Опасайтесь лысых и усатых - Юрий Коваль

Впереди, за березой, — капитан, сзади, на корме, — я. При желании мы могли покачаться как на качелях, но плыть назад или вперед никак не могли.

— Сели, что ль? — достаточно хладнокровно спросил капитан.

Напряженно вглядываясь в дно лодки, я искал пробоин. Мне казалось, что острый сук впился в платье нашей общей теперь с капитаном невесты, вот-вот разорвет его и мы не то что утонем, а повиснем посреди макарки полумокрые, полузатонувшие.

— Сидим, — ответил я, — пробоин не видно. Надо бы снова утопить березу, тогда прошмыгнем.

— Твоя очередь утопливать, — справедливо указал капитан.

Кое-как приподнявшись, я шагнул из лодки в воздух, стараясь наступить на березу. Она уклонялась от моей ноги, увертывалась. Нога летала в воздухе над водой, замах ее пропадал, она уже не знала, что делать. Вернуться в лодку нога не могла, для этого надо было от чего-то оттолкнуться. Ударом весла капитан подвинул ко мне березу, и нога в отчаянии рухнула на нее.

Береза сразу затонула, и я сделался человеком набекрень. Правая нога уходила в воду, левая подымалась вверх и уплывала вперед с «Одуванчиком».

Схватив себя за колено, я выволок ногу из воды и свалился в лодку. Береза не успела всплыть, как «Одуванчик» шмыгнул вперед, проскочил, и теперь уж никакого пути назад не было. Всплывшая береза покачивалась за кормой. Я оттолкнулся от нее веслом, направляя лодку вперед.

— Запахло чарусенышем, — сказал капитан. В воздухе и вправду почувствовался резкий, едкий запах. Утопленная береза потревожила дно макарки. Со дна всплывали пузыри болотного газа.

— Это не чарусеныш, — сказал я, — это пузыри со дна. Поехали.

— А по-моему, чарусеныш, — настаивал капитан.

Он тормозил лодку. Из-за плеча капитана я старался разглядеть, что там, впереди, но признаков чарусеныша не замечал.

— Надо кинуть щепку, — сказал капитан, — засосет или нет? Дай мне какую-нибудь щепку.

— Откуда я возьму щепку? — раздраженно ответил я.

— Отломи от березы.

Подав лодку назад, я изогнулся, отломил от березы черный сучок, отдал капитану. Капитан бросил его в воду перед собой, и давно прогнивший сучок немедленно затонул.

— Засосал, холера, — сказал капитан. — Видно, здорово проголодался.

Я не стал больше слушать капитана, сильно оттолкнулся веслом от березы.

Легко и свободно пересекла лодка подозрительное пространство.

Петляя в болоте, макарка повела нас дальше. Она то расширялась, и тогда приходилось веслаться, то сужалась резко, и мы двигались вперед, цепляясь за травы.

Скоро мы увидели новую преграду, которая перегораживала нам путь. Это была уже не береза, а какой-то еловый крокодил, затопить которого не удалось.

Рядом с крокодилом торчали из воды какие-то колья.

— Попробую его поднять, — сказал капитан. — Может, удастся подпереть его колышком.

Балансируя веслом, капитан наступил на высокую болотную кочку, которая сразу закашляла под его сапогом. В болотных сапогах-броднях на кашляющих и хрипящих болотных кочках капитан-фотограф стоял как болотный памятник Великому покорителю бревен. Над головой его носились утиные стаи.

Приподняв елового крокодила, капитан подпер его колышком, и получилось что-то вроде медвежьей ловушки. Сибирские охотники, которые хотят завалить медведя, подвешивают иногда над тропой бревно. В нужный момент бревно это и падает медведю на голову. Съежившись, проплыли мы через ловушку и сразу увидели новое, совсем уже неприятное бревно. Оно чуть высовывалось из воды, и видно было, что та часть, которая оставалась под водой, совершенно непроходима.

— Придется рубить его топором, — сказал капитан. Он потыкал бревно веслом.

— Его и не сдвинуть, — сказал он, и тут бревно само по себе шевельнулось, лениво высунуло из воды хвост, грянуло хвостом по поверхности и уплыло, возмутив воду в макарке.

С полминуты сидели мы в лодке, охолодев. Руки не хотели двигаться, а голова соображать. Но даже и при всем желании голова моя сообразить ничего, пожалуй, не могла.

— Кошмар! — сообразила наконец голова капитана. — Слушай, а бывают на свете пресноводные киты?

Я промолчал. Голова капитана работала великолепно, и я не хотел ей мешать.

— А может, Папашка? — продолжала работать чудесная голова. — Как думаешь, он уплыл или под воду спрятался?

