Особый отдел и пепел ковчега - Юрий Брайдер

Дверь затряслась от толчков и ударов изнутри. Как это всегда бывает в минуты паники, ключ не поворачивался, а запоры заедали. Однако Кондаков особо не волновался — он верил в самообладание генеральши и в физическую силу её избранника.

В конце концов так оно и случилось. Дверь распахнулась, и оба любовника, окутанные клубами ядовитого дыма, вывалились на лестничную площадку. Нежданная беда, надо полагать, застала Кузю-Федю в постели, поскольку он прикрывал свои обнажённые чресла простыней. Сопеева, на тот момент находившаяся в ванной, успела сунуть голову в ночную рубашку, но лёгкий ситец сразу прилип к мокрому телу и ниже уровня пупка опускаться никак не хотел. Таким образом, задница вдовы, несмотря на свои уникальные размеры, сохранявшая определённую привлекательность, была выставлена на всеобщее обозрение.

Однако крайняя фривольность собственных нарядов занимала «погорельцев» меньше всего. Радость от чудесного спасения не могла затмить животрепещущие материальные проблемы. Толкая своего дружка обратно в эпицентр бедствия, Сопеева вопила:

— Всё сейчас пропадёт! Нищими по миру пойдём! Милостыню будем клянчить! Спасай сумочку, которую я на трельяже оставила! Там и деньги, и документы, и всё на свете.

Прикрыв лицо локтем, преданный Кузя-Федя бросился в задымленную квартиру, а вдова принялась звонить во все соседские квартиры, правда, без всякого успеха. В один из моментов она повернулась к Кондакову передом, оголённым от живота до кончиков ногтей, и тот невольно отпрянул — настолько вызывающе порочна была красота зрелого женского лона.

Тем временем дым понемногу редел, и вскоре на лестничную площадку вернулся Кузя-Федя, прижимавший к сердцу заветную сумочку. Уже который раз на дню он сменил свой облик, превратившись не то в негра, не то в трубочиста.

— Ну слава богу! — Чмокнув мужественного огнеборца в губы, Сопеева принялась проверять содержимое сумочки.

Кондаков, ради одного этого мгновения и затеявший весь нынешний тарарам, буквально впился глазами в её руки. Однако ничего примечательного, кроме тоненькой пачки документов и ещё более тоненькой пачки денег, в сумочке не оказалось.

Но ведь если бы вдова владела оставшимся от мужа бетилом, она в первую очередь стала бы спасать его. Следовательно, гражданку Сопееву, шестидесяти пяти лет от роду, можно было смело сбрасывать со счетов.

Тем временем Кузя-Федя уже заглядывал в очистившуюся от дыма квартиру.

— Вроде бы ничего не сгорело, но воняет страшно, — сообщил он. — И копоть кругом.

— Ничего, зато тараканы передохнут, — сказала из-за его спины рассудительная Сопеева, продолжавшая сверкать голым задом. — На отраве сэкономим.

Дверь за ними захлопнулась, и спустя короткое время пружины кровати вновь заскрипели.

Глава 4

БРАТЬЯ СОПЕЕВЫ

Отправляясь на рандеву с младшим сопеевским отпрыском, Цимбаларь располагал следующей информацией: его зовут Николаем Григорьевичем и он работает редактором в одном малоизвестном издательстве, которое пытается привить отечественной читающей публике вкус к творчеству западных постмодернистов, давно утративших популярность даже у себя на родине.

Тем не менее издательство процветало, о чём можно было судить по качеству плащей и пальто, вывешенных в небольшом уютном гардеробе, где заправлял добрый молодец, которому скорее пристало бы таскать тюки в Речном порту, чем следить за сохранностью чужих шмоток.

Впрочем, гардеробщик выполнял ещё и функции привратника, благо лестница, ведущая в кабинеты редакции, находилась рядом с его закутком.

— Вы к кому? — с вымученной вежливостью осведомился он.

— К Сопееву, — сквозь зубы процедил Цимбаларь, глубоко презиравший всё это недавно народившееся холуйское сословие.

— Вам назначили?

— Что-о-о? — Цимбаларь недобро прищурился.

— Сопеев вас приглашал?

— Ещё чего! Я сам кого хошь приглашу. — Цимбаларь. не любивший щеголять своей должностью, с большой неохотой предъявил удостоверение.

Нельзя сказать, чтобы гардеробщик очень обрадовался такому визитеру, однако дорогу ему заступить не посмел, а лишь деликатно поинтересовался:

— Вы без верхней одежды?

— Без, — проронил Цимбаларь, даже поздней осенью ходивший как бомж, заложивший своё единственное пальто в ломбард.

