Тариинские хроники - Екатерина Бочкарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лука откровенно развлекался — Хорош боец, не справился с поносом.
Когда я устранила последствия "экспериментов" и парень перестал корчится от спазмов в животе, перешли к игре в кошки-мышки вслепую: Лука отключил Ибрагиму слух и зрение, и он должен был найти меня, опираясь на дар. Я откровенно скучала, пока молодой маг, словно слепой котенок, периодически падая, бродил по полигону.
Подошла к Луке, и, положив подбородок ему на плечо, спросила — Зачем ты с ним так? — Как — так? — Ну вот это всё, — я махнула рукой в сторону парня, в очередной раз плюхнувшегося в сугроб. — Светлейший с даром боевого мага — на вес золота. У него было 45 пунктов из ста боевой. Сейчас уже пятьдесят. Тьма порой подстегивает основной дар, — мужчина покосился на меня, — ну, и не основной — тоже.
Я успела замерзнуть и хотела есть, а Ибрагим напоминал сосульку, но упорно бродил по полю, когда Лука смилостивился и мы пошли обедать и отогреваться.
А потом до мигрени сидели в пустой аудитории и ставили-пробивали ментальные блоки. Мучения продолжались до позднего вечера. Спина затекла, глаза жгло, словно перцем, голова раскалывалась. Когда нас, наконец, отпустили, с трудом оторвала затекшую попу от стула и заявила: — Я ужинать и спать. К себе. Светлого вам обоим вечера. — Угу, — ответил замученный ещё больше чем я Ибрагим. — Так и быть, жду вас завтра попозже, в восемь, на том же месте. Доброй ночи, Катарина.
Так продолжалось восемь дней. Лука на третий день притащил сумку с костями, и я сотворила из неё нечто, напоминающее костяную собаку-переростка. Нечто кидалось на Ибрагима и гоняло его по полю. А потом он вслепую "гонялся" за мной. Точнее — бродил по полю, а я периодически перемещалась, если он вдруг шел в мою сторону. Ну или просто — чтобы согреться.
На восьмой день случился прогресс: парень воздел руки вверх в который раз и моя "зверушка" осыпалась грудой костей. — Ай молодца! Выпил чужую силу. Есть контакт! — инквиз был доволен произошедшим, — теперь "охота" на жертву.
Я, было, приготовилась опять бесцельно бродить по полю, но через полчаса почувствовала покалывание в затылке и маг, шедший до этого в другую сторону, повернулся, постоял в неуверенности и двинул ко мне. Отошла на сотню шагов, он снова повернул и пошел за мной. Я иду, он за мной. И я побежала.
Ибрагим отставал только потому, что бежать в слепую по снежному полю — занятие сильно утомительное.
— Хватит бегать, ставь блок!
Ага, бежать и ставить блок — всю жизнь мечтала. Справилась и сменила направление. "Охотник" резко затормозил, потеряв меня. Стоял, и, словно оглядывался.
— Всё ребятки, — Лука сделал пас руками, снимая с Ибрагима ограничения, — занятия на сегодня окончены. Ибрагим, если жертва "ушла", ищи и пробивай блок. Потренеруемся завтра. На мне. — На Вас? — удивился тот. — На мне. С её энергией ты знаком и" встать на след" тебе теперь ничего не будет стоить. Поэтому у Катарины завтра выходной. А у нас с тобой — нет. При любом раскладе послезавтра ты едешь в Буруан на экзамен. — А если не сдам? — Будешь сдавать снова. Либо пойдешь загонщиком. В штаб с твоими способностями тебя точно не посадят.
Тариинские хроники ч 19
Ибрагим сдал экзамен и был отправлен на обучение. Об этом мне сообщил Лука, когда мы отправились в Буруан на зимние каникулы.
В Таринии чтили праздник Оборота Яхве, знаменовавший отмирание старого и рождение нового.
Есть легенда, что Яхве был когда-то огромным золотым драконом, полюбившим простую девушку — Явэ, жившую на берегу Бесконечного моря. Дракон полюбил девушку и обернулся прекрасным юношей, а девушка полюбила его.
У них родилось трое детей — Тагомэ, прарадительница всех магов; Ахмо, путешествующий сквозь миры и Эвэ, она же Великая Богиня, Пресветлая.
Яхвэ и Яве были счастливы в браке, но человеческая жизнь слишком быстротечна, а дракон был бессмертен.
И когда пришел час Яве, взмолился Яхве о том, чтобы разделить своë бессмертие с любимой. Боги-прародители услышали дракона, и превратили Яхве в солнце, а Яме — в луну. Бесконечное море стало небом, Тагомэ было велено рассказывать своим детям сказки и те стали магами, Эвэ была оставлена присматривать за миром на Рагандаре а Ахмо отправился путешествовать по мирам, ища способ вернуть родителям прежний облик.
Раз в год, ровно на три дня, Яхве и Яве встречаются на небосводе и "рука об руку" идут по нему. Всё остальное время Яве убегает от Яхве смеясь, а тот догоняет возлюбленную. Говорят, когда история повторится, и дракон пожертвует собой ради той, для кого бъется его сердце, а она пожертвует собой ради любимого, души Яхве и Яве спустятся с небес на Рагандар, закончаться болезни и войны, и наступит всеобщее счастье.
Красивая легенда. Только драконов отродясь не водилось в нашем мире…
Я решила на этот раз остаться в доме у бабушки, тем более что матушка и отец тоже были там. Инквизитор поворчал, но сдался, взяв обещание, что через четыре дня он заберëт меня к себе и праздник Оборота мы встретим вместе.
Столица утопала в праздничных огоньках, иллюзиях и праздничных гирляндах. Снега не было, настоящие морозы и снегопады случались тут редко — пару раз в десятилетие, если не реже. Люди улыбались друг другу и дарили сладкие апельсины".
Автомобиль остановился перед знакомым крыльцом. Отец уже ждал меня и я радостно бросилась ему на шею.
— Тихо, тихо, егоза! Сломаешь батьку! — А мы починим! — я рассмеялась, — А где мама? — Они с Валенсией уехали в госпиталь, она что-то недомогает, сама понимаешь, — отец потупился. — Светлого дня, Господин Кабра. Лука Брезг, — инквизитор протянул моему отцу руку. — Николас Кабро, очень приятно, — отец пожал протянутую руку и переменился в лице, увидев инквизиторский знак. — Ой, Николас, прошу Вас, спокойно. Я тут по личной инициативе. — Кхм. Хорошо. Может быть, чашечку чая? — Нет, благодарю, дела.
Лука уехал, а мы остались дожидаться матушку и бабушку.
"Апельсин в Таринии и многих других странах — символ Яхве
Тариинские хроники ч 20
Я ушла в свою комнату, открыла створку старого лакированного шкафа, встала на табуретку и достала с верхней полки шкатулку со своими детскими "сокровищами". Среди белых ракушек, цветных прозрачных камушков, ярких зеленых и голубых бус, пестрых перьев и красивых фантиков, за мешочком с рунами, который когда-то подарила мне троюродная сестра, лежал он —