Журнал «Вокруг Света» №04 за 1981 год - Вокруг Света

Каждого интересовало направление дрейфа льдины. Выяснили, что она, медленно вращаясь против часовой стрелки, двигалась с общим потоком льда на северо-запад со средней скоростью около семи километров в сутки.

Пурга наконец прекратилась, зато появилась новая забота: ветер испортил аэродром. Начались авральные работы по расчистке сугробов. За обедом Каминский с особым одобрением посматривал на едоков, собиравшихся после двадцатичасового рабочего дня на морозном воздухе. На третьи сутки ударных работ он сказал:

— Никогда не видел, чтобы люди так много ели! — Но тут же добавил: — Правда, и не видывал, чтобы так работали.

Научные исследования на льдине № 1 закончены, свертываем лагерь. Последней была снята метеорологическая станция, после того как я записал данные погоды последнего срока. Загудели моторы самолета. Пустынной и одинокой показалась теперь наша льдина. Мы сжились с ней, и на прощание, чего греха таить, невольно взгрустнулось.

...Тринадцатого апреля стартуем с Врангеля в район второй посадки на дрейфующие льды «белого пятна». Как и в первый полет, нас все время сносило на запад. Внизу простирался многолетний пак. Потом пошли огромные разводья, а лед носил следы свежего торошения. Затем холмистые поля тяжелого, сплошного льда, по мощности и возрасту превосходящие пак Северного полюса, Гренландского пролива и вообще всех высоких широт, где нам приходилось бывать раньше и потом. На этот раз мы около сорока минут кружились, отыскивая приемлемую площадку. Тяжелые, всторошенные и всхолмленные льды не годились для посадки даже учебного самолета. Наконец остановили выбор на старом разводье, затянутом ровным заснеженным льдом

— Выдержит? Не нырнем к Нептуну? — Пилоты вопросительно смотрят на меня.

— Судя по старым наддувам, толщина не менее ста пятидесяти сантиметров, а нам хватит и метра,— отвечаю я и сбрасываю вниз дымовые шашки.

Пилоты пристегиваются ремнями и по створу дыма идут на посадку. Самолет жестко прыгает по застругам затвердевшего снега и останавливается. Выскакиваем, осматриваем лыжи. Они выдержали. Торжественно поднимаем флаг Родины.

Льдина № 2 со всех сторон опоясана белыми заснеженными холмами, напоминающими барханы. Словно в долине, ярко освещенный солнцем, стоял наш оранжевый самолет. Быстро разбили лагерь, развернули радиостанцию, установили научные приборы — сказался опыт работы на первой льдине.

Утром, осматривая поле, обнаруживаю следы песца. Это поистине открытие. Ведь нам все время твердили, что здесь «полюс безжизненности». И вдруг песец! В результате дрейфа через несколько дней мы оказались поблизости района посадки Уилкинса-Эйельсена. Измерили глубину. Она оказалась равной 1856 метрам. Мы убедились, что американцы ошиблись.

Обнаруженный на первой льдине теплый слой океанской воды проводил и здесь. Сопоставляя эти факты с результатами исследований в других секторах Арктики, мы пришли к выводу, что атлантические воды, как гигантская «теплоцентраль», пронизывают весь Арктический бассейн.

Утром 16 апреля, после очередной вахты, я вполз в палатку, стоявшую под крылом самолета, и, раздевшись, забрался в спальный мешок. Маленькая оранжевая палатка с двойными шелковыми стенками и пневматическим полом вмещала только двух человек. Борукин уже спал, и пар от дыхания, вырываясь из щелей мешка, оседал инеем на низком потолке. Уснул мгновенно, но вдруг почувствовал резкий толчок. Снаружи что-то грохнуло. Борукин схватил меня за руку и предостерегающе зашептал:

— Тише, медведь!

— Где? Что ты болтаешь?

— Вон, смотри...

Я взглянул, и на полотнище, просвеченном солнечными лучами, увидел силуэт огромного медведя. Он то приближался, закрывая свет, то удалялся. За стенками палатки слышались крики и звон металла.

— Мое оружие в самолете. Что у тебя?

— Только нож,— тихо ответил я и, зажав в руке клинок, пополз к выходу. Расшнуровав рукавообразный выход, осторожно выглянул наружу: прямо передо мною блестели черные глаза зверя. Медведь настороженно, с любопытством смотрел на меня, с шумом втягивая воздух. Отшатнувшись, я решил разрезать полотнище палатки с противоположной стороны и добежать до самолета за карабином. Через разрезанную стенку я увидел картину, которая и сейчас стоит перед глазами. Черевичный, Шекуров и Дурманенко с горящими примусами, стуча ведрами, наступали развернутым фронтом на медведя. Зверь рычал и медленно пятился к самолету. В это время из люка машины показались ноги Каминского, который не знал о медведе и спускался к нему спиной. Зверь, привлеченный кухонными запахами малицы Каминского, бросился к нему. Каминский мгновенно очутился в кабине самолета, схватил винтовку, выпрыгнул на лед.

