Покуда я тебя не обрету - Джон Ирвинг

— Нам ближе до твоего отеля, чем до меня, — сказал Джек.

Оказавшись в "ауди", Мишель спросила его:

— Ты спал с этой девицей? Она себя так вела, словно тебя знает.

— Я ее не помню.

— Ты правда живешь на помойке в трущобах? — спросила Мишель.

— Да, так оно и есть.

— Но почему на помойке? Разве Джеку Бернсу не пристало жить в особняке?

— Я честно не знаю, где мне пристало жить.

— О боже мой! — сказала Мишель и заснула.

Доехав до отеля, Джек взял ее на руки и вошел в холл; он не знал, в каком номере она живет, а ключа в сумочке не нашел, поэтому отправился со своей ношей в бар, надеясь, что найдет там кого-нибудь из ее коллег, желательно в меру трезвых.

Удача сопутствовала Джеку — в баре нашлась трезвая знакомая Мишель, правда, довольно невзрачная и любительница подерзить, по имени Сандра, родом из Мичигана. Вместе они доставили Мишель в ее номер. Сандра, видимо, решила, что Джек уже спал с Мишель, потому как, не стесняясь, стала ее раздевать прямо в его присутствии.

— Налей ванну, — сказала Сандра, — нельзя ее так оставлять. Если начнет блевать, захлебнется; таких случаев сколько угодно. Надо ее разбудить и спровоцировать рвоту.

Джек наполнил ванную, и они отнесли туда Мишель. Без одежды она оказалась совсем тощая, словно ее долго морили голодом; на грудях растяжки, как у беременных, кожа вся в морщинах. Ну нельзя же так худеть!

— Боже мой, интересно, сколько она сбросила? — спросила Сандра Джека, словно это он заставил ее голодать.

— Я не знаю, сколько она весила раньше. Мы не виделись двадцать лет.

— Ну, тогда я скажу, в хорошеньком же виде ты ее застал! — едко заметила Сандра.

Мишель все-все рассказала Джеку про свою стрессовую экзему; болезнь поражала ее локти и колени. В момент обострения кожа на суставах становилась похожа по цвету и форме на петушиный гребень. Джек не отрываясь смотрел на Мишель в ванне и все думал, начнется у нее обострение прямо сейчас или нет.

— Куда ты смотришь? — спросила Сандра.

Мишель и не думала приходить в себя, Джек поддерживал ее под мышками, чтобы она не захлебнулась.

Он пересказал историю с экземой Сандре, та успокоила его — обострение это не приступ, мгновенно не наступает.

— Глазами не увидишь, развивается медленно-медленно, — сказала она и посмотрела Джеку на руки. — Симпатичное колечко.

Мишель открыла глаза, но не поняла, что их в ванной трое.

— Так, оставляю влюбленных пташек наедине, — сказала Сандра. — А ты смотри, начнет блевать во сне — сразу ее буди. Раз ты и так глаз не можешь от нее оторвать, то знай наблюдай, а то получишь труп в постели.

— У нас уже все было? — спросила Мишель.

Раздался хохот — Сандра, закрывая за собой дверь, расслышала последние слова Мишель.

— Нет, еще нет, — сказал Джек.

— Ну когда же, Джек? Когда это у нас будет? Или у тебя снова триппер?

— У меня его и тогда не было. Я просто думал, что болен, а был здоров, — сказал он.

— Но ты не помнишь, с кем ты спал, а с кем нет, — возразила Мишель. — Ты не пьешь, а все равно не помнишь. Наверное, ты спишь с целой армией женщин.

— Это преувеличение, — ответил Джек.

Он ничего не испытывал к ней, только жалость и презрение, какие вызывают беспомощные люди. Трезвенник Джек считал, что любой, кто сильно пьет (независимо от того, пьян он в данный конкретный момент или нет), ниже его как личность, по определению. Мишель выглядела не только жалко, а еще и смешно — она столького ждала от этой ночи, а вот напилась как дурочка, вспомнив сразу все обиды, и от Джека, который не стал с ней спать тогда, и от отца, который женился на "золотоискательнице" и лишил ее наследства, и от самой себя, которая не сегодня, так завтра потеряет мамино кольцо, потому что оно сваливается с пальца (Джек на всякий случай снял его и положил в мыльницу в ванной).

Он помог Мишель вылезти из ванны и вытереться; она дрожала и нетвердо держалась на ногах, но попросила Джека оставить ее ненадолго одну.

Горничная расстелила постель и задернула занавески, но Джек раздернул их, ему хотелось поглядеть на Голливудские Холмы. Окна в номере были от пола до потолка, вид открывался потрясающий, но даже ночная красота не могла отвлечь Джека от звуков, доносящихся из туалета, где блевала Мишель. Он подошел к двери и прислушался, хотел убедиться, что она не захлебнулась. Услышав, как в унитазе спустили воду, он успокоился и вернулся к окну.

