Шекспиру и не снилось! - Андрей Жвалевский

Свобода!

Радомский с таинственным видом потряс черным пластиковым пакетом. Там что-то глухо стукнуло.

— Чего там? — спросил Лопух.

— Пиво! — глухо ответил Павлик и тревожно осмотрелся.

Но вокруг посторонних не было, а если бы и были, то вряд ли что-то рассмотрели бы. Мы плотно обступили Радомского.

— Гонишь, — так же тихо сказал Никитос. — Если пиво, чего не звенит?

— Все продумано. Оно в банках.

— Я пива не буду, — испуганно предупредил Владик.

— А тебе и не предлагают! — Витька небрежно отвесил Владику подзатыльник.

Тот вжал голову в плечи. Но остальные Витьку не поддержали.

— Запалимся, — сказал Кирилл, — отец запах унюхает — в поход не пустит.

— Сейчас пить не будем, — строго, но все еще тихо сказал Радомский. — Это как раз для похода. Каждый возьмет себе по банке в рюкзак.

Все разобрали по банке, даже Рожко, который упорно повторял: «Я пива не буду!». За это ему поручили взять закуски к пиву: чипсов и рыбы.

К походу стоило подготовиться основательно. Учебный год закончился, и мы собирались оторваться по полной. В программе мероприятий значилось: песни под гитару у костра, перевернуть палатку девчонок, ночное купание, напугать девчонок с помощью фонариков и заунывного воя, встреча рассвета.

И пиво в тесной мужской компании.

С классной проблем не должно быть, но с нами увязался физрук, а он мужик непростой. Говорят, в молодости профессионально занимался велоспортом, даже в сборную республики входил, но сам он почему-то на эту тему говорить не любил. Девчонок на уроках физрук особо не гонял, зато на нас всегда отрывался. Так что отдельным пунктом программы значилось «отвлечь физрука».

Мы принялись накидывать идеи: подсыпать ему в суп снотворного или, наоборот, пургена; спрятать его кроссовки; заклеить палатку; подкупить бутылкой водки…

И тут, как всегда некстати, влез Владик:

— А на гитаре кто-нибудь играет?

Мы переглянулись. На гитаре не играл никто. А до похода оставалось три дня. И тогда Рожко снова нас удивил:

— Ладно, тогда я свою возьму.

— А откуда у тебя гитара? — поразился Лопух.

— Я же в школу хожу. Музыкальную. Уже второй год по классу гитары.

Витька не удержался и снова отвесил Владику леща. Ну что за человек, ничего друзьям не рассказывает!

Последние несколько недель в классе развивался такой многосерийный сериал, что многие сценаристы умерли бы от зависти.

Мы уже не могли уследить, кто с кем сошелся,  кто с кем разошелся, пары, не успев появиться, распадались, телефоны раскалялись от постоянных SMS, «Вконтакте» было жарко.

Мы дни считали до похода, потому что там, в тихой обстановке соберутся все вместе  и наконец-то можно будет многое прояснить.

Например, нафига Радомский пишет Ирише ТАКИЕ сообщения, если сам гуляет с Полиной, а вчера приперся к Лерке на тренировку. «Просто посмотреть…»

Или зачем Володька скрывает то, что пишет Тане стихи. Все равно все знают, что это он. Потому что, кто же еще?

Ну, и Милка… Эта стерва нам всю жизнь отравила. Как только кому-то из одноклассниц начинает кто-то нравиться, она тут же оказывается рядом, строит глазки, машет своей пересушенной челкой и все… Эти дурачки ведутся! Потом она, конечно, их бросает, но после Милки как-то… Несолидно… Как будто объедки с пола поднимаешь.

Так что планов у нас было много. В основном все рассчитывали на красивую, загадочную ночь при свете звезд, полную романтики и нежности.

Никитос, у которого большой походный опыт (каждый год с родителями в Карелию ездит), нам все рассказал, так что все необходимое мы собрали быстро: спички, петарды, ножи. Кирюха братов пневматический пистолет обещал спереть по такому случаю.

— Во огребешь после похода! — с восхищением сказал Витька.

— Фигня вопрос! — гордо ответил Репин.

Долго обсуждали вопрос с куревом. Мы ведь уже, считай, восьмиклассники, пора бы уже и курить, но мнения разделились. Владик завел свою шарманку: «Я курить не буду!», Радомский с Витькой колебались, подзуживая друг друга. Никитос настаивал на сигаретах, но брать их у отца отказывался:

— Заметит! Он свои вещи знаешь как пасет!

