Губернатор - Александр Проханов

– Нет, – слабо прошептала она. – Я не песчинка.

– Вы не услышали меня? Я предлагаю вам великую миссию! Наделяю великой судьбой!

– Нет, – повторила она. – Я не песчинка.

Головинский перестал махать руками, замер, и казалось, он совершает планирование на остановившихся крыльях в потоках жуткого ветра. Глаза его наполнились белой мутью, словно заволоклись бельмами. Он вздрагивал, сотрясался, его била судорога. Глаза раскрылись в черном безумии. Он схватил Паолу за плечи, больно встряхивал.

– Никогда не говори мне «нет»! Слышишь, никогда не говори мне «нет»! – хрипел он, раздирая на ней одежду.

– Что вы делаете? Мне больно!

– Никогда не говори «нет»! – Он срывал с нее платье, валил на ковер.

Она кричала, отбивалась, колотила его в лицо.

– Не говори «нет», – задыхался он, наваливаясь на нее бурным тяжелым телом.

Он насиловал ее жестоко, долго, стараясь причинить боль. Ломал ее волю, плющил грудь и живот, хватал жадными зубами голые плечи. Так подчиняют вольных непокорных лошадей, ломая в них волю и непокорность. Она обморочно лежала, неся на себе страшную бурлящую тяжесть, покуда расплавленный жар не хлынул в нее, сжигая и оплавляя ей лоно.

Они лежали на ковре без движения. Она смотрела, как свисает с потолка драгоценный фонарь, собранный из разноцветных стекол. Понимала, что случилось непоправимое и ужасное, после чего невозможно жить.

Головинский тихо, с поющими интонациями, говорил:

– Ты моя милая, прелестная, любимая. Я так дорожу тобой. Мне кажется, я предчувствовал тебя, знал, что ты появишься в моей жизни. Мы будем теперь неразлучны. Я нуждаюсь в тебе. Ты зеркало, в котором я отражаюсь. У нас будет прекрасная жизнь. Я покажу тебе все страны мира, мы проплывем на яхте по Средиземному морю. Будем любоваться на афинский акрополь, слушать неаполитанские песни, увидим в Барселоне несравненного Гауди. Ты так дорога мне.

Паола прикрывала плечи разорванным платьем и молча плакала.

Тем же вечером на портале «Логотип» появилась фотография губернатора Плотникова с обнаженной возлюбленной среди озерных вод. Фотографию сопровождал текст:

«Как прекрасно летнее озеро в окрестностях губернаторской дачи! Как прекрасны русалки, ласкающие губернатора Плотникова своими нежными ластами! Как прекрасна дача из дорогих пород дерева, мрамора, яшмы, построенная в стороне от досужих глаз людских. Губернатор Плутников, ах, простите – Блудников, ах, я ошиблась – Плотников – ревнитель православной традиции, проповедник консерватизма. Он не отказывает себе в плотских, ах, простите, – в плотницких радостях. Что и понятно рядом с немолодой и не совсем здоровой женой. А что бы сказали жители поселения Копалкино, живущие в трущобах, если бы губернатор пригласил их на свою роскошную дачу попить чайку? Что бы сказали граждане нашего города, ютящиеся в коммуналках, если бы им показали дорогую квартиру в Лондоне, которую губернатор подарил своему сыну, студенту Оксфорда? Давайте их спросим!» И подпись: «Паола Велеш».

На эту публикацию мгновенно отозвались газета «Обозреватель», блогер Клевый, блогер Кант, телеканал «Карусель», радиостанция «Свежий ключ», желтый листок «Все грани». Отклики изобиловали выражениями: «Коррупция – мать порядка», «Губернатор опустил конец в воду», «Лондонский след губернатора», «Фото с нудистского пляжа», «Голая правда», «А у меня длиннее».

Буря летела по Интернету, как мусорный ветер, переносилась из губернии в губернию, врывалась в столицу, обволакивала имя Плотникова ядовитой пылью.

Глава 9

Плотников проснулся разбитый, с больной головой, словно его всю ночь раскачивали и били теменем о каменную стену. Было рано, жена не вставала. Мысль о ее болезни пугала, побуждала действовать, отыскивать лучших врачей, звонить в элитные клиники. Но было в этой мысли цепенящее, останавливающее, лишавшее воли. Жена оставалась в спальне, и в ней, в ее усталом, вялом теле, поселилось что-то страшное, шевелящееся, медленно и бесшумно простиравшее липкие щупальца во все закоулки ее обессилевшей плоти.

Он вызвал машину и спозаранку поехал на работу, чтобы в тишине огромного кабинета просмотреть документы и письма.

