Экзорцисты - Джон Сирлз

Когда они уехали, я начала отчаянно дрожать. Чтобы немного успокоиться, я бесцельно бродила по гостиной, столовой и кухне, окутанным тенями. Я представляла родителей такими, какими видела их в последний раз: снег, сверкающий на плечах шерстяного пальто отца, когда он вышел из машины. И развевающиеся на ветру волосы мамы, которая отправилась его искать. Потом – как я вошла в церковь, где воздух был таким неподвижным, таким невероятно ледяным, что стало трудно дышать. И еще какой-то дымный аромат, смешанный с едва различимыми следами фимиама. Мне потребовалось некоторое время, чтобы глаза приспособились к темноте и я увидела около алтаря три силуэта.

– Эй! – крикнула я, и это слово повисло в воздухе, похожее на вопрос. – Эй?

Чтобы отвлечься, я нашла дневник, подаренный Бошоффом, и попыталась заставить себя вспомнить о чем-нибудь другом, чтобы прогнать мысли о той ночи. На память пришел вечер в Окале, я начала писать и не останавливалась, даже голову не поднимала, пока не залаяла Халк.

Я снова подошла к двери. Рассвет еще не наступил, но холодное голубое сияние в воздухе подсказало, что до него осталось совсем мало времени. Оказалось, что я писала несколько часов. Глядя в окно, я увидела, что собака натянула цепь и рвется к дому.

– Все хорошо, девочка, – сказала я, вышла на улицу и зашагала через лужайку.

Опасаясь подходить к собаке слишком близко, я ос-тановилась так, чтобы она меня не достала, поскольку не обладала маминой способностью успокаивать не только людей, но и животных. У нас над головами развевались на ветру размотанные ленты туалетной бумаги. Пока я была погружена в события, которые описывала в дневнике, кто-то зашвырнул несколько рулонов на деревья и замазал окна пикапа Роуз – шутки, казавшиеся странными в это время ночи. Собака никак не успокаивалась, и я, набравшись смелости, подошла к ее косточке, гладкой и блестящей от слюны. Но несмотря на то, что я старательно размахивала костью перед носом Халк, она больше не обращала на нее внимания. Она хотела лаять, рычать и дергать цепь.

Мне оставалось только дождаться, когда она устанет. Я бросила косточку на землю, вытерла руки о футболку, повернулась к дому, и тут моя рука невольно метнулась к груди и мне показалось, что я задыхаюсь. Ночью, когда пришли, а потом уехали те мальчишки, я решила, что все самое страшное осталось позади, и не могла понять, от чего нервничает собака. Спутанные ветви рододендрона озаряло желтое сияние, падавшее из окна подвала. После стольких месяцев темноты тот, кто там находился, снова включил свет.

Призраки

Возможно, это обычное совпадение, но книги, которые мама давала мне читать в детстве – «Джейн Эйр», «Большие надежды», «Пеппи Длинныйчулок» и многие другие, – почти все рассказывали о детях, лишившихся родителей. Иногда мне кажется, что посещавшие ее «предчувствия» позволили ей узнать судьбу нашей семьи и она хотела меня подготовить. Конечно, в тот вечер в конференц-центре Окалы я ни о чем таком не имела представления. Просто пыталась занять себя чтением «Джейн Эйр». Я бы никогда никому не призналась, но, несмотря на весь мой ум, книга оказалась слишком сложной, ведь я только перешла в шестой класс. К тому же Роуз оставила Библию в отеле и постоянно меня отвлекала.

Роуз расхаживала по оранжерее (кстати, стены оказались персиковыми, а не зелеными) и отщипывала виноградины от гроздьев, лежавших на блюде.

Потом подбрасывала их к потолку и ловила ртом.

Если она промахивалась, то давила упавшие на ковер виноградины теннисными туфлями. Я ей ни слова не говорила, решив, что проще будет все убрать, когда она закончит развлекаться. Я пристрастилась подчеркивать в книге строки, которые произвели на меня впечатление, как это делала мама в Библии, и уже собралась поднести ручку к странице, когда заметила, что Роуз выскользнула из комнаты.

«Пусть уходит», – сказала я себе, но тут же вспомнила обещание, которое дала отцу в бассейне, поэтому мне пришлось отложить «Джейн Эйр» и выйти в коридор на поиски сестры. Довольно быстро я обнаружила ее с большой комнате, наполненной рядами пустых стульев, стоявших напротив огромного телевизора. Дополнительный зал, сообразила я, но непогода заставила людей остаться дома, и он пустовал.

