Черная тропа - Оса Ларссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Малу фон Сиверс (явно очарованная словами благодарности по отношению к жене): Чему же, например?
Маури Каллис (задумывается): Порой самым простым вещам. Например, что семья должна собраться вместе за обеденным столом и вместе поужинать. Для меня это было открытием.
Малу фон Сиверс: Ты считаешь, что больше ценишь «нормальную жизнь», чем, к примеру, я — человек, выросший в обычных условиях?
Маури Каллис: Да, уж извини. Думаю, что да. В «нормальном» мире я чувствую себя беженцем.
Во время третьего семестра в Торговом институте Дидди, наконец, покидает привычный мир. Красота и шарм были у него всегда, но теперь к ним добавились деньги. Стокгольм его уже не интересует. Он мечтает о других странах. И вот он уже бредет вдоль канала Сен-Мартен с двумя длинноногими фотомоделями, когда солнце встает над Парижем. Нет, они не настолько пьяны, чтобы не стоять на ногах — просто шутливо толкаются и пинают друг друга, как маленькие дети, идущие домой. Деревья склонились к воде, как брошенные женщины, и роняют свои листья в воду, как старые любовные письма на алой, пылающей бумаге. Из булочных доносится запах свежеиспеченного хлеба. Мимо проносятся продуктовые фургоны, едущие в сторону центра, шины шуршат по булыжной мостовой. Мир так прекрасен, что лучше не бывает.
На одной вечеринке у бассейна он знакомится с актером, который приглашает его слетать на чьем-то личном самолете на съемки фильма в Украину. Дидди готов продемонстрировать необходимую щедрость. В самолете у него с собой десять бутылок «Дом Периньон».[16]
Там он знакомится с Софи Фуенсантой Куэрво. Она намного старше, ей тридцать два, по материнской линии она приходится дальней родственницей испанской королевской семье, по отцовской линии ведет свой род от Иоанна Крестителя.
Она — позор своей семьи, как говорит Софи: разведенная мать двоих детей, которые учатся в школе-интернате.
Дидди никогда не встречал женщины, которая могла бы даже близко сравниться с ней. Он как пилигрим, который наконец-то вышел к морю, зашел в него по плечи и утонул. Ее объятия — средство от всех печалей. Стоит ей улыбнуться или почесать нос — и он тут же теряет голову. У Дидди даже возникают мысли по поводу отношений с ее детьми. Смутные картины, как они пускают вместе змея на пляже, или как он читает им книжку перед сном. Софи редко говорит о детях и не знакомит его с ними. Иногда она навещает их в интернате, но Дидди с собой не берет. Она не хочет, чтобы они привязывались к человеку, который внезапно исчезнет. Но он никогда не исчезнет. Он хочет всегда сидеть рядом, перебирая пальцами ее черные, как вороново крыло, волосы.
Друзья Софи владеют большими яхтами. Он едет на охоту, когда они навещают ее знакомых в их владениях на северо-западе Англии. Дидди неотразим в своем взятом напрокат охотничьем костюме и крошечной войлочной шапочке. Для мужчин он младший брат, для женщин — объект желания.
— Я не хочу никого убивать, — по-детски серьезно говорит он собравшемуся обществу. Он и тринадцатилетняя девочка идут с загонщиками, долго беседуют о ее лошадях, а вечером девочка уговаривает хозяйку посадить Дидди рядом с ней за ужином. Софи со смехом уступает кавалера.
Дидди водит Софи по ресторанам, покупает ей сногсшибательно дорогие туфли и украшения. Приглашает в недельную поездку в Занзибар. Город похож на театральную декорацию — рушащаяся красота зданий, затейливо вырезанные деревянные двери домов, тощие коты, гоняющиеся за белыми крабами на белом песке бесконечных пляжей, тяжелый аромат приправ, которые разложены для просушки на расстеленных прямо на земле кусках алой материи. И на фоне этой красоты, которая доживает свои последние дни — скоро двери и фасады обветшают, на острове яблоку негде будет упасть от туристов, пляжи заполнятся шумными немцами и толстыми шведами — на этом фоне их любовь.
Люди оборачиваются на улице и смотрят вслед, когда они идут, сплетя пальцы рук. Его волосы выгорели и стали белыми, как лен, ее волосы — как черная пышная грива андалузской лошади.
В конце ноября Дидди звонит из Барселоны сказать, что хочет все продать. Маури объясняет ему, что продавать уже нечего.
— Ты полностью истратил свой капитал.
Дидди рассказывает, что за ним гоняется сумасшедший владелец отеля, страстно желающий, чтобы Дидди оплатил счета.
— Он зол, как черт. Мне приходится выходить крадучись, чтобы он не накинулся на меня прямо на лестнице.
