Американская фантастика. Том 11 - Пол Андерсон

Сейчас как раз наступила передышка от всех этих войн. Киликия сдалась без борьбы, видя, что на всех завоеванных землях персы издают невиданно гуманные законы и проявляют терпимость к местным обычаям. Кир поручил восточные походы своим сатрапам и занялся объединением созданной империи. Войны с Вавилоном теперь не будет до 539 года; только тогда империя присоединит к своим владениям и Месопотамию. А затем опять наступит долгое время мира, пока не наберут силы дикие племена за Аральским морем и царь Кир не отправится воевать с ними, навстречу своей гибели.

Мэнс Эверард въезжал в Пасаргады, как в страну надежды, хотя, пожалуй, нет такой исторической эпохи, которая давала бы основание для столь пышной метафоры.

Эверард проезжал мимо полей, где крестьяне серпами жали хлеб и грузили снопы на скрипучие некрашеные повозки, запряженные быками. Пыль, поднимавшаяся от стерни, слепила жнецам глаза. Дети в лохмотьях, стоявшие у землянок без окон, провожали его глазами. На дороге метался цыпленок, вспугнутый царским вестником. Всадник проскакал мимо, оставив мертвую птицу валяться в пыли…

Мимо проехал конный отряд. Воины были одеты весьма живописно: мешковатые штаны, латы, остроконечные шлемы, у некоторых украшенные перьями, и яркие полосатые плащи, правда покрытые пылью и пропитанные потом. Всадники отпускали грубые шутки.

За высокими каменными стенами в окружении пышных садов виднелись большие дома знати, однако немногие были в состоянии содержать подобные поместья. Пасаргады — город, в который въехал Эверард, — был настоящим восточным городом с кривыми грязными улочками, вдоль которых тянулись безликие хибары. Его заполняла голытьба в грязных головных уборах и жалкой одежде; купцы на базаре зазывали покупателей; нищие выставляли напоказ свои язвы; торговцы вели караваны облезлых верблюдов и тяжело нагруженных ослов; голодные собаки рылись в отбросах. Из кабачков доносилась музыка, скорее похожая на мяуканье кошки, попавшей в стиральную машину; то тут то там воины размахивали оружием и изрыгали проклятия… Откуда взялась эта ходячая легенда о загадочном Востоке?

— Подайте милостыню, господин! Подайте, и да осветит вас улыбка Митры!..

— Взгляни, господин! Клянусь бородой своего отца, ни у кого еще не было такой чудесной уздечки! Тебе повезло, господин, возьми уздечку всего за…

— Сюда, господин, сюда. Самый прекрасный караван-сарай во всей Персии, нет, во всем мире! Всего четыре дома отсюда! Мои подушки набиты лебяжьим пухом, мой отец сам подает божественное вино, моя мать готовит плов, слава о котором идет во все концы и три мои сестры — это дивные луны восторга, всего за…

Эверард не обращал никакого внимания на бегущих рядом с его конем мальчишек. Один из них схватил его за лодыжку — он выругался и отпихнул мальчишку ногой. Тот не обиделся, только ухмыльнулся. Эверарду не хотелось останавливаться в караван-сарае: хотя персы и тщательнее следили за чистотой, чем многие другие народы того времени, насекомых хватало и у них.

Он попытался побороть в себе внезапно возникшее чувство беспомощности. Обычно патрульные как-то страховали себя, брали в незнакомую эпоху станнер тридцатого века и крошечный радиоприемник, с помощью которого в любой момент можно было вызвать спрятанный скуттер. Но не сейчас, когда его могли подвергнуть обыску, да и прятать всю эту технику, было некуда. Эверард был в греческой одежде: туника, сандалии и длинный шерстяной плащ, меч на боку, шлем и щит на луке седла — только вооружение было из нержавеющей стали. Он не мог обратиться в местное отделение, если бы попал в беду: никаких отделений здесь не было. Эта относительно бедная переходная эпоха не способствовала межвременным торговым операциям. Ближайший патрульный пост находился в управлении ареала в Персеполе, на поколение позже.

Улицы, по которым проезжал Эверард, становились шире, дома — роскошнее, торговцы встречались все реже. Наконец, он подъехал к площади, по углам которой стояли четыре больших дворца. За окружавшими их стенами виднелись причудливо подрезанные деревья. У стен на корточках сидели стражники: стойка «смирно» в те времена еще не была известна. Но, когда Эверард приблизился, стражники натянули стрелы на тетиве. Он мог просто пересечь площадь, но остановился и обратился к человеку, выглядевшему старшим по команде:

— Да светит над тобой яркое солнце, о уважаемый.

Слова персидского языка, который он выучил всего за один час под гипноизлучателем, легко слетали с его губ.

— Я ищу гостеприимства какого-нибудь великого человека, который склонил бы свой слух к удивительным рассказам о моих путешествиях.

— Пусть и твои дни будут долгими, — ответил стражник.

Эверард вспомнил, что он не должен предлагать денег: соплеменники Кира были гордыми людьми, храбрыми охотниками, пастухами и воинами. Все они говорили с той полной достоинства вежливостью, которая отличала этот народ на протяжении многих веков.

— Я служу Крезу Лидийскому, слуге великого царя. Он не откажет в крыше над головой…

— Меандру из Афин, — подхватил Эверард.

Греческое происхождение объясняло его крепкое сложение, светлую кожу и короткую стрижку. Правда, ему все же пришлось прилепить вандейковскую бородку. Геродот не был первым греком, совершившим кругосветное путешествие, поэтому не следовало утрировать афинскую внешность. В то же время за полстолетия до Марафона европейцы, все еще были здесь в достаточной мере в диковинку и вызывали интерес.

Позвали раба, который отправился к управляющему, тот послал другого раба, который провёл чужеземца через ворота. Сад за стенами утопал в зелени, и от него веяло прохладой, как и предполагал Эверард. Нечего было и опасаться, что здесь у него могут что-нибудь украсть; вино и еда должны были быть отменными, а сам Крез, несомненно, заинтересуется гостем. «Все будет хорошо, вот увидишь», — сказал Эверард самому себе, принял горячую ванну, умастил себя благовониями и надел чистую одежду. Блюда с пищей и вино были принесены в его по-спартански убранную комнату, где стоял низкий широкий диван и из окон открывался красивый вид. Ему не хватало только сигары. Разумеется, из вещей, вообще для него доступных…

Конечно, если бы Кейт и в самом деле погиб…

— Черти в аду и грешники на сковородке! — прошептал Эверард. — Не смей об этом даже думать, слышишь?

4

После захода солнца стало прохладно. С большими церемониями были зажжены светильники, раздуты жаровни — огонь считался священным. Раб, распростершийся перед ним, провозгласил, что обед подан. Эверард последовал за рабом через длинный зал, стены которого были украшены фресками с изображением Солнца и великого Митры. Мимо двух склонившихся стражников он прошел в небольшую ярко освещенную комнату, окутанную ароматом благовоний и устланную коврами. У стола, согласно греческим обычаям, было два ложа, но вопреки этим обычаям блюда подавались только на золоте и серебре; рабы бесшумно сновали взад-вперед, разнося пищу, и откуда-то доносилась негромкая, похожая на китайскую музыка.