На экране я увидела отца. Если под дождем он выглядел моложе и не таким серьезным, то софиты на сцене произвели противоположный эффект. На его лицо падали тени, и морщины казались глубже. В очках отражался свет, создавая впечатление, что его глаза сверкают, когда он обращался к толпе несколько сдержанным голосом.

– Задолго до наступления нашего столетия многие медики пришли к выводу, что одержимость не является правильным объяснением необычного человеческого поведения. Некоторые эксперты утверждают, что это симптомы шизофрении и других психозов. С данными недугами боролись, отправляя больных в специальные заведения или при помощи грубого и причиняющего вред метода электрошоковой терапии, а в последнее время начали экспериментировать с лекарствами…

– Роуз, – сказала я.

– Ш-ш-ш. Я слушаю.

– …Конечно, глупо отрицать важность разных подходов при лечении психических нарушений. Но в стремлении поскорее освоить психиатрию врачи слишком поспешно отказались верить в злые силы и демоническое воздействие, объясняя естественными причинами психические болезни неизвестной этиологии…

– Роуз, мы не должны здесь находиться. Пойдем.

Моя сестра повернулась ко мне.

– «Уста праведника источают мудрость, а язык зло-вредный отсечется»[18].

– Что?

– Это библейская поговорка, глупая. Иными словами, продолжай в таком же духе, и я отрежу тебе язык. А теперь ш-ш-ш. Я пытаюсь слушать.

– …В то время как большинство психиатров вполне устраивает диагностика психических заболеваний на основании аномальных функций мозга, химического дисбаланса и расстройства личности, некоторые из них признают, что часть случаев неподвластна медицинской науке. Их невозможно объяснить с точки зрения науки, потому что ряд симптомов традиционно связывается с демоническим влиянием.

– Роуз, – сказала я, хотя понимала, что рискую языком. – Пойдем.

На этот раз она отвернулась от телевизора.

– Знаешь что? Ты права. Пойдем.

И она вышла в дверь и зашагала по коридору. Там она должна была повернуть налево, чтобы попасть в персиковую оранжерею, однако Роуз продолжала идти прямо и стала подниматься по лестнице. Я последовала за ней, пока она не проскользнула в последнюю дверь и не оказалась в конце аудитории, где выступали наши родители. Довольно долго я ждала снаружи, пытаясь понять, что задумала сестра и смогу ли я ей помешать. И все это время в коридоре был слышен голос отца. Он рассказывал, как люди обращались к ним в последней надежде, после того как все попытки излечения потерпели неудачу, и я подумала о тех, что без предупреждения появлялись на ступеньках нашего крыльца с глазами, полными отчаяния.

– Вне всякого сомнения, – между тем продолжал отец, – вы пришли сюда, чтобы услышать истории о призраках. Обещаю, их будет много. Но я бы хотел начать с истории любви. Наверное, можно сказать, что это рождественская и любовная история, потому что она случилась в декабре, когда я встретил свою прекрасную жену.

Я не знала, как познакомились мои родители, и любопытство заставило меня чуть-чуть приоткрыть дверь. Я заметила Роуз, которая присела на корточки в конце аудитории. Когда я проникла внутрь и устроилась рядом с ней, прижавшись спиной к стене, она не обратила на меня ни малейшего внимания. Отец продолжал, и мы слушали, а я смотрела на пустые места. Вместо трехсот человек, которых он ждал на лекцию, здесь было около семидесяти. Возможно, именно по этой причине он чувствовал себя не слишком комфортно и его голос продолжал звучать напряженно. В руках он вертел стопку карточек, разворачивал их веером и снова складывал. Рядом, сложив перед собой руки, стояла мама, державшаяся совершенно спокойно. Она внимательно слушала, словно никогда прежде не слышала этой истории.

Какие детали остались в моей памяти с той ночи, а какие я запомнила после разговоров с родителями, когда позже стала задавать им вопросы? И что, если уж быть честной до конца, я придумала, превратив их встречу в волшебную сказку? Я не стану пытаться разделить правду и вымысел, а просто расскажу историю, которая осталась в моей памяти.

Когда мой отец закончил обучение в школе дантистов в Балтиморе, он год провел в университетской клинике, набирая часы, необходимые для получения диплома. Хотя его карьера дантиста еще только начиналась, ему довольно скоро стало скучно. В работе отсутствовала тайна, сказал он, и хотя это звучало глупо, он возненавидел монологи перед сидящими в кресле пациентами. («Много ли можно узнать, если говоришь только сам?» – сказал он.) Днем он сверлил зубы и ставил пломбы, а вечерами отдавался куда более интересному занятию: изучал паранормальные явления, чтобы найти причины необъяснимых событий, которые происходили с ним с самого детства.