Общественный разлом и рождение новой социологии: двадцать лет мониторинга - Коллектив авторов

А поскольку «силовой» исход тогда уже опоздал, «договорной» – еще не созрел, осуществился наиболее вероятный, простейший вариант государственного распада. Так или иначе, решающую роль играл не столько потенциал национального или регионального сепаратизма, сколько возможности и ограниченности «центральных» государственных структур (физические, интеллектуальные, моральные). Последнее обстоятельство важно иметь в виду при оценке сегодняшних угроз.

При обсуждении (в том числе, в общественном мнении) опасности «распада» страны в последнее время на первом плане оказывается – тоже в силу своей примитивности – модель пространственного («географического») разделения регионов и субъектов нынешней федерации. Опыт всех ситуаций распада надгосударственных образований в ХХ веке, с его горячими и «холодными» войнами, показывает, что решающей предпосылкой гибели империй или постимперских конструкций служила неспособность нормального функционирования их центральных регулятивных механизмов (если использовать органическую метафорику – нервных, эндокринных и пр. подсистем). «Внутренний» распад государственных организмов предшествует «внешнему», поэтому сугубо локальные, на первый взгляд, трещины государственной структуры получают универсальное значение. Так территориально ограниченные проблемы Нагорного Карабаха или республик Балтии в конце 80-х немедленно стали важнейшими показателями и факторами кризиса всего государственного устройства Союза. Аналогичным образом положение и политика руководства России на Северном Кавказе за последние 12–15 лет стали ключевыми факторами всей российской жизни, определяющими все «политическое лицо» и механизм деятельности ее режима.

Как видно из приведенных выше данных (табл. 1), приход к власти В. Путина и его «команды» по массовому восприятию «неизбежности» (разность между показателями двух столбцов) уступает лишь такому событию, как Вторая мировая война. Приход к руководству страной нынешнего президента чаще всего сочли неизбежным самые молодые (55:24), наибольшие сомнения в этом заметны в следующей возрастной группе (25–39 лет) – 48:29, среди пожилых их несколько меньше (49:27). Как и следовало ожидать, одобряющие деятельность В. Путина скорее всего (56:21) относят его выдвижение к неизбежным событиям, среди не одобряющих преобладают противоположные мнения (37:42).

Понятно, что представление о неизбежности существующего устройства подкреплено опытом последних восьми лет безраздельного и практически никем не оспариваемого руководства одной строго централизованной группы. На протяжении этих лет административные, судебно-прокурорские, медийные и «политтехнологические» ресурсы последовательно используются для вытеснения с политического поля любых возможных конкурентов. Отсутствие каких-либо идеологических или нормативно-ценностных ограничений позволяет победителям без труда присваивать лозунги своих оппонентов – от «западнических» до национал-патриотических и от демократических до сталинистских. Тем самым конструируется видимость «всепоглощающего» устройства действующей власти, как будто способной удовлетворять запросам самых разных сил и слоев. Демонстративная простота и традиционность стиля государственного руководства все еще способствует поддержанию его популярности.

Наибольшее – и потому, видимо, наиболее поучительное – разделение мнений по поводу неизбежности текущей войны в Чечне (оценки предыдущей кампании в данном случае оставим в стороне, отметив лишь, что первая чеченская представляется общественному мнению еще менее оправданной, чем вторая). Менее всего склонны считать эту войну неизбежной самые молодые (14:71; стоит напомнить, что в этой возрастной группе наблюдается наиболее высокий уровень одобрения действий президента и доверия к нему), несколько чаще – пожилые (17:69). Из числа одобряющих действия В. Путина только 22 % против 66 % полагают, что эта война была неизбежной, у не одобряющих соотношение мнений – 14:76. Среди сторонников продолжения военных акций в Чечне соотношение оценок – 30:62, среди выступающих за мирные переговоры – 18:71. Из числа считающих неизбежным приход во власть В. Путина только 20 % (против 71 %) относят к неизбежным событиям и «вторую чеченскую» войну. Примечательно, что и среди сторонников политики президента, и у поддерживающих военные действия суждения о неизбежности войны разделяются явным меньшинством. Чеченская политика неизменно представляется респондентам наименее успешной областью действий нынешнего президента. Еще одно свидетельство тому – вынужденные поиски опоры федерального контроля над регионом среди определенных групп чеченского населения (причем не среди «умеренных» сепаратистов, непрочным соглашением с которыми завершилась 10 лет назад первая чеченская кампания, а среди вчерашних воинственных боевиков, демонстрирующих сейчас лояльность Москве).