У остальных или никто в семье не курил, или стремно было тащить, или еще какие отмазки. Радомский и Витька доподзуживались до того, что были готовы прям сейчас идти к киоску и просить кого-нибудь из взрослых купить пару пачек. И тут Рожко в очередной раз удивил:

— Ладно… я возьму… Мама в прошлом году курить бросила, а блок сигарет в шкафу лежит…

— Ну, Рожко! — Витька занес руку для леща, но в последний момент передумал и хлопнул по плечу. — Ты просто этот… кладезь!

— Супер! — подытожил Радомский и вдруг встревожено замер. — А комп?

Мы застыли. О самом главном-то и забыли! Как мы в лесу без компа? Мало ли что!

Но тут уж даже Рожко помочь был не в состоянии — компьютеров в его семье отродясь не водилось.

Впрочем, к месту сбора Владик пришел самый навьюченный: высокий потертый рюкзак, гитара в чехле и большой пластиковый пакет, в котором явно выделялся продолговатый сигаретный блок. Рожко первым юркнул в автобус и засунул пакет поглубже под сиденье — и сидел над ним, как минер на противотанковой мине.

Собирались все долго и мучительно. Понятно, что выглядеть нужно красиво. Все-таки романтический вечер, переходящий в ночь, не хочется быть замарашкой. Но не будешь же переодеваться к вечернему костру в платье и туфли на каблуках!

Полина вдрызг разругалась с мамой, которая не дала ей с собой новые джинсы. Она так и пришла к автобусу, вся зареванная и в старых штанах. А они уже ей коротки, и это видно!

Эти мамы… Короче, мы ей сильно-сильно сочувствовали, на ее месте каждая бы ревела.

Тем более, что Милка пришла в совершенно невозможно красивых облегающих штанах и замшевых сапожках.

— Куда ты так вырядилась, Мила? — ахнула классная. — Там же лес, грязь. Ты как у костра сидеть будешь?

— Ничего, Полина Александровна, мне кто-нибудь курточку одолжит, — пропела Мила и ласково посмотрела в сторону пацанов.

Пацаны ее не услышали. Они сбились в кучу и что-то сосредоточенно обсуждали.

Классная поджала губы, но больше ничего не сказала.

А автобусе Милка элегантно кинула рюкзачок на сидение и вытянула в проход длинные ноги. Поскучала немного, потом развернулась к пацанам.

— Сигареты хоть кто-нибудь взял? — спросила она.

Нашла у кого спрашивать! У Рожко чуть челюсть на пол не упала от такого вопроса.

А она ему так нежно пальчиком по лицу провела, рот закрыла и говорит:

— Про презервативы я уже не спрашиваю…

И отвернулась.

Бедный Рожко стал даже не красный, а бордовый. А Милка отвернулась, как ни в чем не бывало, и давай губы красить.

А пацаны на Рожко с такой завистью посмотрели, что нас чуть не вывернуло.

Ну дураки же! Дураки!

Во Никитос оторвался! Мы все завидовали тому, как ловко он с палатками управляется. Понятно, что Препяхин перед девчонками рисовался, но все-таки… Остальные хмуро пацаны возились со своими кучами разноцветного брезента, пытаясь тайком подсмотреть у Никитоса, куда чего совать. А еще обиднее было, что Демидова почти так же быстро, как Препяхин, с палаткой управилась. И Кислицына тоже под ногами путалась.

Короче, переругались все. Пришел физрук, быстро наорал на нас (девчонкам хоть бы слово сказал!) — но результата добился. Через час палатки были не только установлены, но и обкопаны.

Витька пытался бухтеть, что, мол, мы в лес отдыхать пришли, а не землю рыть, но физрук рявкнул:

— Лопату в руки — и копать! Дождь пойдет — вспомнишь меня!

Пришлось копать. А девчонки за это время только и успели, что кашу сварить.

Халявщицы.

Палаток у нас было всего четыре. Две из них мгновенно поставили Лерка и Никитос. Лерка постоянно на сборах, их там всему научили, а Никитос тоже много в походах был.

У него родители прикольные, нет бы, как все, в Турцию поехать, а они каждый год в какие-то безумные походы ходят. То на байдарках, то на велосипедах.

Мы еще и опомниться не успели, как они уже место разгребли, палатку схватили и шустро так и слаженно давай в специальные дырки палки пластмассовые засовывать.

Милка первая не выдержала. Она к Никитосу подошла и почти на ушко ему говорит:

— Как у тебя ловко получается! Научи меня, а?

Никитос ей молча палатку в руки всучил. Только у нее ничего не получилось. Потому что Лера немедленно все бросила и ушла помогать физруку кострище готовить.

Никита пытался что-то Милке объяснить, но она то одно из рук выронит, то другое. Потом ее дуга по лбу шлепнула, она распсиховалась, наорала на Никиту и ушла.