Я невольно огляделся — нельзя ли в случае чего выбраться на берег? Но берега не было — крутые и круглые болотные кочки, трясина и вода меж кочками. Надеяться мы могли только на «Одуванчик», на его выносливость и быстроту. Открытая протока была перед нами, и я стал быстро грести, уходя поскорей от опасного места. Черт знает, в кого ткнул веслом капитан — в ожившее ли бревно, в древнейшую ли огромную щуку или впрямь разбудил Папашку?

Не останавливаясь, плыли мы вперед. Макарка то сужалась, то расширялась.

Иногда вдруг вплывали мы в болотистое блюдо, утыканное кочками, и плавали меж кочек, отыскивая продолжение макарки. Капитан то и дело вскрикивал:

— Пахнет чарусенышем! Право руля!

В некоторых местах завалена была макарка гнилыми травами и сучьями, и мы подолгу разбирали завал, веслами расчищали дорогу. Иной раз, чтоб протиснуть лодку вперед, капитан с дьявольским скрежетом ломал и выдирал болотные кочки.

Вдруг внезапно, совсем неожиданно макарка кончилась. Перед нами была трава, только трава — таволга, вех, молочай — и никакой макарки.

Вот и все, — сказал капитан, — конец плаванью. Он встал, пошевелил веслом траву перед носом лодки. — Ни черта не видно, — сказал он, — никакой макарки. Дебри болотных трав.

Глава Х. ПАПАШКА С БАГРОВОГО ОЗЕРА

— Подай-ка лодку чуть правей, — сказал капитан.

Я подал правей.

— Теперь подай левей.

Я подал левей.

Капитан встал ногами на сиденье и стал шарить веслом в траве.

— Дебри, — бормотал он, — дебри.

Толстенные, куда выше капитанского роста стебли вырастали из густой торфяной воды. Белые зонты и желтые цветочки перепутывались с какими-то зелеными пузырями, полными, казалось, сока и яда.

— Ничего не поделаешь, — сказал капитан, — надо продираться.

— Куда продираться?

— Туда, — и капитан махнул веслом в неопределенную сторону.

— Как продираться? И почему — туда?

— Я чувствую — Багровое озеро там.

— Макарка течет прямо — значит, и озеро прямо по носу.

— А по-моему, она сворачивает в эту сторону. Чувствую.

— Ну знаешь. Я твоему чувству пока не доверяю. Надо вернуться к Коровьему мосту. Вскипятим чайку и подумаем, что делать дальше.

— Ничего не выйдет, — сказал капитан и внимательно уставился мне в глаза. — Назад пути нет.

— Ерунда, — сказал я. — Бревно снова приподымем, а другое затопим.

— Дело не в бревне. Дело в том, что я не из тех людей, которые возвращаются. Понял?

— Из каких же ты, интересно, людей?

— Из тех, других. Которые только вперед идут.

Капитан смотрел на меня пристально и целеустремленно. На лице его было написано, что он из тех, кто вперед идет, а я из тех, кто возвращается.

— Ладно, ладно, — сказал я. — Я тоже не из тех, кто возвращается. Выдирай траву.

Ударом весла капитан вогнал нос лодки в заросли и принялся немедленно выдирать траву. Лохматые и мокрые корни рогоза, чудовищные, похожие на золотых гусениц корни аира выволакивал капитан из трясины и разбрасывал в стороны. Постепенно втащили мы лодку в неизвестное пространство, и дебри болотных трав сомкнулись за нами.

— Вперед! — кряхтел капитан. — Назад хода нет!

Капитан выдрал огромный зонтичный куст, стряхнул на меня синих стрекоз и золотых жучков — и перед нами вдруг открылась свободная вода. Небольшое, совсем круглое, лежало Багровое озеро среди болотных трав. Зыбкие берега охватили его, стянули петлей. Далеко, очень далеко отсюда начинался настоящий берег, лесной, земляной.

— Не видно признаков багровости, — прошептал для чего-то капитан.

Вода в Багровом озере была черна, так черна, что почти не отражала неба.

Только ближе к середине двигались на поверхности небесные облака, а по краям у берегов окружала озеро кайма траурной воды.

— Вот оно — озеро, — сказал капитан. — Сейчас будем рыбу ловить.

Воткнув весла в илистое дно, мы привязали к ним «Одуванчик».

Плюнув на червя, капитан забросил удочку.

— Здешняя рыба, наверно, и в глаза червяка не видала, — сказал он, — надо ее как-то приманить.

Он высыпал в воду горсть геркулеса.

— Мелочь любит геркулес, — пояснил он, — вначале придет мелочь, а за нею — крупная рыба. Хотя здешняя мелочь и геркулеса-то в глаза не видала.

Неожиданно явилось солнце. Пробившись сквозь облака, оно осветило озеро, и тут я понял, как бездонно оно. Лучи совсем не проникали в темные воды. Озеро отталкивало их, не открывало солнцу своей глубины.