот поднимает руку, словно желая сказать: «Дай мне сделать это по-своему».