Особый отдел и пепел ковчега - Юрий Брайдер

В дальнем углу беседовали две странно одетые старушки, и невозможно было понять, кто из них пациентка, а кто посетительница. Возле выключенного телевизора сидел наголо обритый горбун и раскачивался в такт какой-то мелодии, доступной только его собственному слуху.

Дожидаясь Анатолия Сопеева, заглазно уже получившего оперативную кличку «байстрюк», Цимбаларь дал волю своей любознательности и вскоре убедился, что диваны крепко-накрепко прикручены к полу, в окнах вставлены пуленепробиваемые стекла, под потолком установлены две телекамеры слежения, а лысый горбун зачарованно всматривается в своё собственное отражение на экране телевизора, ну почти как полковник Горемыкин.

Ожидание между тем затягивалось. Цимбаларь уже начал опасаться, что его мошеннический трюк раскрыт и администрация лечебницы готовит какие-то ответные меры, но тут санитар ввёл в комнату человека, одетого сугубо по-домашнему: спортивные брюки, фланелевая рубашка навыпуск и тапочки.

Цимбаларь, судивший о внешности Востроухова только по устным свидетельствам Кондакова, невольно подивился сходству отца и сына. Правда, Анатолию Григорьевичу, кроме молодецких усов, не хватало ещё маршальского лоска и военной выправки. Он сильно сутулился, при ходьбе шаркал ногами и своим отрешённым видом напоминал популярнейшего героя фантастических комиксов — Безумного профессора.

Сделав своё дело, санитар ушел, и Сопеев покорно остался стоять посреди комнаты. Цимбаларь поспешил к нему и, взяв за локоток, усадил на ближайший диван, а сам устроился рядом.

Он ещё и рта не успел раскрыть, чтобы представиться, как душевнобольной деревянным голосом произнёс загадочную фразу:

— Вы опять хотите послать меня к северным оленям?

— Упаси боже! — воскликнул слегка ошарашенный Цимбаларь. — Какие могут быть олени! Меня интересует один человек, безусловно, хорошо знакомый вам. Имеется в виду маршал Востроухов.

— Здоровье у него хорошее, — апатичным тоном сообщил Сопеев.

— А когда вы его видели? — Цимбаларь решил подыграть психу.

— Вчера.

— Здесь?

— Ну да... — Этот вопрос почему-то привёл Сопеева в замешательство.

— Вы говорили с ним?

— Нет. Он со мной не разговаривает.

— Почему?

— Обижается.

— Очевидно, на то есть какой-то веский повод?

— Есть. — Сопеев, словно начиная просыпаться, глубоко вздохнул.

— Какой?

— Я виноват, что ему нет покоя даже в гробу.

— Как это следует понимать? — Цимбаларь затаил дыхание.

— Будто бы вы сами не знаете. — Сопеев печально усмехнулся. — Пепел... Причиной всему — пепел. Не нужно было брать его с собой в могилу. А теперь никому из нас нет покоя... Я не хочу пасти оленей! — Голос Сопеева сорвался на визг. — Я не хочу искать пятый угол! Я не...

Санитары не заставили себя долго ждать. Сопеева бесцеремонно сграбастали и в мгновение ока выдворили из комнаты свиданий.

Старушки как ни в чём не бывало ворковали в своём углу, а горбун продолжал раскачиваться, словно заведённый. Похоже, такие сцены были здесь вполне обычным делом.

Завидев возвращающегося ни с чем Цимбаларя, медсестра промолвила:

— Что-то вы недолго у нас гостили.

— Сорвалось свидание, — сообщил тот. — Анатолий Григорьевич закатил истерику... Приплёл мне каких-то северных оленей...

— Бывает. Нервы у наших пациентов сами знаете какие... Вы, пожалуйста, зайдите к лечащему врачу. Он хочет с вами поговорить.

Отнекиваться смысла не имело, и Цимбаларь направился в ординаторскую, на двери которой среди полудюжины других фамилий значилась и нужная ему: доцент Халдеев И.И.

После обмена приветствиями, в ходе которого выяснилось, что Халдеев вовсе не Иван Иванович, как безосновательно предполагал Цимбаларь, а, напротив Изяслав Изяславович, перешли к сути дела.

— Кем вы Сопееву приходитесь? — поинтересовался доцент, имевший довольно редкую для среднерусской полосы внешность родовитого испанского гранда.

— Братом, — соврал Цимбаларь. — Двоюродным.

— Понятно... Это я к тому, что прежде родня не очень-то баловала его своим вниманием.

— Так уж вышло. Отец давно умер. У матери своя жизнь. С братом отношения не сложились. В семье разлад... — Последняя фраза была домыслом чистой воды. — А он нуждается в общении с близкими?

