Опасность предельного уровня - Сергей Самаров

Сохно сделал резонный вывод: если боевики закрываются изнутри, следовательно, они не желают, чтобы их беспокоили. И он справедливо решил помочь им. Подойдя к двери, поднял с полу кусок арматуры, вставил его в скобу и заблокировал дверь снаружи. Теперь ее можно только гранатой взорвать. Но, если боевики решатся на такое, им просто некуда будет от осколков спрятаться, и взрыв совсем не поможет им покинуть комнату, когда захочется. Удовлетворенный своими действиями и бескровным захватом пленников, Сохно решил все же завершить дело и осмотреть дом полностью. И начать решил с чердака, поскольку передвигаться сверху вниз всегда легче, чем карабкаться снизу вверх. Чердак ничем особым Сохно не поразил, но вот вид из небольшого чердачного слухового окна обрадовал. А еще больше обрадовало увиденное...

Сверху прекрасно просматривался весь соседний двор, принадлежащий капитану милиции Ахмату Хамкоеву, и даже симпатичная кавказская овчарка, уже не бегающая около калитки, а сидящая около ворот, привязанная к дереву. Но самое интересное, что увидел Сохно, это не собака, а люди. На террасе, примыкающей к одному из крыльев дома, стояли трое – очень высокий человек с тонкой талией, в черном головном платке, с вещевым мешком за плечом, словно он собрался в дорогу. Рядом с ним человек, наверное, среднего роста и не богатырского телосложения, но выглядящий рядом с первым маленьким. Издали рассмотреть было трудно, но внешне этот человек ничем не привлекал внимания, кроме, разве что, русых волос, редких у чеченцев. У этого в руках был «дипломат», почему-то показавшийся подполковнику знакомым. Рядом с ними стояла женщина. Разговаривали и, явно, прощались. Вернее, высокий прощался с женщиной. Он даже слегка приобнял ее и прижал одной рукой к груди.

С улицы раздался сигнал автомобиля. Высокий первым шагнул с крыльца. Но из двора первым вышел русоволосый человек. Сохно не было видно, что он там делал и чего ждал, но догадаться было нетрудно – осматривался, чтобы не было лишних свидетелей. И только по команде из-за ворот высокий вышел за калитку. Машина уехала сразу же. По крыше, которая мелькала среди деревьев, подполковник определил, что это «уазик».

– Придется догонять, – вздохнул Сохно, провожая машину взглядом и наблюдая, как она поворачивает за угол.

Он достал трубку мобильника, чтобы позвонить полковник Согрину и сообщить, что Джабраил Алхазуров только что покинул дом Ахмата Хамкоева и уехал на «уазике», но хотелось бы увидеть направление, в котором машина поехала. Слуховое окно такой возможности подполковнику не предоставило, из окон второго этажа увидеть что-то было бы невозможно, и потому Сохно рискнул выбраться на не слишком удобную для бега по ней оцинкованную крышу. Цепляться за ребра фальцовки оцинкованных листов было трудно, потому что жестянщики здесь трудились ответственные и ребра зафальцевали плотно. Тем не менее Сохно торопливо добрался до конька крыши, выглянул оттуда и тут же пригнулся, потому что «уазик», объехав квартал, приближался к бывшему дому Джабраила Алхазурова.

Держаться на крыше было трудно, а стрелять отсюда, если вдруг придется, будет еще труднее, понял Сохно. Вернее, стрелять-то можно, но при стрельбе сам остаешься неприкрытой мишенью, а это не всем приятно. По крайней мере, Сохно это не нравилось. Хорошо хоть, сидел он не со стороны фасада, иначе из машины его увидели бы сразу. А так соседний высокий тополь даже позволял сквозь листву выглядывать через конек и держать обстановку под контролем.

Машина только притормозила у провала в стене, и из нее выскочил русоволосый человек с «дипломатом». Огляделся и сразу устремился в дом. Машина поехала дальше.

Сохно, рискуя быть услышанным русоволосым человеком, стал быстро набирать номер спутникового телефона полковника Согрина. Полковник ответил сразу.

– Джабраил только что отъехал от своего дома в сторону выезда из города... – начал без предисловия, но все же шепотом. – Серый «уазик», номер не вижу...

И замолчал, потому что услышал шум под собой. Русоволосый человек забирался на чердак. Что ему может там понадобиться, кроме беседы с неизвестным человеком на крыше? Кто-то в доме Хамкоева увидел Сохно и позвонил?

Не закончив разговор, Сохно убрал трубку, крепче перехватился, чтобы держаться одной рукой, и приготовил пистолет, чтобы стрелять в того, кто начнет высовываться из слухового окна, сразу сквозь крышу. У «АПС»[10] подполковника мощный патрон и крышу пробьет без проблем. И даже предохранитель опустил сразу в положение автоматического огня, чтобы дать короткую очередь.