На дворе 2003 год. Он прожил в Лос-Анджелесе шестнадцать лет. Он попытался вспомнить, при каких обстоятельствах спал с этой моделью из "Джонса", которая сказала, что у него крошечный пенис. Ничего не получилось. Задернув занавески, Джек решил, что вдоволь насмотрелся на Голливудские Холмы, на всю жизнь.

Мишель вышла из ванной в махровом купальном халате с логотипом отеля на спине; вид смущенный, относительно трезва, за версту несет зубной пастой. Джеку было не по себе — ну ради чего она хочет с ним спать, ну почему не расхотела. Но он знал, что не посмеет отказать ей во второй раз — ведь ее до сих пор мучают воспоминания о первом.

Лишь позднее ему пришло в голову, что Мишель пошла на это из некоего чувства неизбежности — которое было не чуждо и самому Джеку. Да, они занимались любовью, но не показали какого-то особенно высокого класса, не подарили друг другу ничего сверхъестественного, ничего такого, что могло бы стереть главное, что могло затмить ясный им обоим факт — на самом деле они оба не хотели спать друг с другом. Они просто оба одинаково полагали, что это неизбежно — ну, вот оно и произошло.

— А что такого вселенского в этом месте? — спросила Мишель Джека; они сделали свое дело и лежали в постели, Джек ласкал ее груди. Интересно она лежит, вытянув руки по швам, как солдат на плацу.

О чем это она? А-а, поняла буквально название отеля, "Юниверсал", а ведь это просто название киностудии. Джек хотел объяснить ей, в чем дело, но она опередила его:

— Ладно, сама скажу тебе. Не знаю, что такого вселенского в этом месте, зато я знаю, что вселенского в этой ночи — она полна вселенской грусти, какую испытываешь от одиночества, или когда сильно болен, или когда у тебя умер кто-то близкий. Или когда ты понял, что у тебя никогда не будет детей. Вся жизнь — это одно сплошное вселенское разочарование, ты не находишь?

— Ты просто прочла буквально название отеля. Вселенная тут ни при чем — просто отелем владеет студия "Юниверсал Пикчерс".

— Кстати, у тебя вовсе не крошечный пенис, Джек, — сказала Мишель Махер. — Та девушка просто хотела тебя побольнее задеть.

— Наверное, она сделала себе косметическую операцию, изменила форму носа, — стал размышлять вслух Джек. — Она ведь модель, у них это принято — переделывать себе подбородки, форму бровей и так далее. Готов спорить, сделала себе подтяжку. Я ее не узнал, а этому должно быть какое-то рациональное объяснение.

— Это все ерунда, — сказала Мишель. — Меня больше интересуем мы с тобой. Вот скажи — то, что было с нами сегодня, эта наша ночь, она ведь не останется надолго у нас в памяти, как думаешь?

В яблочко, как потом скажет Джек доктору Гарсия, чем, разумеется, нисколечко ее не удивит. Сам же Джек — другое дело; какой силы оказался этот удар! Удар из ударов — осознать, как это, оказывается, просто — забыть Мишель Махер, которую, думал Джек, он будет помнить до гробовой доски. А меж тем забыть ее оказалось легче легкого — с глаз долой, из сердца вон.

Глава 36. Призрак Клаудии

После этого все пошло наперекосяк. Доктор Гарсия все пыталась выставить неудачу Джека с Мишель в позитивном свете; она, говорила психиатр, должна наконец отучить Джека от привычки предаваться романтическим мечтаниям о прошлом в духе "а счастье было так возможно" — имея в виду, что шансы на возобновление связи имелись бы у Джека лишь в том случае, если бы ему в первый раз тогда, в юности, удалось эту связь с Мишель установить (чего, конечно, не произошло).

— Ты сделал из своей первой неудачи бог знает что, навоображал себе с три короба, решил, что там вся твоя жизнь, и предпочел совершенно не замечать, что у тебя, в общем, неплохо получилось с Клаудией. А еще точнее — ты рассматривал под увеличительным стеклом все свои черты, которые привели к неудаче с Мишель, и игнорировал все те, которые позволили тебе прожить с Клаудией много лет.

— Какое там много, четыре года всего, — возразил Джек.

— По твоим стандартам и полгода — целая вечность, — усмехнулась доктор Гарсия. — И даже не смей поминать мне Эмму! Она держала тебя за пенис, но этим ограничивалась, так что эти отношения не считаются, ты сам прекрасно понимаешь.

Джек, однако, сопротивлялся изо всех сил, он не хотел видеть позитива нигде и ни в чем. Он был разбит. Он стал таким, каким рисовала его желтая пресса. Ему стало плевать, со сколькими моделями он переспал, не запомнив ни лиц, ни имен. Он совсем перестал следить за своей "халупой" (доктор Гарсия называла такое настроение у Джека "энтрадное расположение духа").