— На данном этапе болезни в общем-то нет. Более того, люди, от которых Сопеев успел отвыкнуть, могут влиять на него негативно, в чём вы сами только что убедились.

— А чем он болен, если не секрет? — осведомился Цимбаларь.

— У него так называемый амнестический синдром, для которого характерны нарушения памяти, особенно на текущие события. Он не помнит, что делал вчера, а провалы в памяти заменяет событиями, происходившими в другое, подчас весьма отдалённое время. Проще говоря, прошлое и будущее перемешались для него самым причудливым образом. Известны случаи, когда амнестический синдром приводит к глубокому распаду личности.

— Каковы же причины этой болезни?

— Причины могут быть самые разные. Алкоголизм, опухоль мозга, сильное нервное потрясение. В истории болезни отмечено, что несколько лет назад Сопеев был подобран в бессознательном состоянии. На его теле имелись многочисленные следы побоев и даже пыток. Причём обнаружили его сторожа Воскресенского кладбища. Как я понимаю, милицейское расследование не проводилось. Вы не в курсе случившегося?

— К сожалению, нет... Скажите, каковы перспективы на выздоровление?

— Об этом судить рановато. Сопеев должен пройти полный курс стационарного лечения. Но будем надеяться на лучшее. Медицина не стоит на месте. За последнее время появились чрезвычайно эффективные препараты нового поколения. Хотя, сами понимаете, это потребует дополнительных расходов. Именно поэтому я к вам и обратился. Передайте, пожалуйста, мои слова всем родственникам Сопеева. Если они желают видеть его здоровым и дееспособным, придётся, как говорится, раскошелиться.

— Хм. — Цимбаларь напустил на себя удручённый вид. — Кругом одни расходы... А ведь раньше душевные болезни лечили холодными ваннами, голодом, розгами и молитвами. Между прочим, весьма помогало. Мой прадед после такого лечения ударился в общественно полезную деятельность и дослужился аж до комиссара Губчека.

— В те времена различные психопатические личности шли просто нарасхват. Трудно провести грань между паранойей и революционным энтузиазмом. Никто так не умеет зажечь народные массы, как маньяк-шизофреник. История смутных времён — это в чём-то и история психиатрии. Сейчас ситуация изменилась. Не забывайте, что мы живём в двадцать первом веке. Всё решают деньги, а не припадочные кликуши.

— Хорошо, я постараюсь выполнить вашу просьбу, — пообещал Цимбаларь. — Заодно хотелось бы узнать, когда с Анатолием Григорьевичем можно будет поговорить спокойно, без эксцессов.

— Не раньше чем через две-три недели. Сейчас он находится в кататоническом состоянии, доходящем до Неистовства, а дальше возможен ступор. Знаете, наверное, что это такое... Только вы сами больше не приходите, — доцент глянул на Цимбаларя в упор. — Ваше присутствие вызывает у Сопеева крайне отрицательные эмоции.

— Почему? — Цимбаларь сделал удивлённое лицо. — Мы ведь до этого виделись с ним от силы пару раз, причём довольно давно.

— Я уже говорил, что для больных амнестическим синдромом не существует разницы между «давно» и «недавно». Они живут в своём собственном иллюзорном мире, концентрируя память и внимание на вещах, для других людей кажущихся малозначительными. Зачастую у них вырабатывается весьма тонкая, я бы даже сказал, изощрённая интуиция. Позвольте привести пример. В своё время у нас на излечении находился пациент, ставший жертвой систематических издевательств жены. Да-да, бывает и такое. И вот, представьте себе, он невзлюбил одну медсестру, очень милую и спокойную женщину. Завидев её или даже заслышав шаги, бедняга был готов голову себе расшибить. В результате разбирательства выяснилось, что медсестра прежде работала в театре. То ли гримёршей, то ли костюмершей. А жена нашего пациента была по профессии актрисой, со всеми вытекающими отсюда последствиями. И он сразу заподозрил между ними какое-то сходство. Что это могло быть: неистребимый запах кулис, манера говорить, какие-то специфические жесты или нечто совсем иное — мы никогда не узнаем. Но факт остаётся фактом. Примерно то же самое и с Сопеевым. Он интуитивно видит в вас некий символ зла.

— Учту на будущее и постараюсь здесь больше не появляться, — сказал Цимбаларь. — А теперь, если вам больше нечего сказать, разрешите откланяться.

Уходя, он насвистывал мелодию из мюзикла «Кабаре»: «Деньги, деньги, деньги, деньги... »

К проходной Цимбаларь постарался подойти так, чтобы охранники заметили его в самый последний момент. Этот замысел почти удался, но коварная автоматика зарезала без ножа — когда до наружных дверей осталось всего ничего, челюсти турникета с лязгом захлопнулись. Одновременно заверещал зуммер тревоги.