Объезжайте на дорогах сбитых кошек и собак - Аркадий Вайнер

Уколов махнул на него рукой, а я спросил:

— Сколько стоит шашлык?

Такое количество морщинок я видел только на разбитом лобовом стекле автомобиля, ниточно-тонких, белых, все захватывающих.

— О чем разговор? Не могу угостить друга нашего, лейтенанта? Говорить стыдно! Ешьте на здоровье, получите удовольствие — вот моя плата!..

Крутя в руках шампур, истекающий жиром и благовонием, я спросил:

— Вы со всех взымаете такую плату или только с власти?

Ахмет захохотал.

— А для меня что власть, что простой прохожий, все равно, был бы только человек хороший! Я здесь для радости хороших людей стою…

— Счастлив познакомиться с настоящим гуманистом, — заверил я его. — Но мне бы хотелось узнать: сколько вы получаете за шашлык с плохих людей?

— У меня плохие не останавливаются! — мгновенно ответил Ахмет. — А для обычных людей одна палочка этого волшебного мяса — всего семьдесят пять копеек.

— И сколько же волшебного мяса достается покупателю на семьдесят пять копеек? — продолжал я расспрашивать Ахмета, с острым наслаждением мазохиста нюхая свой шашлык.

— Сто граммов по выходу и тонну удовольствия, — сообщил Ахмет и, метнувшись к мангалу, быстро повернул несколько шампуров и побрызгал остальные из бутылки. Скорее всего, я просто плохо разбираюсь в технологии изготовления шашлыков, но мне показалось, что мясо еще не подрумянилось, до пригара ему было далеко. Оторвавшись от меня, Ахмет решил сбить темп разговора.

Ну, что ж, шашлык готовить я не умею, но заполнять паузы — это моя работа. Тут и я гроссмейстер. Заведующий всеми паузами на свете.

Подошел к бездействующим весам и положил на них два своих шампура, стрелка неуверенно качнулась и замерла на двухстах шестидесяти граммах. Нет, не пожалел нам с Уколовым мяска на шашлыки Ахмет — черное жало стрелки весов свидетельствовало о его щедрости.

— Итак, сколько с нас причитается? — спросил я.

Поскучневший Ахмет пожал плечами, и этот малозаметный жест должен был продемонстрировать меру его презрения к моей мелочности.

— Четыре шашлыка — три рубля, хлеб — четыре копейки… — сказал он, явно сожалея о неготовности рода людского к настоящему уровню общения.

— Если я вас правильно понял, отпускная цена шашлыка — семь рублей пятьдесят копеек за кило? — переспросил я.

Ахмет недовольно кивнул и без понуждения достал из ящика накладную, поняв, что я и так ее потребую.

Морщинки уже не сходили с его лица, он не балагурил, а выжидательно молчал. Я отсчитал деньги и задал следующий вопрос:

— Сколько вы продаете за день шашлыков?

— День на день не приходится, — неопределенно и сухо сказал Ахмет.

— Ну, а точнее? Вы же догадываетесь, Садыков, что я подниму документы в бухгалтерии…

— Я и отвечаю точно: иногда сорок килограммов, иногда сто, — и он снова метнулся к жаровне.

— Это значит, от четырехсот до тысячи шашлыков, — веско подсчитал Уколов. — Не считая всяких фокусов…

На стоянку заруливал экскурсионный автобус. Вернувшийся к нам Ахмет сказал скорбно:

— Холодный шашлык можно отдать собакам…

— Мы как раз и проголодались, как собаки, — успокоил я его. — А чего вы, Садыков, так поскучнели, приумолкли?

— А чего болтать? Слово — как воробей, не поймаешь — вылетишь…

Из автобуса к мангалу бежала толпа голодных экскурсантов.

— Зря вы нас пугали, Садыков, и остывший, шашлык замечательный. Завтра в шестнадцать часов приходите ко мне в прокуратуру, попробуем вместе сделать шашлык из нескольких вылетевших воробьев…

12 глава

Против стоянки для отдыха автомобилистов сквозь гущу еще не облетевших деревьев белело трехэтажное современное здание. Одна из тех типовых стекло-бетонных построек со сплошным навесом из лоджий по всему фасаду, в которых с первого взгляда можно признать заведение для массового отдыха.

Я перешел через дорогу и прочел на проходной будке, воздвигнутой рядом с тяжелыми металлическими воротами, вывеску: «Пансионат «Межгорье». На двери был прикноплен тетрадный листок с объявлением: «Пансионату требуются вахтеры». Я вошел в каменную сторожку, существующую только для контроля за соблюдением режима отдыхающих, и увидал на креслице за перилами краснощекую девицу.