— Не стреляй, не стреляй! — закричал Черевичный, быстро щелкая «лейкой». Медведь сделал несколько прыжков и не спеша, я бы сказал, даже с достоинством побрел в торосы.

— Что за фантазия! — рассердился Каминский.— Вот и ушли отбивные.

— Убить нетрудно. Ты о другом подумай, кругом лютая пустыня и вдруг этакая могучая жизнь,— весело говорил Черевичный.

— К тому же сам хозяин Арктики нанес нам визит вежливости.

— Надо было убить немедленно,— настаивал гидролог.— Его желудок много бы рассказал нам о здешней фауне и флоре.

Не прошло и часа, как медведь снова появился в лагере, деловито обнюхивая все предметы, встречавшиеся по дороге. Настроен он был миролюбиво, и, посоветовавшись, мы решили «гостя» не убивать. Медведь развлекал нас в течение всех оставшихся дней жизни на льду. Он деловито копался в отбросах, с удовольствием поедал все, что ему бросали. Особенно любил сгущенное молоко, ловко вскрывал банку своими страшными клыками. Мы уже привыкли к нему, но оружие все носили с собой. Однажды я решил проследить, что же делает зверь, когда уходит от нас. И обнаружил его метрах в трехстах от самолета. Он лежал на высоком торосе и наблюдал за лагерем. Заметив человека, медведь положил голову на передние лапы и стал зорко следить за каждым моим движением. В течение нескольких минут мы изучали друг друга. В глазах медведя не было недоброжелательства, они светились вниманием и любопытством. Но вот от кухни лагеря потянул ветерок, медведь вскочил и, вежливо обойдя меня, зашагал к палаткам. Я пошел за ним. Зверь даже ни разу не оглянулся.

За годы работы в Арктике мы отлично изучили характер этих животных. Белый медведь нападает на человека, если голоден. В такие моменты он страшен и злобен. Но из любопытства он может близко подходить к человеку и, если в этот момент его напугать, может напасть. Но чаще уходит. При нападении никогда не поднимается на задние лапы, а прыгает как тигр. Наш медведь был упитан и, вероятно, никогда не встречал человека.

Разнообразный мир океанских глубин, следы песца, наконец, появление медведя неоспоримо доказывали, что вопреки предположению никакого «полюса безжизненности» в Центральном Арктическом бассейне не существует. Утром 17 апреля научные станции одна за другой заканчивали измерения. Самолет уже стоял с работающими моторами. Все были на местах. В этот момент из торосов вышел наш гость, вернее «хозяин», и деловито направился к самолету.

— Смотрите, пришел прощаться! — засмеялся Острекин.

Моторы взвыли, и напуганный медведь ринулся за ледяные холмы.

После обработки срочного материала льдины № 2 СССР-Н-169 вновь поднялся в небо. На этот раз мы должны были сесть в точке 80° северной широты и 190° восточной долготы, но, выйдя на заданную широту, встретили большие пространства открытой воды, что было полной неожиданностью. Погода же вскоре испортилась. Низкая облачность и густой снегопад прижимали нас к поверхности океана. Через час началось сильное обледенение. Машина тяжелела от нарастающего льда. Оборвало антенну. Завибрировал хвост, стекла штурманской залепило слоем матового льда. Куски льда, смываемые спиртом с лопастей винтов, с грохотом стучат по гофру фюзеляжа.

Черевичный кивает на высотомер. Он показывает всего 30 метров!

— Вот когда я не хочу открывать Землю Гарриса! — очень серьезно, без улыбки произносит он.

Да, в слепом полете, на малой высоте встреча с неизвестной землей грозила бы катастрофой.

На широте 83° 30" погода еще больше ухудшилась. Ученые безмятежно спят. Недаром летчики говорят: «Самые смелые пилоты — пассажиры».

Только через полтора часа мы вышли на хорошую погоду. Очевидно, пока мы метались в пурге и тумане, фронт циклона прошел. Объявляю, что внизу нужное нам пересечение широты и долготы. Как по заказу сквозь облачность прорывается солнце, и мы увидели среди вздыбленного льда большое ровное поле.

Посадка на третьей льдине оказалась сложной. От ударов о ледяные ропаки левая лыжа получила широкую трещину по всей массивной подошве. Шекуров, тщательно осмотрев ее, успокоил нас: