Табак - Димитр Димов

– Это очень важно, – сказал Шишко. – А где должен действовать греческий отряд?

– Он будет поддерживать вас с юго-востока. Немцы еще не полностью эвакуировали Серес.

– Значит, о мосте и шоссе на Салоники должны позаботиться мы?… Не так ли?

Англичанин затянулся сигаретой и кивнул.

– Ваш отряд больше, – соврал он.

Наступило молчание. Шишко посмотрел на карту и с горечью подумал, что сейчас ему придется пережить самые унизительные и неприятные минуты своей жизни, так как положение обязывало его скрывать свое невежество и притворяться, что он знает топографию. Полученные им от майора краткие сведения были слишком скудны, чтобы, свободно ориентируясь по карте, высказывать свои возражения. Единственный глаз Шишко беспомощно уставился на хаотическую путаницу линий и топографических знаков. Никогда еще старик с такой грустью не сознавал огромных преимуществ, которые дают человеку систематически приобретенные знания. Вот его товарищи, получившие среднее образование, легко разбирались в картах. А Шишко учился всего четыре года, и в его зрительной памяти не удерживались топографические знаки, а густая паутина горизонталей не давала ему представления о рельефе местности. Он покраснел, лоб его покрылся мелкими капельками пота. Ему показалось, что Динко смотрит на него холодно и сердито, как бы говоря: «Не лукавь, товарищ комиссар!.. Партия доверила тебе высокий пост. Докажи, что ты достоин его». Шишко смекнул, что он может выйти из положения, просто-напросто ничего не возразив англичанину. Это спасло бы его от унижения перед Динко и своими подчиненными. Но это было бы подлостью. Он понял: если он ничего не возразит и примет посулы англичанина за чистую монету, он подвергнет опасности отряд. И Шишко решил не считаться со своим комиссарским достоинством.

– Эй, юнец! – позвал он Данкина, который глазел со стороны на происходящее. – Ты, кажется, был в юнкерах? Иди-ка разберись в этих премудростях. – Шишко указал на карту.

– А меня ты считаешь неграмотным? – мрачно спросил Динко.

– Не знаю, браток! Не в ладах мы часто, – добродушно вздохнул Шишко. – Сдается мне, что ты не хочешь мне помогать.

– Я обязан тебе помогать, – с горечью заметил Динко.

– Вот именно – обязан!.. Прости меня, я человек простой и с учеными тягаться не могу… А если я что от тебя требую, так этого требует партия.

Динко вдруг разволновался, и ему показалось, что волнует его и прошлое Шишко, и его незрячий глаз, и что-то невидимое, чем борьба одаряет только коммунистов, вышедших из низов. И тогда он почувствовал, что этот невидимый дар – дар самоотречения.

Бывший юнкер в шортах, с автоматом, болтающимся за плечом, подошел к Шишко.

– Слушаю, товарищ политкомиссар! – сказал он. Шишко уже пожалел, что позвал его, и, не зная, что делать, поморщился, но тут же нашел выход из положения:

– Тебя зовут Данкин? Смотри и мотай на ус! Товарищ командир сделает по карте тактический разбор задачи.

Вывший юнкер, польщенный вниманием политкомиссара, довольно усмехнулся.

Динко склонился над английской картой. В течение каких-нибудь десяти секунд он в напряженном безмолвии шарил по ней острым взглядом, а из-за его спины в карту скромно и почтительно заглядывал Данкин. Затем Динко поставил указательный палец на карту, и все услышали его голос, мягкий и приветливый, как будто слова его были обращены только к Шишко:

– Вот станция… Близ нее шоссе уходит в сторону от железнодорожной линии и огибает холм, вершина которого может служить для нас позицией.

– На каком он расстоянии от станции? – спросил Шишко.

– Немного больше чем в километре.

– Далеко! – Шишко озабоченно нахмурился. – Тем, кому придется защищать шоссе, нелегко будет отойти в случае необходимости – запросто в окружение попадешь.

– То же можно сказать относительно моста… Пространство между исходной позицией и холмом может обстреливаться со станции. Значит, люди должны покинуть шоссе до рассвета.

– Так! – Шишко напряженно думал. – Но бой с охраной станции и бензохранилища может затянуться. Нам придется прервать его с наступлением дня. И если до этого мы не успеем поджечь бензин, все жертвы окажутся напрасными.

В глазах Динко загорелся холодный огонь.

– В таком случае бой прекращать не следует, а людьми, которые будут защищать шоссе, придется пожертвовать, – проговорил он спокойно.

– Это нелегко, – негромко сказал Шишко. – Тяжело умирать, когда дело идет к концу.

