Журнал «Вокруг Света» №09 за 1986 год - Вокруг Света

Прибыв в Петербург и обнаружив, что слава его здесь не столь велика, как он рассчитывал, Калиостро решил по обыкновению для начала попытаться воздействовать не столько на умы, сколько на воображение обитателей русской столицы.

Невольно вспоминаются строки Анны Ахматовой:

Это старый чудит Калиостро —

Сам изящнейший сатана...

Впрочем, тогда Калиостро был хотя и тучен, но совсем не стар. Судьбой ему отпускалось еще пятнадцать лет жизни.

Ко времени приезда графа Феникса в Петербург в настроениях Екатерины II, ранее увлекавшейся идеями Вольтера и французских просветителей, наметился уже радикальный перелом, приведший впоследствии к расправе над Радищевым и Новиковым. Появление в этих условиях такой личности, как «иллюминат» Калиостро, не могло понравиться ей.

И грянул гром «с надменной высоты»: графу Калиостро и его жене было предложено покинуть русскую столицу. Некоторые источники уверяют, что раздосадованный граф, склонный к театральным эффектам, и тут преподнес сюрприз. Полиция будто бы донесла, что он выехал из всех петербургских застав одновременно и везде оставил свою подпись. А потому неизвестно было, куда же направился Калиостро.

Таким предстает перед нами за дымкой веков — на фоне достоверных фактов, похожих порою на вымысел, и легенд, имеющих иногда под собою реальную основу,— граф Калиостро.

Святослав Бэлза

Солнце и тени Гранады

В эти края постоянно стремится много народа. Едут любознательные иностранные туристы, спешат посмотреть на достопримечательности Гранады сами испанцы, живущие вдали от этих мест. На протяжении веков о славном городе сложено множество легенд. Молва, например, утверждает, что в XI—XIV веках Гранада была одним из красивейших городов мира. «Здесь столько чудес, сколько зернышек в плоде граната»,— писал древний поэт. Кстати, название города произошло от этого растения: когда-то в его окрестностях гранатовые деревья росли в невиданном изобилии. Менялись династии арабских владык, приходили и уходили короли и султаны. Но каждый правитель считал своим долгом еще больше украсить столицу, построить в ней нечто свое на удивление всему свету.

Вечным памятником мавританскому зодчеству остается поразительная по своему великолепию крепость-дворец Альгамбра и примыкающие к ней сады и фонтаны Хенералифе. Громкая разноязычная речь слышится сегодня в прохладных, некогда тишайших дворцовых покоях, в роскошных залах Послов, Двух сестер, Суда, возле наглухо закрытой двери какого-то таинственного помещения...

Апрельским днем в тридцатиградусную жару на одной из узких садовых дорожек крепости я столкнулся с поэтом Рафаэлем Альберти, седым, красивым, полным энергии.

— Наконец-то я выполнил обещание, которое давным-давно дал Федерико Гарсии Лорке,— побывал в Гранаде,— говорит он.— Федерико трогательно любил свою родную гранадскую землю. Он постоянно звал меня к себе в гости, упрекал: мол, как же так, ты, андалусиец, ни разу не был в Альгамбре? А я все ссылался на занятость, все обещал ему... Потом фашисты уготовили для моего друга пулю, для меня же — больше трех десятилетий изгнания. Теперь, пусть с запозданием, я сдержал свое слово. Я — в Гранаде, но прежде, конечно, побывал в Фуэнтевакеросе...

На родине Лорки

Фуэнтевакерос — поселок в пятнадцати километрах от Гранады.

Первый раз я оказался там ранней весной 1979 года. В этом краю все селения похожи друг на друга. Тесно прижатые один к одному белые домики. На узких улочках сидят старики в черном, возле них в красной пыли тихо копошатся дети. В полдень жизнь замирает, словно в сказочном королевстве. Зато вечерами стар и млад высыпают на Главную — и единственную — площадь, чтобы после напряженной работы в поле выпить с соседом стаканчик вина в таверне, услышать последние новости. От площади уходит улочка, в самом начале которой, справа, стоит с виду непримечательный домик. В нем родился мальчик, которому суждено было стать гордостью испанской поэзии. Несколько лет местный муниципалитет ведет борьбу за приобретение дома и превращение его в музей. И вроде бы никто не против. Все, и в Мадриде, и в Гранаде, согласны. Только денег не отпускают.

