Паутина - Джудит Майкл

Я больше не являюсь частью их жизни. И винить в этом мне некого, кроме самой себя. Я выбрала для себя другую жизнь, даже не подумав о том, что могу их потерять.

Но я еще могу к ним вернуться, могу снова стать для них в жизни всем, снова стать им настоящей матерью, я знаю, что смогу это сделать. Просто для этого понадобится время, и мне нужно будет вести себя с ними на редкость деликатно…

А что, если у меня ничего не получится? Что, если я так изменилась… или они так изменились… что они сразу поймут, что я чужая? Как я все это объясню?

А может, ничего и не надо будет объяснять. Я просто возьму и скажу, как сильно я их люблю и как жалею о том, что в свое время их бросила. Разве этого не будет достаточно?

У нее навернулись слезы на глаза, и дети стали видны, словно в тумане. Если сказать своим детям, что ты их любишь, этого должно быть достаточно. Любви достаточно, чтобы сгладить все невзгоды.

А если нет…

Круто повернувшись, она пошла обратно той же дорогой, понурив голову; по щекам струились слезы. Стоя в нескольких футах поодаль и наблюдая за ней, Гарт подошел, взял ее за руку и крепко сжал. Теперь у нее не оставалось иного выбора, как пойти с ним в гостиницу.

— Где она?

Не переставая плакать, Стефани даже не расслышала, что он сказал.

— Что?

— Сабрина. Где она?

Она бросила на него безумный взгляд.

— О чем ты говоришь?

— Ты отлично знаешь, о чем я говорю, черт побери! Господи, Стефани, неужели ты все еще думаешь, что вам удастся снова меня одурачить? — Резко остановившись, он посмотрел ей прямо в глаза, горевшие безумным огнем. Вот Стефани. Настоящая Стефани. Но Сабрина заменяла ему Стефани в течение такого долгого времени, была единственной женщиной, которую он…

Сейчас я не могу об этом думать.

Он направился дальше, чуть ли не волоча Стефани следом за собой.

— Вам обеим удалось сделать так, что все это время считалось, будто тебя нет в живых. Но больше в ваших дурацких шутках я участвовать не намерен.

— Постой, ты ошибаешься. — Ее охватило непередаваемое облегчение. Он все знает. Ей ни о чем не нужно ему рассказывать. — Сабрина не…

— Ошибаюсь? Выходит, это не ты сделала так, что все считали тебя мертвой? Не ты жила другой жизнью весь прошлый год? А Сабрина, значит, не повеселилась, одурачив меня, пойдя на очередной обман, кстати на редкость удачный? В течение последних двух недель она каждый вечер звонила мне и все время лгала, рассказывая о том, что делает и с кем проводит время. — От гнева голос его задрожал. — Ложь… Господи, как вы обе в ней преуспели! А теперь тебе понадобилось что-то еще, и ты решила «воскреснуть». Год назад ты хотела уйти из семьи, и в конце концов ушла. Ты сделала, черт побери, все, что хотела, а теперь тебе, значит, понадобилось что-то еще. Ну и что же? Если ты хотя бы на секунду подумала отнять у меня детей…

— Отпусти руку! Мне больно!

— У тебя нет права говорить о боли. — Остановившись у железной ограды, тянувшейся вдоль берега Сены, он, придержав, заставил ее встать перед собой и снова принялся вглядываться в ее лицо. Как две капли воды похожа на Сабрину. Невероятно, подумал он; даже сейчас ее вполне можно принять за Сабрину. И все же было в ней что-то такое, что говорило, что это Стефани, женщина, которую он не любит, женщина, которую должен презирать за все, что она сделала.

Она попыталась вновь высвободить пальцы.

— У меня и в мыслях не было причинять тебе боль. Мне просто хотелось вырваться на свободу, начать новую жизнь… Я не была счастлива… ты знал это!.. но мне хотелось вырваться всего на несколько дней. Мне казалось, через неделю я вернусь обратно, и мы снова попытаемся наладить наши отношения. У меня и в мыслях не было причинять тебе боль!

— Для этого ты выбрала довольно своеобразный способ. — Он чуть разжал руку, которой держал ее за локоть. — Но тебя никто ни к чему не принуждал. Ты сама выбрала свой путь в жизни, сама прошла его, и теперь все кончено. А если ты вернулась, чтобы забрать Пенни и Клиффа, то забудь об этом. Они останутся со мной. Не знаю, чем ты занималась в течение года, так же как не знаю, с кем ты их провела, но за все это время ты не удосужилась ни позвонить, ни написать своим детям, а если говорить обо мне… или, пожалуй, о судье, если уж на то пошло… то это автоматически лишает тебя всех прав на них. Ты меня слушаешь? Смотри на меня, черт побери! Сейчас они для меня дороже всего на свете, и я постараюсь сделать так, чтобы они ни о чем не узнали: ни ты, ни Сабрина ничего им не скажете. Господи, какие вы все-таки сучки — взяли и решили поиграть с детьми, которые любили вас и во всем на вас полагались…

— Гарт, хватит, хватит… послушай меня! Она не знала, что я осталась в живых. Она не играла ни с Пенни, ни с Клиффом, ни с тобой. Она любит тебя. Она ужас что пережила, заставляя себя каждый вечер лгать тебе, но она сделала это ради меня, потому что я попросила ее об этом. Я не могла заставить себя встретиться с тобой или с детьми лицом к лицу. Я не знала, что мне делать, вот и попросила ее хотя бы на какое-то время… а потом нам еще нужно было выяснить, кто нас преследует… о, Господи, все это так запутанно. Я не могу тебе всего объяснить.

— Она не знала, что ты осталась в живых?

— Нет. Господи, она же считала, что похоронила меня!

Помимо воли, его захлестнула безудержная радость. Она не знала. Он почти не слышал, что еще говорила ему Стефани… их вроде бы кто-то преследует?.. сейчас он понимал лишь то, что она не лгала ему, не притворялась его женой, его любимой…

Но спустя мгновение, глядя мимо Стефани на людей, прогуливающихся под высокими каштанами, на прозрачную и пятнистую в лучах солнца тень под кронами деревьев, он задумался. Почему нужно этому верить? Все это слишком просто. Им обеим лишний раз солгать ничего не стоит.

— Она до самого вечера просидела у гроба.

— Да, я знаю. Мы говорили об этом и, по-моему, поняли, как все было на самом деле. Тут все смешалось: и время, что я провела в Лондоне, а потом во Франции, и… Гарт? — Она посмотрела на него, пытаясь по выражению глаз догадаться, о чем он думает. Ей показалось, что их взгляд смягчился; он, казалось, уже слушал ее, взвешивал сказанное ею, и она вспомнила, как он всегда не торопясь повторял про себя то, что слышал, чтобы затем сопоставить с тем, что уже знал, и проанализировать. Настоящий ученый, подумала Стефани, сожалея, что раньше никогда толком не пыталась его понять.

— Я могла бы рассказать тебе обо всем от начала и до конца, но на это ушло бы столько времени… к тому же надо, чтобы Сабрина помогла мне все рассказать.