Но из слухового окна никто не выглядывал. Послышались осторожные шаги, что-то чуть слышно стукнуло под самым окном, и через несколько секунд шаги стали приближаться к люку в потолке. Опять заскрипела лестница. Русоволосый человек что-то оставил на чердаке и ушел. А Сохно долго еще прислушивался, держа пистолет на изготовку. Потом убрал оружие, перехватился двумя руками и подтянулся к коньку. И как раз вовремя, чтобы увидеть, как русоволосый выбирается из пролома в заборе. «Дипломата» в руках у него не было. Только тут Сохно понял, что это за «дипломат» – штатная упаковка бесшумной снайперской винтовки «винторез». Непосвященному человеку такая упаковка кажется простым «дипломатом». И только тот, кто с «винторезом» встречается часто, определит, что это такое на самом деле. Сохно опять достал трубку мобильника...

2

Как всякий творческий человек, Джабраил считал, что наделен недюжинной интуицией. И интуиция его никогда, сколько он помнил, не подводила. Она начинала звучать в ушах не обычной и естественной плавной мелодией, а отдаленным барабанным боем, сопровождаемым тревожными басовитыми нотками поочередно каждой из низких октав. Это значило, что сгущаются вокруг тучи и приближается опасность. Приближение опасности он почувствовал еще вчера, и еще вчера решил, что пора ему уезжать из Гудермеса, где его слишком хорошо знают. И даже сообщил о своем решении Ахмату. А потом дал сигнал о подготовке к отъезду.

Кроме того, здесь появились кадыровцы, которые тоже способны сразу опознать Джабраила. Пусть он и не участвовал в убийстве старшего Кадырова, но он тогда был рядом с Басаевым. И это для Кадырова-сына решает все. Джабраил считается в числе его главных врагов, и на него объявлена охота. Кадыровцы опаснее и местных ментов, и комендантских войск...

Когда уходил на службу Ахмат, Джабраил не слышал. Он спал, не раздеваясь и не застелив диван. Более того, даже диван умышленно не разложил, чтобы чувствовать неудобство и проснуться по первому сигналу. Он проснулся от первого негромкого стука в дверь и привычно сунул руку в тапочку, куда клал на ночь пистолет. Другие его под подушку прячут. И, если что-то случается, если кто-то в комнату сумеет войти, в первую очередь блокируют доступ к подушке. А в тапочке искать оружие никто не догадается. И не видно его, потому что пистолет в нижней тапочке прикрывается сверху второй. Джабраил всегда имеет возможность наклониться, якобы желая тапочки надеть, и пистолет окажется у него в руке. Об этой привычке Джабраила никто не знал, и он тщательно берег собственное ноу-хау, считая, что после разглашения эта мера может не сработать.

– Кто там?

– Джабраил, приехал Завгат, – негромко сообщила жена Ахмата своим грудным, глубоким голосом.

– Пусть пока подождет в машине. Еще должен Урусхан подойти, этот пусть сразу ко мне проходит...

– Хорошо, – ответила обычно молчаливая женщина, так не похожая ни внешне, ни характером на свою сводную сестру, и только голос ее напоминал Джабраилу голос жены, и оттого ностальгически волновал. В комнату она так и не вошла, и сразу удалилась на свою половину дома, чтобы не мешать гостю умываться и собираться. Должно быть, Ахмат уже предупредил ее, что гость покидает гостеприимный тихий дом после такой шумной ночи, когда она даже не вышла из комнаты. Тоже, должно быть, Ахмат запретил.

Пока Джабраил умывался и брился – он в отличие от других боевиков не любил носить бороду даже в бытность свою в лесу, придерживаясь европейской традиции, – неслышимой тенью пришел Урусхан и уже дожидался в комнате Джабраила, скромно усевшись на краешек стула и положив руки на колени. Урусхан давно привык играть роль человека, который пребывает в не совсем здравом уме, и вел уже себя соответствующим образом. Его кроткий взгляд мог пронять самого сурового человека, а уж какое-то подозрение Урусхан вызывал в последнюю очередь.

«Дипломат», о котором Джабраил напомнил в своем телефонном звонке, аккуратно стоял под стулом, и Джабраил сразу заметил его. Урусхан вообще всегда славился аккуратностью в выполнении любого приказа, часто не свойственной большинству других людей. И даже эта его аккуратность, порой чуть-чуть излишняя, выглядела слегка неестественной, нездоровой. Иногда и сам Джабраил себя спрашивал, нормален Урусхан или в самом деле он человек не совсем в себе. Но пока все отклонения от нормы, что удалось заметить, шли только на пользу делу, и Джабраила это устраивало. Если же кто-то Урусхана напрямую спрашивал о здоровье, а такое тоже случалось в присутствии Джабраила, тот в ответ очень мягко улыбался и неуверенно плечами пожимал, оставляя каждому возможность оставаться при своем мнении.