На это Динко не отозвался.

– Шоссе могут занять греки, – заметил он немного погодя.

– Нет! – Шишко покачал головой. – Фланги мы должны обеспечить своими людьми.

Они вполголоса обменялись еще несколькими словами.

– О чем говорят господа? – спросил англичанин.

– Обсуждают ваше предложение, – ответила Варвара.

– Скажите пм, что медлить нельзя. Налет надо осуществить до наступления ночи.

Капитан Джинс зажег потухшую сигарету и сам заметил, что это движение выдало его нервозность, не ускользнувшую от внимания Динко. Негромкий разговор между командиром и политкомиссаром внушал подозрение, и англичанином овладело предчувствие опасности. «Мне страшно, – сознавал он со стыдом. – Я боюсь этих людей».

– Мы принимаем ваше предложение, – неожиданно заявил Шишко.

Варвара перевела его слова, и капитан Джинс облегченно вздохнул. Но, довольный своим успехом, он не заметил, что Шишко дал какой-то знак двум вооруженным до зубов партизанам, которые стояли поблизости.

Все произошло так неожиданно, что капитан Джинс даже не успел принять позу невозмутимого хладнокровия, которая должна отличать англичан от первобытных жителей Ближнего Востока. В следующее мгновение с белым, как парафин, перекошенным лицом капитан Джинс почувствовал, что один из угрюмых типов легко завел ему руки за спину, а другой бесцеремонно снял с него автомат. Прошел еще миг, и капитан Джинс увидел ужас на лице грека, а в следующую секунду грек в панике пустился бежать вниз по склону, что, конечно, было ошибкой. Англичанин услышал сухой треск автомата, заглушивший хриплый, пронзительный вопль умирающего. Потом наступила тишина. Капитан Джинс вдруг почувствовал, что к нему возвращается самообладание. Он опять превратился в истого британца.

– Что это значит? – спросил он, бросив строгий и негодующий взгляд на Динко, чей автомат еще дымился. – По какому праву вы совершили это убийство?

Но никто не понял вопроса. Потрясенная, Варвара была не в силах переводить. Динко спокойно стряхнул с рукава гимнастерки пустую блестящую гильзу.

– Объясни этому болвану, что мы не дураки, – обернулся он к Варваре.

Но Варвара все еще дрожала и не могла вымолвить ни слова. Она видела, как двое людей Динко волокут тело грека.

– Еще дышит, – сказал одни из них. – Будете его допрашивать?

– Нет, – ответил Шишко. – Ни к чему.

Люди, тащившие умирающего, положили его в стороне. Грек еще хрипел, на губах у него выступила кровавая пена, а на спине – линия темных пятен, которые росли и быстро сливались одно с другим на рубашке. Потом руки и ноги его затрепетали и вытянулись. Грек скончался.

«Конец, – подумал капитан Джинс. – Провал… Старый толстяк прикинулся простаком – перехитрил меня, заставив прийти сюда во второй раз. А этот тип, очевидно, человек образованный, умеет пользоваться картой. Во всяком случае, он хладнокровен, реакция у него быстрая, превосходно владеет оружием. Будь ou на месте грека, он уж по растерялся бы». Капитан Джинс услышал глухой печальный шум сосен. «Такие типы мне нравятся!.. – думал он. – Их можно встретить всюду, у всех народов, и, в сущности, это они играют главные роли в жизни! Мне нравится даже этот страдающий одышкой одноглазый толстяк, который ничего не смыслит в военных картах! Но ты не сумел ничего сделать, капитан Майкл Джинс! Ты никудышный и дерзкий мальчишка, возомнивший, что способен совершить подвиг, хотя тебя предупреждали, что план твой опасен, а иметь дело с этими болгарами не так-то просто. И что хуже всего, ты не смог овладеть своими нервами и перепугался, как баба. Посмотрим, как ты будешь держаться дальше».

Капитал Джинс ощутил прилив сил, холодную и твердую решимость держаться безупречно. Способность брать себя в руки сохранилась у него с детства. Это была внутренняя дисциплина, к которой его терпеливо приучала мать – дочь пастора и вдова полковника, умершего в Индии. Он взглянул на Варвару и сухо спросил:

– Вы будете переводить?

– Да, – ответила Варвара.

В голосе ее звучало волнение. Она протянула руку Шишко и глухо проговорила:

– Дай мне воды!..

Шишко подал ей флягу.

– Спроси у него, что это был за человек, – сказал он.

– Грек, – лаконично ответил капитан Джинс.

– Почему он побежал?

– Вероятно, он провокатор и фашист.

– Где вы с ним познакомились?