Высокое напряжение - Октем Эминов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молодая красивая хозяйка вертелась вокруг него, заглядывая то под руку, то в середину плиты, все хотела о чем-то спросить — Атабай это чувствовал, но ему не хотелось никаких просьб. Хозяйка наконец осмелилась:
— У меня к вам одна просьба…
— Мне только этого и нужно, уважаемая, — буркнул Атабай.
Молодая женщина кокетливо улыбнулась:
— Только не обманете?
— Вас что, все время обманывают? — Атабай собирал плиту, а мужчины не было слышно, и он не знал, что же ему сейчас предпринять. — Не доверяете мне, если так спрашиваете. Не умею я вести дела с женщинами. У вас, по-моему, есть в доме мужчина?
— Вах, если бы мужчины были деловыми, то женщины не мучились бы. Ужинает. Пойдемте тоже — за компанию…
Хаитбаев вымыл руки, но не сразу пошел за хозяйкой, медлил, надеялся, что муж все-таки выйдет сам. Всего-то нужна секундочка, чтобы посмотреть ему в лицо.
— Пусть он сам выйдет, хозяйка, а то неудобно, я в грязной одежде.
— Идемте, идемте!
Атабай сразу узнал его, хотя тот на него не смотрел, сидел над пиалой, уткнувшись в газету. Не поднимая глаз от листа, спросил:
— Сколько возьмешь, чтобы колонку поставить?
— Договоримся.
Хозяин, так и не глядя в лицо Атабаю, протянул ему руку, подвинул к нему чайник и пиалу:
— Пей чай, а я просмотрю газеты. За неделю накопилось, я быстро читаю, натренировался.
Он пробегал глазами четвертую страницу газеты, потом откладывал ее в стопку. На одной из газет задержался подольше. Атабай вытянул шею:
— Что-нибудь интересное?
— Если читать все подряд, мозги не выдержат. Телевизор, радио, телефон, кино, знакомые… Столько информации, и все это нас волнует, взвинчивает. Еще и газеты… Вот встречаешь знакомого, беседуешь с ним о делах, о том о сем. Скольких это нервов стоит! А сколько у меня знакомых? Тысяча! Со сколькими из них я встречаюсь каждый день? С десятками!.. Вот они-то, эти встречи, телевизоры, газеты и прочее, сокращают нашу жизнь. День за пять проходит. В нашем роду никто меньше чем до девяноста лет не доживал, а после того, как появились телевизоры, радио, телефон, бедняга отец не дотянул и до шестидесяти. Нет, пора с этим кончать! Бери пример с меня. Радио не слушаю, по телевизору смотрю только хоккей, да и то последний период, в газетах только некрологи читаю… Что такое некролог?! Это сообщение об освободившихся вакансиях! Смотри! Освободились сразу две солидные должности. Неплохо? Кто их займет? Может быть, кто-нибудь из нас или наших знакомых? А? Смотри!
Хозяин протянул Атабаю газету так настойчиво, как будто он должен был переписать должности почивших директоров и немедленно идти просить эти места себе.
— А вам-то что за дело, кто займет эти должности?
Хозяин вскинул глаза на Атабая и с сожалением спросил:
— Ты и вправду не читаешь некрологи?
— На кой черт они мне сдались! — Атабай вдруг разозлился. — Если в нашем роду хоть кто-нибудь умер раньше ста лет, можете плюнуть мне в лицо. Все долго живут, потому что не читают некрологов.
Атабай поднялся, в самых дверях услыхал, как за спиной зазвучала мелодия программы «Время».
Следствие билось над вопросом: почему Бердыева упорно отказывается давать дополнительные показания? Она как будто сговорилась с доктором, их слова почти дословно совпадали: «О встречах уславливались на работе, а потом я приходил к ней (он приходил ко мне). Вот и все». Это и было бы все, если бы не та пепельница, наполненная окурками. У всех, кого можно было заподозрить, были взяты отпечатки пальцев, но они не совпадали с теми, что остались на кончиках папирос.
На очередном совещании руководство рекомендовало побыстрее прояснить эту часть следствия. Хаиткулы упрекнули в задержке расследования, хотя он с этим и не согласился, доказывая, что расследование медленно, но верно движется вперед, что показания Бердыевой лишь одно из звеньев в длинной цепи всего следствия.