В 1979-м на площади, почти напротив дома Федерико, жила приветливая старушка Кармен Рамо. Мы сидели с ней в маленьком дворике, и она вспоминала далекое-далекое, почти нереальное:

— Маленький Федерико почему-то называл меня няней, хотя я всего на пять лет старше. Был он веселым и озорным заводилой. То придумал кукольный театр, то разучил с нами цыганские песни, а то на лесной поляне рассказывал таинственные истории. Потом родители увезли его в большой город (донья Кармен при этом махнула куда-то в сторону гор), но Федерико нас не забывал, часто, уже взрослым, навещал эти места. Прослышали мы, что стал знаменитым поэтом. А что уж он там писал, бог знает,— грамоты здесь почти никто не знал. Потом дошла весть, что его убили... Сколько лет прошло, а он до сих пор видится мне веселым, молодым. Да, молодым, ведь ему эти злые люди не дали состариться, как состарилась я...

Я вновь оказался здесь через пять лет. Не стало доброй старушки. Поселок постепенно начинал жить по-новому. На площади Лорке поставили монумент. Имя поэта стала носить улица, где он родился, а также здешняя школа. Добились этого социалисты и коммунисты, избранные в местный муниципалитет.

— Еще совсем недавно, при

Франко, да и после его смерти люди боялись даже упоминать имя Лорки,— говорит мне учитель Хосе Мария Руис.— Мы не могли читать детям его стихи, рассказывать о его жизни и трагической судьбе. И все же демократия постепенно берет свое. Теперь мы и не представляем себе Фуэнтевакерос без красочного июньского празднества, посвященного нашему великому земляку.

Однако в короткой биографии Лорки был не только гранадский Фуэнтевакерос, но и гранадский Виснар.

В поселок Виснар я договорился ехать с известным здешним журналистом Эдуардо Кастро. Лучшего попутчика трудно и пожелать — ведь он автор первой в послефранкистской Испании книги, подробно рассказывающей о гибели поэта, о преступлениях фашистов в провинции Гранада.

— Давай только выедем на рассвете, а встретимся в центре Гранады, на улице Ангуло,— предлагает мне Эдуардо. Я сразу разгадал его план. Ведь на этой узкой и мрачной улочке Федерико был схвачен по доносу некоего Рамона Руиса августовским полднем 1936 года и брошен в камеру. Оттуда поэта ждала короткая дорога длиною в четырнадцать километров — последний путь в его жизни, путь на Виснар.

Кажется, трудно найти даже на гранадской земле место живописнее, чем здесь. Горы, виноградная долина, нить прозрачного ручья. Лорку привезли сюда вечером. Ночь он провел вместе с другими обреченными в полуразрушенной старой мельнице. Солнце только-только всходило, когда их начали разбивать на группы и выводить наружу, где сладко пахло травами и заливисто пели птицы. Вместе с Федерико пали под пулями сельский учитель и два крестьянских парня, мечтавшие стать матадорами.

— Федерико расстреляли 19 августа, но признались фашисты в своем преступлении только в начале октября,— рассказывает Эдуардо.— А до этого они всячески отрицали свою причастность к расправе.

Мы с Эдуардо разговариваем, сидя на поляне под раскидистым оливковым деревом. Рядом расположились завтракать несколько пахарей. Мне показалось, они давно прислушивались к нашей беседе. Наконец один из них, самый пожилой, не выдерживает, вступает в разговор:

— Меня зовут Антонио Гонсалес. Мне было тогда двенадцать лет, и я развозил на ослике по Гранаде хлеб, что так хорошо умеют печь в Виснаре. Каждый день я останавливался возле дома Мануэля де Фалья, нашего композитора, что жил возле самой Альгамбры. Обычно сам дон Мануэль выходил ко мне за караваем, спрашивал, как жизнь в деревне и все такое... А однажды утром я увидел, что он сидит возле окна и плачет. Испуганная «мучача» — служанка — шепнула мне, что у сеньора убили самого большого друга за то, что он писал стихи. Только много позже, повзрослев, я понял, о ком шла тогда речь...

Муниципалитет Гранады создал специальную комиссию, которая долго выясняла все обстоятельства гибели Лорки. Опрошены многие десятки свидетелей, тщательно изучены архивы, произведены раскопки на месте расстрела поэта. Наконец было обнаружено точно, где погиб Федерико. Там решено соорудить монумент в честь всех патриотов Гранады, павших от рук франкистов. Вокруг раскинется мемориальный народный парк, засаженный теми породами деревьев, которые особенно часто воспевал Лорка. Парк станет местом отдыха и фиест, в том числе празднеств, посвященных поэту. Под открытым небом будут звучать его стихи, его любимые андалусийские песни. Пожалуй, лучшего подарка и не может сделать Гранада своему великому земляку. А в связи с тем, что в августе исполняется пятьдесят лет со дня гибели поэта, нынешний год объявлен в ней «годом памяти Федерико Гарсиа Лорки».