Маури стискивает зубы во время долгой мучительной паузы, когда Дидди ожидает, что Маури предложит одолжить ему денег. Затем Дидди спрашивает его напрямую. И Маури говорит «нет».
После того телефонного разговора Маури выходит на улицу и идет по заснеженному Стокгольму. Гнев не оставляет его. А что думал Дидди? Что он позвонит — и Маури сразу же подставит ему задницу и позволит делать с собой, что угодно?
Нет уж. Последующие три недели Маури проводит у своей новой подруги. Много лет спустя, давая интервью Малу фон Сиверс, он даже под дулом пистолета не вспомнил бы имя той девушки.
Три недели спустя после того звонка Дидди появляется на кухне общежития, где живет Маури. Вечер субботы. Девушка Маури ушла на девичник. Сосед Маури Хокан уставился на Дидди, как смотрят в телевизор, забывает о приличиях, не сводит с него глаз. Смотрит в упор, открыв рот. У Маури возникает необъяснимое желание дать ему по морде, чтобы он закрыл пасть.
Глаза Дидди — как белый потрескавшийся лед на кроваво-красном океане. Снег тает в его волосах и стекает на лицо.
Любовь Софи закончилась, как только закончились деньги, но Маури об этом еще не знает.
В комнате Маури страсти взрываются. Маури — проклятый обманщик. Двадцать пять процентов! Вонючий ростовщик! Того и гляди лопнет от жадности. На десять процентов Дидди еще может согласиться. И он желает получить свои деньги сейчас же. Немедленно!
— Ты пьян, — отвечает Маури.
Эти слова он произносит исключительно заботливым тоном. Он прошел суровую жизненную школу, которая научила справляться именно с такими вспышками. Он легко входит в роль своего приемного отца, воспроизводит его позу, его тон. Как говорится, мягко стелит, да жестко спать. Внутри его притаился приемный отец. А внутри его поджидает приемный брат. Как в русской матрешке. В самой глубине живет Маури. Но пройдет еще много лет, прежде чем эта матрешка выйдет наружу.
Дидди ничего не знает о матрешках. Или ему сейчас не до них. В слепой ярости он накидывается на внешнюю матрешку, кричит и страшно ругается. Что ж, он сам виноват, что на свет божий вылезает приемный брат.
Малу фон Сиверс: Стало быть, тебя поместили в приемную семью, когда тебе было одиннадцать лет. Как тебе там жилось?
Маури Каллис: По сравнению с той жизнью, которой я жил до того, — намного лучше. Однако мои приемные родители брали детей, чтобы заработать деньги. Они занимались всем понемногу. У моей приемной мамы было одновременно три работы. Она называла моего приемного отца стариком. Мой приемный брат тоже его так называл, да и я сам.
Малу фон Сиверс: Расскажи о нем.
Маури Каллис: Он был мелким жуликом, балансировавшим на грани закона. Человек без комплексов. Так сказать, бизнесмен самого низкого полета (улыбается и встряхивает головой, отгоняя воспоминания). Например, старик занимался покупкой и перепродажей машин. Весь двор был заставлен старым металлоломом. Иногда он уезжал в другие города и продавал машины там. При этом он надевал рубашку с пасторским воротником, ибо народ доверяет служителям церкви. «Закон о религии я прочел от корки до корки, — говорил он. — И нигде не сказано, что надо быть посвященным в сан, чтобы носить такой воротник».
Случается, что к ним домой приходят люди, которые чувствуют себя обманутыми. Чаще всего они разгневаны, иногда плачут. Старик сочувствует им, сожалеет. Предлагает им кофе или рюмочку водки. Но сделка — дело святое. Что сделано, то сделано. Деньги он уже не выпускает из рук.
Один раз приезжает женщина, которая купила у старика подержанную машину. С ней ее бывший муж. Старик вычисляет его мгновенно.
— Позови Йокке, — говорит он, едва пара вылезает из машины во дворе их дома.
Маури бежит за приемным братом.
Когда он возвращается с Йокке, старик уже получил пару раз по шее. Но тут влетает Йокке с бейсбольной битой в руках. Глаза у женщины округляются.
— Уедем отсюда, — говорит она и тащит своего бывшего мужа за руку.
Он дает ей себя увести. Таким образом, ему удается спасти чувство собственного достоинства. По глазам Йокке видно, что он совершенно безумен. Однако ему всего тринадцать. Маленький мальчик, который иногда нашкодит. Как в той истории с собакой. Милые детские шалости. Один из соседей в деревне пускает своего пса бегать без поводка. Старик раздражен тем, что псина писает на их участке. Однажды Йокке и его дружки ловят собаку, обливают ее керосином и поджигают. Громко смеются, когда пес бежит через поле, как горящий факел. Посматривают друг на друга, словно соревнуясь, у кого смех выходит громче и радостнее.