Одни документы он подписывал, другие, с резолюцией, рассылал заместителям, третьи откладывал, чтобы еще раз внимательнее с ними ознакомиться.

Его тронуло письмо из интерната для отсталых детей, в котором директор просит срочно помочь с ремонтом, ибо здание пришло в негодность и в любой момент может случиться авария. Плотников положил это письмо на особый контроль.

В другом письме руководитель народного хора просил создать в селе музыкальную школу, ибо народ в селе наделен абсолютным слухом, сочиняет музыку и среди одаренных детей таятся будущие великие композиторы. Плотникову захотелось побывать в селе, послушать хор, познакомиться с руководителем хора.

Он нашел письмо из Японии, где побывал в прошлом году и вел переговоры об открытии в губернии филиала «Ямаха». Японцы подтверждали свою заинтересованность и были готовы приехать в Россию – осмотреть территорию технопарка.

Тогда, в Японии, он мчался по хайвею из Токио в Йокогаму вдоль Токийского залива, погружался в ревущую тьму туннелей, взмывал в пылающую белизну небес. И повсюду, непрерывно, вдоль моря тянулись заводы, корпуса цехов, трубопроводы, цилиндрические хранилища нефти, полусферы с жидким газом. Химия, металлургия, электроника. Гигантские верфи с заложенными судами. Аэрокосмические производства. Всемирно известные компании «Мицубиси», «Тойота», «Хонда». И снова кубические громады заводов, огромные пирсы, к которым причаливают супертанкеры с ближневосточной нефтью, отплывают многопалубные автомобилевозы, увозя машины в Америку и Европу. Поражал этот сгусток индустрии, грандиозная мощь цивилизации, могучий мускул, дрожащий от непомерных усилий. Плотников с завистью, восхищением смотрел на плоды японского гения, мечтал, чтобы подобная мощь явила себя в России.

Он разобрался с документами до начала рабочего дня. Услышал, как здание администрации наполняется голосами, звуком шагов. Зазвонили телефоны в приемной, секретарша отвечала. Плотников провел скоротечное совещание с министрами и, захватив неизменного заместителя Притченко, поехал в область.

Он хотел посетить автомобильный завод «Фолькс ваген», который еще недавно был местом сборки автодеталей, привозимых из Германии по железной дороге и воздуху. Но постепенно, стараниями Плотникова, рядом с германским заводом возникали русские фирмы, производящие бамперы, диски, фары. Все больше русских элементов входило в состав немецкой машины, и Плотников мечтал, что когда-нибудь последняя немецкая деталь будет вытеснена русской и возникнет долгожданный первоклассный русский автомобиль.

Завод «Фольксваген» занимал огромную белесую пустошь, окруженную лесами.

Серо-стальные, почти бесцветные корпуса казались тенями проплывавших облаков. К цехам подходили железнодорожные пути, на которых стоял состав с контейнерами, прибывшими из Германии. Вела высоковольтная линия с кружевной вязью подстанции. И вся окрестность была плотно уставлена рядами недавно изготовленных автомобилей, разных расцветок и модификаций, похожих на коллекцию нарядных жуков. То и дело отъезжали двухъярусные автомобилевозы, в которых машины еще больше напоминали сцепившихся жуков.

В заводоуправлении, похожем на граненый бокал, Плотникова встретил управляющий производством Франц Грюнвальд, немец родом с Волги и поэтому выбранный руководством концерна для управления дочерним предприятием в России. Он был полный, благодушный, с рыжеватой бородкой и пятнистым румянцем немолодого, не желавшего стариться лица. Бледные синие глаза, чуть навыкат, смотрели спокойно и мягко, словно в них никогда не возникали тени гнева, изумления или страха. Именно так, с дружеской безмятежностью, взирали теперь эти глаза на Плотникова.

– Ну что, Франц, будем с помощью Германии строить идеальный русский автомобиль? – Плотников пожимал теплую, сдобную руку немца. – Хочу неподалеку отсюда посадить производство автомобильных стекол. Зачем их возить из Германии?

– Мы будем приветствовать производство стекол в России, – ответил Франц. – Но не уверен, сумеют ли русские создать идеальный автомобиль. Танк – да. Самолет – да. Подводную лодку – да. Но автомобиль – сомневаюсь. Русскому человеку не интересно создавать машины для комфорта. Это не в характере русского человека.

– В характере русского человека, Франц, делать любые машины. Просто нам слишком долго угрожали войной, сжигали наши города и дворцы. И мы должны были создавать первоклассное оружие. Теперь, я надеюсь, у нас возник некоторый запас времени, свободного от войны. Мы им воспользуемся и создадим идеальный автомобиль.

– Вам надо, Иван Митрофанович, создавать идеального человека. Русские всегда стремились создать идеального человека.