Тест для убийцы - Уилл Лэвендер

Совсем как Дэннис. Мэри заняла одноместную комнату не из-за доверия, и теперь она это поняла. Нет, она поселилась в комнате одна, потому что ей необходимо было время, чтобы попытаться понять, почему он ее бросил. В те дни ей с трудом удавалось быть рядом с кем-либо, кроме Саммер.

И сейчас, два года спустя, мысли о Полли и Уильямсе довели Мэри до того же состояния. Измотанная, обиженная, но все еще отчаянно стремящаяся найти ответы, которые бы успокоили ее. «Брось, Мэри, — говорили ей все. — Это не имеет к тебе никакого отношения. Двигайся дальше. Жизнь продолжается. И это тоже пройдет».

Пройдет ли?

А что, если мы просто застряли на месте и наш разум крутится вокруг одной точки и буксует, как колесо в грязи, потому что ответы никак не удается отыскать? Разум успокаивается, только когда находит ответы. Мэри тоже. В конце концов, она их заслужила. Чем она навлекла на себя все беды? Всего лишь приняла приглашение парня поужинать вместе, записалась на идиотский курс? Этого мало. Мэри не заслужила… чего? Мучения. Да, именно. Сначала от Дэнниса, а теперь от Уильямса. Мучения. Пытки. Она этого не заслужила.

Мэри поверила, что появление Саммер Маккой на той фотографии что-то значило, но она ошиблась. Снимки были всего лишь опорными точками. Как же ей удалось так сильно сбиться с пути? Как она потеряла над собой контроль? Каким заблуждением оказалась ее вера в то, что она разыскивает реально существующую девушку. Это было всего лишь упражнение. Ни больше ни меньше. Полли не более реальна, чем Квинн… то есть совсем наоборот. Ее судьба стала в данной ситуации такой же важной, как и выживание Квинна.

И все же. Все же. Мэри ощущала, что делает нечто важное. Она чувствовала Полли — нутром чуяла ее. Это что-нибудь да значило. Мэри начала воспринимать Полли как объективно существующего человека, а не просто призрак из загадки Уильямса. Вот девушка, с которой жестоко обошлись, ее обидел парень, этот Майк. А вот Мэри, которую тоже оскорбил Дэннис. Два сапога пара. Мэри почувствовала себя в долгу перед Полли. Ей казалось, что остается только одно: доиграть до конца.

Однако Мэри знала, что стоит еще раз вжиться в игру слишком сильно, как она вновь потеряет контроль над собой, и снова профессор высмеет ее, а вместе с ним и вся группа. Мэри следует держаться на безопасном расстоянии, и в то же время отыскать Полли.

Отыскать Полли, при этом понимая, что она, к сожалению, вымышленная.

Отыскать Полли.

Мэри открыла электронную почту и прочла новое письмо от Уильямса.

Обстоятельства

Вы уже знаете, где находилась Полли в ту ночь, когда ее видели в последний раз. Вам также известно, кто устраивал для нее вечеринку: грубоватый и в то же время добродушный Свин, который относился к Полли по-отцовски. Вы знаете, что она вернулась домой к отцу, смотрела телевизор и заснула рано утром 2 августа. В действительности вы уже в курсе обстоятельств исчезновения девушки. Но что насчет самой Полли, а именно фактов ее жизни, которые могут иметь (или не иметь) отношение к ее похищению и возможному убийству?

Во-первых, мы знаем, что Полли планировала уехать в колледж. Она собиралась учиться на медсестру в колледже Грейди в Пирстауне, что в сорока милях от ее родного города. Колледж расположен рядом с федеральной трассой № 64. Полли уже оставила некоторые вещи на хранение на складе недалеко от колледжа. Она успела занять комнату, в которой хотела поселиться вместе со своей подругой Николь. Последние две недели Полли и Николь ездили в Пирстаун, чтобы осмотреть колледж. Они побывали на нескольких вечеринках, знакомились с другими студентами и веселились. Полли с нетерпением ждала начала учебы, начала самостоятельной жизни. Николь встречалась с одним парнем по имени Лоуренс Трипп. Все для краткости звали его Триппи, «торчок», потому что он вечно был под кайфом. Полли не доверяла ему, но при этом не слишком беспокоилась за Николь, потому что в последнее время отношения у молодых людей не заладились, и Полли не сомневалась, что после отъезда в Пирстаун Триппи исчезнет.

Во-вторых, следует рассказать о матери Полли: впервые за долгое время она появляется в нашем повествовании. Мать девушки отсутствовала почти год, уехав в Сан-Франциско с каким-то литографом. Теперь она вновь начала созваниваться с дочерью, и Полли опасалась, что та снова вернется и, как всегда, все разрушит.

