Отряд скорби - Тим Хэй

Бак пожал плечами, но, по-видимому, Розенцвейг не заметил этого.

— И каковы же дальнейшие планы Карпатиу по распродаже вашей формулы взамен определенных благ?

— Нет-нет, вы упускаете главное. Да, я убедил правительство Израиля выдать лицензию на использование формулы генеральному секретарю ООН.

— Ох, Хаим! Зачем? Что, Израилю уже не нужны миллиарды долларов? Обладание формулой сделало бы вас богатейшей страной на Земле и дало бы возможность решить мириады проблем. Но это было бы возможно, если бы Израиль обладал исключительным правом на нее. Как вы думаете, почему нордландцы совершили нападение на вас? Им ведь совершенно не нужна ваша земля! В вашей земле нет нефти. Им нужна была формула! Представьте, что было бы, если бы широкие просторы этой страны стали плодородными!

Розенцвейг поднял руку.

— Я понимаю вас, Камерон. Но деньги тут не играют никакой роли. Лично мне не нужны деньги, Израилю не нужны никакие деньги.

— Так что же такого мог предложить Карпатиу Израилю, из-за чего сделка обрела смысл?

— Камерон, подумайте, о чем молился Израиль с самого начала своего существования? Я говорю не о возрождении страны в 1948 году. О чем избранный народ молил Бога от начала времен?

У Бака кровь застыла в жилах. Ему оставалось только сидеть и покорно кивать головой. Розенцвейг сам ответил на свой вопрос.

— Шалом. Мир. «Молитва о мире для Израиля». У нас хрупкая, уязвимая страна. Мы знаем, что Всемогущий Бог Своей сверхъестественной силой защитил нас от нападения нордландцев. Вы знаете, что они понесли такие большие потери, что их пришлось хоронить в общих могилах. Они нашли свое последнее пристанище в кратерах, образовавшихся от взрывов их бомб, которые, благодаря Богу, не причинили нам ущерба. Некоторые останки нам пришлось предать огню. А обломков их ракет оказалось так много, что мы использовали их как сырье для производства товаров. Камерон, — сказал он со зловещими нотами в голосе, — столько их самолетов потерпело крушение! Фактически абсолютно все. В них до сих пор сохраняется горючее, которого, по нашим оценкам, должно хватить на пять-восемь лет. При таких условиях что может быть для нас более привлекательным, чем мир?

— Хаим, но вы ведь сами говорили, что спас вас Всемогущий Бог. Не может быть никакого другого объяснения случившегося в ту ночь. Если Бог на вашей стороне, зачем вам нужны сделки с Карпатиу?

— Ах, Камерон, Камерон, — сказал Розенцвейг на этот раз уже с грустью в голосе, — история показала, что Бог так непостоянен, когда речь идет о нашем благополучии. Со времен сорокалетнего блуждания детей Израиля по пустыне до шестидневной войны и нынешнего нордландского вторжения мы не можем понять Его. Он благосклонен к нам, когда это соответствует Его предвечному замыслу, постичь который мы не в состоянии. Мы молимся, ищем Его, пытаемся добиться Его милости, но порой приходим к убеждению, что Бог помогает только тем, кто помогает себе сам. Конечно, вы понимаете, что находитесь здесь по этой же самой причине.

— Я тут ничего не понимаю, — ответил Бак.

— Ну, хорошо, это только часть того, почему вы здесь. Вы понимаете, что такого рода соглашение требует большой подготовительной работы…

— О каком соглашении вы говорите?

— Простите, Камерон, мне показалось, что вы уловили мою мысль. Вы же не думаете, что даже мне, несмотря на высокое положение в своей стране, и даже если речь идет о таком замечательном человеке, как Николае, — легко убедить власти уступить лицензию на формулу?

— Конечно, нет.

— И вы правы. Некоторые встречи мне приходилось проводить по ночам. Всякий раз, когда казалось, что мне удалось с кем-либо договориться, потом оказывалось, что кто-то другой переубеждал его. Нужно было уговаривать все новых и новых людей. Много раз бывало, что я в отчаянии готов был отказаться от всей затеи. Наконец — наконец-то! — связанный множеством оговорок и ограничений, я получил полномочия приступить к разработке соглашения с ООН.

— Вы имеете в виду Карпатиу?

— Само собой разумеется. Не заблуждайтесь на этот счет. Сейчас он олицетворяет Организацию Объединенных Наций.

— Вы совершенно правы, — согласился Бак.

— Составной частью проектируемого соглашения будет то, что я войду в руководство в качестве советника. Я должен стать сопредседателем комитета, который будет уполномочен принимать решения о предоставлении лицензий на формулу.