— Мне нужен вахтер Валентина Афанасьева…

— А это как раз я, — улыбнулась она, и на ее щеках обозначились две отчетливые смешливые ямочки. — Вы, наверное, следователь из прокуратуры, что звонил вчера?

— Совершенно точно, — заверил я ее. — Валя, вы дежурили в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое сентября?

— Да, — протянула девушка. — Я хорошо запомнила это дежурство…

Меня очень смешила фуражка с зеленым околышем — традиционная униформа охраны — на ее вихрастой голове. Было как-то непривычно видеть на месте сторожа такую девицу, гораздо естественнее вписавшуюся бы в студенческую аудиторию или швейный цех.

— А чем вам запомнилось это дежурство? — спросил я и уселся на свободный стул.

— Да что вы говорите! — всплеснула она руками, и золотисто-желтые глазки на румяном лице стали круглыми, как пятачки. — Насмотрелась таких кошмаров, что не приведи господи…

— А вы все видели с самого начала?

— Почти. Почти с самого начала. Было тихо, отдыхающие уже вернулись, у нас отбои в 23 часа. Я тут занималась. По радио спорт передавали, — она показала на стоявший в углу радиоприемник. — И вдруг услыхала какие-то крики. А из сторожки, со света в темноту, ни зги не видать, там только мангал отсвечивал. Я и побежала на улицу…

— Кричали несколько человек? — уточнил я.

— Нет, вроде бы кричал один, так мне показалось. Мужской голос. И чего-то причитал, и просил…

— Вы сказали мне, что занимались. Можно поинтересоваться чем? — спросил я.

— Я же учусь в институте, в заочном педагогическом… — сказала Валя с недоумением по поводу моей неосведомленности; по тону ее предполагалось, что все ночные сторожа учатся в заочных институтах.

— Мечтаете стать учителем? — вежливо сказал я для расширения круга общения.

— Да нет, не мечтаю… Я, вообще-то говоря, не люблю школу…

— А зачем же учитесь в педагогическом? — удивился я.

— Как зачем? Высшее образование сейчас необходимо, без него никуда. Конечно, я хотела бы поступить в торгово-экономический или в пушной институт, но туда разве попадешь?

— А разве в педагогический легче попасть, чем в торгово-экономический?

Девушка воззрилась на меня с непониманием, граничащим с презрением.

— Вы серьезно? Или шутите? В этом году в торгово-экономическом было двадцать пять человек на место!

Я озадаченно спросил:

— Что, все молодые люди вдруг решили стать торгово-экономистами?

— Ну, знаете, мы не дети, — сказала она важно, и ее детское лицо в этот момент действительно имело взрослый вид. — Кто в торговле, тот в порядке. А учитель? Или инженер? Получил зарплату, и от звонка до звонка — что в цехе, что в школе — грохот, гам и нервотрепка…

— А престиж профессии? — спросил я, вспоминая разговор с Кармановым.

— Да какой там престиж? Престиж в том, чтобы красиво одеваться, бывать на людях, иметь знакомства хорошие.

Я задумчиво сказал:

— Валя, вот объясните мне, пожалуйста, может быть, я что-то забыл. Но, когда я учился в десятом классе, мы хотели стать летчиками, инженерами, ну… дипломатами. И не помню, чтобы хоть один мечтал стать шеф-поваром или продавцом в магазине…

Валя снисходительно махнула рукой.

— Да ну, вы еще вспомните, что при царе Горохе было! О чем вы говорите? — Она лукаво, очень по-женски заглянула мне в глаза. — Интересно, сколько вам лет? Когда вы в школе учились? Тогда, может, другое было отношение… А сейчас девочка гордится, если парень у нее бармен или приемщик в автосервисе. Знаете, какие они авторитетные ребята?

— Да, наверное, что-то изменилось, — с печалью констатировал я. — Впрочем, наверное, кому-то тоже надо торговать, чинить «Жигули» или кормить…

— Ну да, и торговать надо, и кормить надо, — легко согласилась Валя и засмеялась. — В первую очередь себя и своих друзей. Вот эти, которые здесь дрались, они тоже вроде бы торговые люди? Я это потом поняла…

— Да, торгово-кормящие, — подтвердил я. — Итак, мы остановились с вами на том, что вы, услышав крики, вышли на улицу. И что вы увидели?

— Я услышала, мне показалось, что там дерутся. Мимо них проехала машина и затормозила…

Она встала и, легонько подтолкнув меня, вывела из сторожки на улицу.

— Вот, взгляните, отсюда видны только площадка и мангал, а с обеих сторон дорогу закрывают деревья. Мне показалось, что машина проехала из города вон туда, направо… Во всяком случае, когда я подбежала поближе к дороге, то увидела, что эта машина подала задним ходом, притормозила около дерущихся и из нее вышел высокий парень…