Записки научного работника - Аркадий Самуилович Дыкман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, вы занимались бесперспективной тематикой, которая, как вы уверены, практически исчерпала себя? Правильно! За неуспех этой тематики вы несли ответственность? Несли? Чудесно! У вас ее отобрали, ответственность за катализаторную тематику взял на себя ваш шеф и бывший любимый друг — товарищ Баталин. Так отдайте ему счастливую возможность карабкаться на свою научную Голгофу. Вы помните, что на втором году Первой мировой войны Николай Второй забрал руководство армией у своего дяди, Николая Николаевича, и взял всю полноту ответственности за результат сражений на себя? Напомнить, чем это кончилось для монарха? Надеюсь, вы не хотите такой же судьбы для себя? Не хотите? Вы предупреждали Олега Ефимовича о бесперспективности выбранного им пути? Ваша совесть чиста? Так дайте ему возможность поруководить заведомо проигрышным делом. И кстати, можете поставить ему еще бутылку — за то, что с завтрашнего дня он освободил от обязанности заниматься этим делом вас. Так что я считаю, что вы только в выигрыше от создавшейся ситуации. Согласен, он поступил с вами по-хамски. Но учтите, что вы перечислили ему предоплату, наплевав на его указание выбрать профоргом того, кого он хотел. Зная ваш характер, я думаю, что, если бы кто-то из сотрудников вашей группы поступил с вами так, как вы поступили с собственным шефом, он недолго бы у вас работал.
Теперь о другом, не менее важном. У вас есть мысли заняться чем-нибудь, кроме изопрена? Есть — прекрасно, занимайтесь. Вы знаете, что еще нужно усовершенствовать в изопреновом процессе? В успехе уверены? Замечательно! Экономический эффект будет? Большой, как вы говорите? И поди можно идеи оформить в виде авторских свидетельств? И денежку какую-нибудь за них получить? Так что же вам еще надо, мой дорогой друг?!
Кроме того, Аркадий Самуилович, давайте обсудим еще один вопрос. Я уверен, что на завтра у вас уже подготовлено заявление об уходе или переводе в другую лабораторию. Если после всего, что я вам сказал, вы его все-таки подадите, дело ваше. Но я взываю к вашему разуму. Оставим любовь или нелюбовь к Баталину за скобками. В настоящий момент вы — сотрудник лаборатории. Под ваше руководство была выделена большая группа сотрудников на выполнение определенных задач. В конце концов, на вас были потрачены институтские деньги. Поэтому в первую очередь вы должны отчитаться о проделанной работе, а потом, если захотите, конечно, начинайте бить посуду в лавке. Хотя что-то мне подсказывает, что вы договоритесь.
И в заключение, дорогой мой. Никогда не беритесь за заведомо проигрышные дела. А, как мне кажется, попытка создать новый катализатор — именно такое дело. Ну ладно, отдыхайте после командировки и благоразумия вам завтра. Чао!
Повесив трубку, я надолго задумался. Конечно, Ефим Борисович был прав. Зачем заниматься делом, в котором успех практически невозможен? Но уж больно неприятно было смотреть на Баталина после всей этой истории. Очень хотелось отплатить ему за все его поступки, которые он совершил, пока я зарабатывал для него и лаборатории деньги. (Справедливости ради, и для себя тоже.)
Кроме прочего, меня мучил еще один вопрос. Я знал, что у Баталина есть грех. По сегодняшним временам, просто смешной, а тогда это могло принести ему очень большие неприятности. Я сразу хочу подчеркнуть, что грех этот образовался у него, скорее, не сознательно, а из-за безалаберности.
В момент наибольшего накала страстей мне казалось, что я готов предать грех шефа гласности. Но даже нескольких часов размышлений мне хватило, чтобы понять: я не смогу это сделать. Ведь, как бы ни сложились наши будущие отношения, я хотел иметь возможность прямо смотреть Баталину в глаза, и это для меня дорогого стоило. Другая причина, которая делала для меня невозможным путь мести, заключалась в том, что в 1982 году организация, в которую нужно было обращаться за справедливостью, в глазах нормального человека не обладала и микроскопическим авторитетом.
Как-то в середине восьмидесятых я ехал ночью из Москвы в Ленинград с завлабом нашего института. Спать не хотелось, кроме того, у нас «с собой было», поэтому мы хорошо беседовали в спальном вагоне за неплохо сервированным столиком. В нашем институте на достаточно высокой должности работала жена этого человека — умная и очень красивая женщина. Я знал, что пару лет тому назад они развелись, так как жена, неожиданно вернувшись домой из командировки, уличила мужа в супружеской неверности. Знал, что на следующее утро после возвращения домой жена пошла жаловаться на мужа секретарю парторганизации института.
Неожиданно мой собеседник сам начал рассказывать мне эту историю. Оказывается, через неделю жена предложила мужу вернуть все на круги своя, но он отказался. Я искренне удивился: почему? Он ответил:
— Понимаете, Аркадий Самуилович, если бы жена в тот момент, когда я причинил ей боль, ошпарила меня кипятком или ударила молотком по голове, я бы ее понял и чувствовал себя виновным. Но она пошла искать справедливости у людей, которых мы никогда не уважали и над которыми потешались. После этого стало понятно, что мы больше не сможем быть вместе.
Так же, как и этот завлаб, я достаточно скептически относился и к самой организации, и к людям ее возглавлявшим. Поэтому очень рад, что не пошел к парторгу нашего института, чтобы сделать больно начальнику-самодуру. Я благодарен судьбе, что сидящего в каждом человеке маленького дракончика мне удалось обуздать и не унизить себя доносительством. Если бы я все-таки сделал этот шаг, то постоянно с ужасом ожидал бы от своих друзей и учеников вопроса:
— Аркадий Самуилович, как же вы донесли на своего шефа? Значит, вы доносчик?
И мне было бы нечего ответить. Поэтому я хочу дать прекрасный совет всем моим читателям: как бы вам ни хотелось отомстить, не опускайтесь до доносительства — самим потом легче будет.
Мой тогдашний разговор с Баталиным был достаточно трудным и длился практически целый день. Он пошел на уступки, но катализаторную тематику и установки для их испытания не вернул. Если бы накануне не было беседы с Ефимом Борисовичем, то, наверное, на этом наше примирение и закончилось бы не начавшись. Но во время разговора с шефом я вспоминал совет друга: мысленно