За последние 20 лет страна пережила три принципиально важных политических перелома – от «застоя» к «перестройке» (М. Горбачев), от «перестройки» к «радикальным реформам» (Б. Ельцин), от «реформ» к «стабилизации» (В. Путин). Каждый перелом выступал как некий выход из кризиса предыдущего периода. Поэтому каждый новый период представлялся отрицанием предшествующего (другой вопрос – в какой мере это действительно происходило; в данном случае нас интересует только имидж периода в общественном мнении). Именно такие переломы и служили преимущественной зоной предъявления обществу и политической сфере альтернативных вариантов их существования.

«Внутри» каждого из этих периодов альтернативные установки и направления если и были заметны, то не получали возможности открытого и влиятельного выражения. В позднесоветские 70-е обозначились, но не стали влиятельной силой демократические, национал-патриотические, консервативно-партийные течения – в основном как направления критики существующего положения. М. Горбачеву пришлось выдерживать растущее давление со стороны внутрипартийных консерваторов и, в меньшей мере, со стороны демократов. Особая проблема – требования региональных и национальных сил, на которые власть просто не могла ответить. Президентский срок Б. Ельцина отмечен постоянным, временами крайне ожесточенным противостоянием власти с коммунистами и бывшими «своими», а также придворным соперничеством за влияние на президента (пример – ситуация вокруг выборов 1996 года). Во всех случаях предметом спора служили не конкурирующие варианты и программы будущего страны, а сохранение или перехват государственной власти. Ни в одном случае не действовали противоречия направлений, которые способны стимулировать развитие, или споры, в которых может рождаться истина. Каждый политический перелом означал не победу одной из сторон конфронтации, а смену «игрового поля» и действующих фигур. Поэтому внимание политических игроков и общественного мнения приковывали сам факт или возможность перехода (смены «поля»), а не противостояние каких бы то ни было альтернативных вариантов. (Если воспользоваться ресурсом братского языка, можно сказать, что работала формула «хоч гiрше, та iнше» – с лукавой надеждой на то, что в свое время перемены войдут в желаемое русло.)

Нынешний политический период («второй путинский»), судя по многочисленным заявлениям его действующих лиц, а также по реально преобладающему политическому стилю, простейшим образом устранил корни всякого разномыслия и разнодействия на всех уровнях государственного устройства. Представляется, однако, что внутренние пороки и слабости предшествующих режимов не ликвидированы, а скорее собраны воедино.

Правомерно допустить, что некоторые компоненты описанного механизма «альтернативной» смены времен сохранят свое действие при назревающем политическом переходе. Вся политрекламная подготовка к решению «проблемы-2008» явно направлена сейчас на то, чтобы обеспечить простое продолжение курса, стиля и команды сегодняшнего образца. Более вероятно все же, что следующий период – вне зависимости от того, какими бы лицами он ни был бы представлен на разных ступенях властной иерархии, – вскоре станет не столько продолжением, сколько отрицанием существующего, попыткой (успешной или нет – другое дело) преодолеть сложившиеся кризисы и переоценить нынешние средства и стиль политических акций.

С большой долей уверенности можно полагать, что на очередном повороте утратят смысл многие факторы и приемы, характерные для переходных моментов прошлого.

Прежде всего это касается надежд на героя-спасителя с диктаторскими замашками, способного избавить общество от самоорганизации и ответственности. И, конечно, на героя, выходящего «из тумана», с неопределенными устремлениями, в котором каждый может усмотреть воплощение собственных иллюзий.