Редакция занимала от силы пять кабинетов, и Сопеев-младший отыскался в самом крайнем из них, выходившем окнами сразу и на людный проспект, и на тихий дворик. Сидя на подоконнике, он что-то диктовал сухопарой стервозной машинистке, словно бы сошедшей с картины Гогена «Любительница абсента».

Сам Николай Григорьевич росточком вышел в отца, а склонность к полноте унаследовал от матери. В свои сорок он выглядел на все пятьдесят. Украшали его лишь полосы, хотя и сильно поредевшие от лба к затылку, но ещё задорно кудрявившиеся над ушами.

Сдержанно кивнув гостю, о котором его уже успел предупредить по телефону бдительный гардеробщик, Сопеев продолжал диктовать ровным, хорошо поставленным голосом:

— «Кризис, главным свидетелем которого является исчерпание смыслового пространства, поразил всю культуру постмодернизма, что самым непосредственным образом связано с завершением индустриальной фазы развития цивилизации. В условиях прогрессирующего обессмысливания мира писатели утрачивают позицию пророков и приобретают сервильный статус. Ситуация усугубляется моральным релятивизмом и ложной политкорректностью, свойственной современному мейнстриму. В возникших условиях необходимо тщательно изучить основные тренды и определить локусы развития... » Напечатала?

— Угу, — недружелюбно косясь на Цимбаларя, кивнула машинистка.

— Тогда сделаем перерывчик. Ты пока попей кофейку, а я побеседую с нашим гостем.

— Только без эксцессов, пожалуйста. — Машинистка ушла, раскачиваясь, словно грот-мачта в десятибалльный шторм.

— Как это понимать? — Цимбаларь недоумённо глянул на Сопеева.

— Да ерунда, — отмахнулся тот. — Это жена моя, Натка... Вечно у неё какая-то дичь на уме. Баба, ничего не поделаешь.

— А-а-а... Скажите, что такое локусы?

— Качественные инновации, — не вставая с подоконника, ответил Сопеев.

— Тогда всё ясно. — Цимбаларь, в своё время проштудировавший «Словарь иностранных слов» от корки до корки, так ничего и не понял, но признаться в этом не пожелал.

— Рад за вас... Ну а если без дураков, термин «локус» можно перевести простым русским словом «предвестие». Например, знаменитая «Пражская весна» была локусом грядущего краха социалистической системы.

— Значит, если у меня чешется нос, это локус того, что я сегодня напьюсь? — уточнил Цимбаларь.

— В самую точку! — Этот пример пришёлся Сопееву явно по вкусу.

— Тогда уж и про тренды расскажите.

— Да ну их в баню! Все говорят: «тренды» — и я так говорю. Ну в общем-то синоним тренда — тенденция. Везде свой сленг, даже у сантехников.

— Но сантехники своим сленгом общество не напрягают, — возразил Цимбаларь. — А про локусы и тренды уже болтают по телевизору.

— Политологам без специальных терминов никак не обойтись. Попробуй только честно признаться: дескать, про эти дела мы ни хрена не знаем! Сразу с должности слетишь. А пассаж типа: «Для выяснения всех аспектов этой проблемы проводится комплексный анализ, подразумевающий правильно организованную мыслекоммуникацию и метод сценирования» — звучит солидно и обнадёживающе. Напускать словесный туман умеют не только церковники, но и учёные мужи. Положение, так сказать, обязывает.

— Ладно, оставим эти терминологические дебри, — сказал Цимбаларь. — Лучше перейдём к делу.

— Вот-вот! — Сопеев такому предложению даже как бы обрадовался. — Что я там опять натворил?

— Вам виднее. Меня всякая бытовуха и мелкий криминал не касаются... Мне с вами просто потолковать надо.

— О чём?

— Ну, скажем, о вашей семье. О вас самих, о брате, о матери, об отце.

— Мой отец умер.

— Я знаю, — кивнул Цимбаларь. — Хотя, честно сказать, он интересует нас больше всего.

— Странно... Раньше я полагал, что смерть списывает все грехи. — Сопеев мял в руках сигарету, видимо не решаясь закурить.

— А у него было много грехов?

— Да какое там! Не больше, чем у других. Можно подумать, что Жуков или Василевский ничем себя не запятнали. Как же! По крови будто бы по паркету ходили. Оккупированную Германию обирали, словно свою собственную вотчину. Только с них грехи война списала, а нынешним генералам, наоборот, перестройка всякое лыко в строку поставила... Но преступлений за отцом нет, это я гарантирую. Он, между нами говоря, дурачком был. А дурачки на большое зло не способны.

— Как же тогда дурачок оказался в генералах?

— Очень просто. Его один приятель всю жизнь за собой тянул. Маршал Востроухов. Вы, наверное, о нём слышали. Колоритнейшая личность! Если бы не он, отец бы до самой пенсии в капитанах ходил.