Оставшись один после этого совещания, Хаиткулы снова мысленно перебрал все факты, связанные с этой женщиной. Если во дворе твоего дома машина наезжает на человека и ты об этом знаешь, можно ли остаться безучастным? Что, скажем, в таком случае сделала бы Марал? Правда, это несколько другая ситуация: Марал живет в большом доме, вокруг много народа. Она живет на втором этаже. Довольно безопасно ей высунуть голову из окна и закричать: «Эй, что вы делаете! Перестаньте!» У Бердыевой возможностей было меньше — живет на окраине, в отдельном доме, на первом этаже, без мужа. И все же…
Критические замечания, сделанные на последнем совещании, оставили неприятный осадок. Хаиткулы перебирал все сказанное, находил новые аргументы в свою пользу… Но кого он сейчас убеждал? Только самого себя. Он вздохнул и снял трубку, набрал номер и тому, кто подошел к телефону, сказал сердечно, но с грустью:
— Марал Мовлямбердыева, я люблю вас от всего сердца. Нет… больше ничего не хочу сказать, только это.
Марал ответила:
— Вы опоздали, надо было раньше сказать. Слишком долго вы держали эти слова в себе. За давностью срока они не могут быть приняты к сведению!
Она весело рассмеялась, а Хаиткулы улыбнулся.
Марал рада была этому звонку, но ей взгрустнулось после него. Она любила, когда Хаиткулы говорил ей такие слова, однако в последнее время они стали не только радовать ее, но и тревожить.
Почему после этих звонков, когда он изливал душу, заставлял жену ликовать, почему вечером, дома, он был подавлен, молчалив? И Марал поняла, что, когда ему плохо, когда дела не клеятся, Хаиткулы звонит ей, говорит эти слова. Ему нужно услышать ее смех, почувствовать ее поддержку.
Марал стала бояться этих его слов, они были вестниками неблагополучия в работе Хаиткулы.
Если бы он догадался, что эти звонки уже не в радость его жене, если бы знал, как мучительно теперь она думает после них: «Ну что там могло еще стрястись?» — он перестал бы звонить. Но Марал не могла ему сказать об этом. Она стала еще заботливей, еще внимательней к мужу. Когда он возвращался домой и она видела, что ему не по себе, то встречала его так, будто он отсутствовал целый месяц. Старалась казаться веселее, чем обычно, была предупредительной во всем, ласковой и покорной. Когда время тревог проходило, Хаиткулы становился совсем другим — простым и веселым. Но у Марал тогда уже не было сил вторить ему. Долго сдерживаемые чувства прорывались наружу, тайком от мужа слезами облегчала душу…
Талхат вошел к нему неожиданно, и Хаиткулы вздрогнул, сердито взглянул на него: не любил, когда его сотрудники суетились попусту. У Талхата и был сейчас суетливый вид. Однако и строгий взгляд Хаиткулы его не остановил:
— Шел, шел и вернулся! По-моему, мы допустили ошибку!
— Какую еще ошибку?
— С Бердыевой, о которой сегодня говорили на совещании.
— И ты тоже? Ну, пили, пили…
— Никто не пилит! Послушай, в чем ошибка! Отпечатки пальцев проверяли? Проверяли. У кого? У всех, кого подозревали… А у одного человека не проверили?.. Ошибка!
— У кого же?
— У ее мужа, который сидит в колонии… Скажешь — чушь? Но колония-то близко, мало ли что…
Хаиткулы хотел сказать: «Чушь!» — но передумал, попросил:
— Принеси дело ее мужа, но говорю тебе откровенно: такая гениальная гипотеза могла прийти в голову только капитану Хасянову.
Талхат принес объемистую папку — дело Мамедмурада Бердыева, почти четыре года назад осужденного на пять лет. Хаиткулы полистал папку, попросил Талхата немедленно отнести снимок с отпечатками пальцев криминалисту. Талхат бегом выбежал из кабинета, минут через десять вернулся бегом.
— Он самый, товарищ майор! Он!
— Что за чертовщина, Талхат! Собирайся, едем в Энск.
ЭНСК
Начальник колонии, выслушав Хаиткулы, чуть не свалился со стула. Нажал кнопку — как из-под земли вырос дежурный.
— Я вас жду, где вы ходите?
Дежурный подумал про себя: «Что с ним? Из-за гнева на Али мстит Ахмеду. Какая муха укусила?» Он стоял и ждал распоряжений, но начальник колонии смотрел не на него, а на двух незнакомых милиционеров.
— Честное слово, вы меня обидели, товарищи. Вы, наверное, думаете, у нас здесь отара пасется, заключенные по своему желанию могут ездить домой когда им захочется. Это сущая ерунда!
Старший лейтенант, вызванный для разъяснений, побелел как мел. Да, в тот вечер он дежурил. Да, кое-что произошло… Позвонили из дому: «Быстрей приезжай, мать при смерти!» Дежурного шофера на месте не было, а Бердыев работает тоже шофером, на легковой…
— Успели к матери? Простились?
— Успел, товарищ капитан. Благословила, как говорится.
— Бердыева одного оставляли?
— Оставлял. Обещал, что ничего плохого не сделает. Мы и вернулись вечером вместе. Пока я у постели матери был, может, он отлучался к жене, она рядом живет. На час, не больше. Но разрешения не спрашивал.