Счастье всем, но не сразу: сверхпопулярная типология личности - Елена Александровна Чечёткина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
4. Дистанцирование
Это заблуждение, что шизоидные личности (я говорю НЕ о расстройстве!) холодны, что они избегают всяких привязанностей, будучи вполне удовлетворены своим внутренним миром, куда никого не хотят пускать. Что касается привязанности, то “они страстно [! – ЕЧ] жаждут близости, хотя и ощущают постоянную угрозу поглощения другим. Они ищут дистанции, чтобы сохранить свою безопасность и независимость, но при этом страдают от удалённости и одиночества… Роббинс (Robbins, 1988) суммирует эту дилемму в таком сообщении: «Подойди ближе – я одинок, но оставайся в стороне – я боюсь внедрения” [3, c.251]. Напоминает миниатюру Жванецкого «О, вопль человека всех времён: Не нарушайте моего одиночества! – и – Не оставляйте меня одного!» Но если у не-шизоида поиск индивидуальной дистанции – лишь одна из проблем установления объектных отношений (общения), то для шизоида это – центральная проблема.
А что касается «дня открытых дверей» во внутренний мир, то шизоидам это мероприятие обычно не удается. Мир их настолько своеобразен и разнообразен – от буйно цветущего фантастического (шизоид с богатым и реализованным потенциалом) до выжженной пустыни (но это уже при болезни), что у нешизоидного человека вызывает обычно испуг и раздражение, и соответствующую реакцию отторжения и насмешки, крайне болезненную для шизоида. Столкнувшись уже в детстве с уничижающим вторжением, он предпочитает вообще не открываться – и переносит эту защиту во взрослую жизнь. Лишь иногда, в выдающихся произведениях искусства, дверь открывается для всех. В ряду таких произведений – «Путешествия Гулливера».
Первые два путешествия – прекрасная иллюстрация проблемы дистанцирования, исследованная с двух полюсов: максимальной удалённости (страна маленьких человечков, Лилипутия) и минимальной удалённости (страна великанов, Бробдингнег). В Лилипутии Гулливер чувствует себя наиболее комфортно. “Должен признаться, что мне никогда не случалось видеть такого забавного и интересного пейзажа. Вся окружающая местность представлялась сплошным садом… Налево лежал город, имевший вид театральной декорации” [23]. Такое переживание окружающего мира типично: “Многие наблюдатели описывают бесстрастное, ироничное и слегка презрительное отношение многих шизоидных людей к окружающим (…). Эта тенденция к изолирующему превосходству может иметь происхождение в отражении приближения сверхконтролирующего и сверхвторгающегося Другого…” [3, c.254].
Несмотря на превосходство в росте и силе, Гулливер совсем не агрессивен, хотя читателя не оставляет чувство, что лилипуты представляются ему не столько людьми, из плоти и крови, сколько заводными игрушками; а также соображение, что движет им не столько любовь к ближнему (с точки зрения нормальной перспективы лилипуты отвечают людям на значительном расстоянии от наблюдателя, так что «ближними» их и не назовешь), сколько желание получить свободу (Гулливер вначале скован маленькими хитроумными созданиями) и сохранить ее. “Я сгрёб их всех в правую руку, пятерых положил в карман камзола, а шестого взял и поднёс ко рту, делая вид что хочу съесть его живьём [инверсия страха поглощения – если у Вас есть под рукой книга с классическими иллюстрациями Гранвиля, то посмотрите на рисунок из второго путешествия, где младенец-гигант пытается съесть живьем самого Гулливера – ЕЧ]. …Ласково глядя на моего пленника, я разрезал его веревки и осторожно поставил на землю; он мигом убежал… Мой поступок с обидчиками произвел очень выгодное для меня впечатление при дворе” [23].
Похоже, что именно на лилипутском полюсе максимального удаления шизоид обычно контактирует со своими близкими: “Члены их семей и друзья часто считают этих людей необыкновенно мягкими, спокойными… Эта мягкость находится в очаровательном противоречии с их любовью к фильмам ужасов, книжкам о настоящих преступлениях и апокалиптическими видениями о разрушении мира” [3, с.248].
И всё же нет идиллии в Лилипутии! Великан-Гулливер остается «чужим», остается бременем для народного хозяйства (жрет-то сколько!) и потенциальной угрозой (а вдруг переметнется к императору Блефуску?). Один из вращающихся при дворе приятелей-лилипутов предупредил Гулливера о готовящихся превентивных мерах – плане ослепить его. Лилипутский вельможа подчеркивал при этом гуманность императора Лилипутии, не разрешившего просто отравить Человека-Гору (впрочем, высказывались предположения, что разложение такого огромного трупа может вызвать эпидемию в империи), и утешал его так: “Следует иметь в виду, что потеря глаз не нанесет никакого ущерба вашей физической силе… что вам достаточно будет смотреть на всё глазами министров, раз этим довольствуются даже величайшие монархи”. Но Гулливер не желает смотреть чужими глазами! Он перебирается в Блефуску, а оттуда на выброшенной морем шлюпке (не та ли это шлюпка, на которой спасался Гулливер с тонущего у берегов Лилипутии корабля?) – в Англию.
И снова выход в море, и снова крушение – Гулливер попадает к великанам, на полюс максимального сближения. Резко возрастает опасность ПОГЛОЩЕНИЯ:
“Наблюдения подтверждают, что человеческая жестокость и грубость увеличиваются в соответствии с ростом. Чего я мог ожидать от этих исполинских варваров? Первый же, кто поймает меня наверное тут же сожрет меня” [23]. Действительно, Гулливера чуть не сожрал младенец, а в остальном обошлось.
В отличие от лилипутов, великаны, несомненно, живые, отвратительно реальные. “Вся кожа была испещрена какими-то буграми, рытвинами, пятнами и огромными волосами, А между тем издали она показалась мне довольно миловидной… Я говорю всё это только для того, чтобы читатель не подумал, что великаны, к которым я попал, очень безобразны. Напротив, это очень красивая раса” [23]. То есть дело лишь в том, что великаны слишком близко относительно наблюдателя-Гулливера. Близость и притягивает Гулливера – и отталкивает его. Но найден компромисс – девочка Глюмдальклич (нянюшка, так назвал ее на местном наречии Гулливер), маленькая даже для своих 9 лет. “Этой девочке я обязан тем, что остался цел и невредим”. Нежная, скромная и сообразительная, девочка символизирует мечту каждого шизоида об оптимальной близости, дающей чувство тепла, понимания (пусть и неполного) и защищённости (пусть и не тотальной). Это непросто для партнёра, но окупается искренней благодарностью и преданностью.
Но партнёра, нарушающего дистанцию (пусть и с