— И никаких денежных расчетов?

— Никаких.

— Израиль получит от ООН защиту от своих соседей?

— Ох, Камерон, все гораздо сложнее. Вы знаете, что проблема формулы связана с политикой глобального разоружения, выдвинутой Карпатиу. Обращение любой страны, которую будут подозревать в том, что она саботирует уничтожение девяноста процентов своих вооружений и передачу остальных десяти ООН, даже не будет приниматься к рассмотрению. Николае поклялся, что он особенно внимательно будет относиться к передаче лицензий нашим ближайшим соседям и враждебно настроенным странам, а я там буду находиться для того, чтобы контролировать это.

— Но здесь требуется нечто большее.

— Безусловно, Камерон, но это самое главное. Если будет осуществлено всеобщее разоружение, Израиль может не беспокоиться о защите своих границ.

— Это все-таки очень наивно.

— Не настолько наивно, как это может показаться на первый взгляд. Это было бы наивно, если бы не было в наличии фактора Николае Карпатиу. Сознавая, что некоторые страны могут скрывать свои запасы оружия или производить новые виды вооружений, договор между суверенным государством Израиль и Советом Безопасности ООН, который будет подписан лично Николае Карпатиу, предусматривает решительные санкции к странам, нарушающим договор. Любая страна, которая станет угрожать Израилю, будет немедленно стерта с лица земли благодаря использованию всего того арсенала вооружений, которым будет располагать ООН. Поскольку каждая страна должна будет передать десять процентов своего оружия, вы представляете, какой будет огневая мощь этого арсенала.

— Мне трудно представить, чтобы убежденный пацифист, выступавший за разоружение на протяжении всей своей политической карьеры, мог угрожать стереть с лица земли какую-либо страну.

— Это все слова, Камерон, — ответил Хаим. — Николае — настоящий прагматик. Конечно, во многом он — убежденный идеалист, но прекрасно понимает, что самый надежный способ поддержания мира — обладание средствами для того, чтобы заставить соблюдать его.

— И каков же срок действия этого договора?

— Срок может быть установлен в соответствии с нашими пожеланиями. Мы предлагали установить срок в десять лет, но Карпатиу сказал, что ему не требуется право распоряжения выдачей лицензий на такой большой срок. Он заявил, что будет просить о предоставлении ему семи лет, по истечении которых нам в полном объеме возвращаются все права на формулу. Это очень благородно с его стороны. Если у нас возникнет заинтересованность в продлении договора еще на семь лет, у нас будет возможность сделать это.

«Вам совершенно не нужен этот договор о мире на семь лет», — подумал про себя Бак.

— Хорошо, но какое отношение имеет все это ко мне?

— Вам предназначается замечательная роль, — с воодушевлением откликнулся Розенцвейг. — Она нравится мне, потому что почетна для вас. Не секрет, что Николае считает вас самым выдающимся журналистом мира. Чтобы Доказать, что он не держит на вас зла за то, что вы Пренебрегли его последним приглашением, он намерен просить вас поехать в Израиль для участия в процедуре подписания договора.

Бак только покачал головой.

— Мне кажется, это просто замечательно, — воскликнул Розенцвейг.

Самолет Рейфорда совершил посадку в аэропорту «О'Хара» в час по чикагскому времени. Он позвонил домой и услышал автоответчик:

«Привет, Хлоя, — сказал он, — я вернулся раньше, чем предполагал. Просто хочу предупредить тебя, что буду дома ровно через час и…»

В этот момент трубку взяла Хлоя. У нее был ужасно расстроенный голос.

— Привет, папа, — пробормотала она.

— У тебя крупные неприятности?

— Нет, просто я потрясена. Папа, ты знал, что у Бака Уильямся есть женщина?

— Что!?

— Это так. Они уже обручены. Я ее видела. Она переносила коробки в его квартиру. Маленькая худощавая девушка с прямыми волосами, в мини-юбке.

— Может быть, ты приехала по неправильному адресу?

— Нет, это была его квартира.

— Ты слишком спешишь с выводами.

— Папа, послушай. Увидев ее с этими коробками, я настолько обезумела, что проехала еще некоторое расстояние, потом остановилась на стоянке и разревелась. Затем, около полудня я отправилась повидаться с ним в бюро «Глобол уикли» и увидела ее как раз в тот момент, когда она вылезала из своей машины. Я спросила ее: «Вы здесь работаете?» Она ответила: «Да, я могу вам чем-нибудь помочь?» Тогда я сказала: «Мне кажется, я видела вас сегодня рано утром». Она ответила: «Может быть. Я была с моим женихом. Вы кого-то хотите здесь увидеть?» Не говоря ни слова, я повернулась и ушла.