А что насчет отца Полли по имени Эли? Эли был учителем начальных классов в школе Батлер на Дьюринг-стрит. Он преподавал почти тридцать лет, и до пенсии ему оставалось совсем немного. Эли нравилась работа учителя, но за последние несколько лет он начал уставать от жизненных проблем. Когда Полли исчезла, он взял отпуск и позже не собирался возвращаться в школу. Мало того, ровно за неделю до происшествия Эли поссорился с каким-то разгневанным папашей, который цинично отозвался об администрации школы. Однажды этот человек подошел к Эли на автостоянке и стал угрожать. Видимо, учитель отправил его сына в кабинет директора, как выразился спорщик, «без всякой причины». Насколько Эли помнил, мальчик нарисовал на доске обнаженную женщину с раздвинутыми ногами. Папаша впал в ярость. Впервые за долгое время Эли стало страшно. Будучи крупным мужчиной, он мог легко совладать с этим человеком, но по характеру был человеком мягким, застенчивым. Робким. Его называли тихоней. И вот этот живчик тыкал пальцем прямо в лицо Эли, обвиняя в том, чего тот вовсе не совершал. Учитель все время молчал и просто шел к своему грузовику. Он залез в машину и захлопнул дверь, но папаша все еще маячил в зеркале заднего вида и орал на чем свет стоит. Эли выехал со стоянки, глядя, как крикун удаляется все дальше. Когда 4 августа ему позвонила девушка — та самая, чей голос как будто доносился из колодца, — единственная мысль тут же пришла ему в голову: «Ее похитил отец того мальчика».

На всякий случай Мэри проверила почтовый ящик повторно. Там оказалось еще одно письмо под заголовком «Методическое указание». Мэри щелкнула по ссылке.

Она увидела фотографию собаки, с виду напоминавшей тех больших и счастливых псов, что снимаются в телерекламе. Снизу Уильямс подписал: «Это собака Свина по кличке Леди».

Леди была черным лабрадором.

15

Во вторник Дэннис пытался увидеться с Элизабет, но она не подходила к телефону. Когда на звонки отвечал старик, Дэннис быстро вешал трубку.

Он прогулялся по территории университета, немного пробежался, а затем рванул, словно спринтер, по Монтгомери-стрит. Дэннис надел штаны цвета хаки и спортивную куртку. Его очки постоянно соскальзывали, а волосы спадали на лоб. Добежав до конца улицы, Дэннис остановился, наклонившись вперед, уперся руками в колени и плотно закрыл глаза. Мышцы ног обдавало жаром. Сердце колотилось в груди. «Измучай себя, Дэннис, — думал он. — Давай же». На светофоре зажегся другой свет, и как только Дэннис стал пересекать Прайд-стрит, он услышал позади голос:

— Я работала.

Дэннис повернулся к ней. Элизабет была в длинном бежевом плаще и держала на плече связку книг. Она и вправду работала: ее глаза, окруженные сеткой лопнувших капилляров, выглядели уставшими. Дэннис потянулся к ее руке, но Элизабет отстранилась.

— Слишком многое происходит вокруг, — объяснила она.

Дэннис посмотрел в сторону. Наступал вечер, и уличные фонари оживали.

— Ага, — сказал он.

— Мне скоро защищать диссертацию. После стольких лет труда будет обидно провалиться.

— Над чем ты работаешь, Элизабет? — спросил Дэннис. Он заглянул ей в глаза, стараясь понять, что у нее на уме. Женщина не отвела взгляда.

— Ты ведь знаешь, Дэннис. Я изучаю сочувствие, а именно: как люди проявляют его по отношению друг к другу и насколько это свойственно нам от рождения.

— Самозащита.

— Да.

— Удачи.

— Спасибо, Дэннис.

— У меня только один вопрос к тебе.

— Да?

— Связующим звеном является Сан-Франциско? — спросил Дэннис. — Или, может быть, Свин?

И вновь — никакой реакции. Даже глазом не моргнула. Элизабет уставилась на него. Но едва она заговорила, как Дэннис заметил нечто неуловимое в ее молчании, в слегка изменившемся тембре голоса.

— Понятия не имею, о чем ты.

Дэннис кивнул. Значит, все кончилось. Так же быстро, как и началось. Он повернулся в сторону перекрестка и, когда машин не стало, снова ринулся вперед, ощущая шум в ушах. Через сотню футов Дэннис обернулся посмотреть — Элизабет стояла на том же месте. Всю ночь он непрерывно будет размышлять об одном: плакала ли Элизабет? Натягивая воротник к щеке, она закрывалась от ветра или пыталась сделать что-то еще?

Своей позой Элизабет напомнила Дэннису отца. Как трудно было разгадать его жесты. Его позу, его взгляды. Как каждый раз после расставания где-нибудь — в школе, на футбольном матче — Дэннис оборачивался и пытался понять, о чем думал отец в тот момент. «Преподавание, — как-то сказал он сыну, — это величайший инструмент познания». И всегда возвращался к своим бумагам. Отец закрывался у себя в берлоге на долгие часы, и когда мать просила: «Иди, проверь, как там папа», Дэннис украдкой заглядывал за дверь и видел, как отец спит, опустив голову на стол и пуская изо рта слюну.