Весь Рафаэль Сабатини в одном томе - Рафаэль Сабатини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да? — он поднял на брата тусклый взгляд. Он попытался вспомнить, какие он накануне испытывал сомнения, но не смог и только неуверенно покачал головой. — Да нет, я думаю все в порядке. Делаем, как договорились. Завтра с утра можешь дать объявление, Ангус. Готовься к столпотворению.
— Буду готов, мистер Лоу, не беспокойтесь.
Они вышли от него, и он крепко задумался. Но думал он не о гигантской операции, которая начиналась завтра. Если бы он подумал о ней, то не смог бы не заметить, что совершил первую свою ошибку в расчетах. Ошибку, несшую в себе зародыш катастрофы.
Но мысли его маятником раскачивались от Катрин к Маргарет, от отстранения к томлению, и чувство к одной усиливало обратное чувство к другой. Катрин обвинила Маргарет в том, что она его любовница. И страсть, с которой она сделала это, вызвала в нем ответную страсть сделать это правдой.
Ничем другим Катрин не могла бы еще более усилить его томление по Маргарет. Консультации со Стэром, говорила Катрин, не более чем повод приехать в Париж, поближе к нему. Может быть, и так. Он не был уверен в этом, даже когда перед его глазами появилась мерзкая улыбка леди Стэр. Но он хотел в это поверить.
Если верить Катрин, то подлец Орн думал о нем то же, что и она. Значит, его жена и муж Маргарет имели одинаковые грязные мысли. И если бы он поддался сейчас соблазну, который одолевал его при мысли о том, что Маргарет недалеко, то он всего лишь оправдал бы то, в чем они и так были убеждены…
И этот соблазн, наконец, победил. Когда стемнело, он пошел на улицу Аржантей.
Глава 22
ОТКРОВЕНИЕ
На этот раз мистер Лоу не стал придумывать себе nom de guerre[1441]. Он назвался своим собственным именем, и лакей, доложивший об его приходе, проводил его в тот же самый розовый будуар, в котором она принимала его в прошлый раз.
Она была одета по тогдашней моде в платье цвета feuille morte[1442] с глубоким вырезом на груди, которое очень подходило к ее каштановым волосам.
Она встретила его с улыбкой.
— Как ты узнал, что я в Париже?
— Я желал бы ответить, что благодаря своей интуиции. Но, к сожалению, моя интуиция носит имя леди Стэр.
— Зачем ты пришел? — был ее следующий вопрос.
— За этим, — ответил он и, взяв ее в свои объятия, поцеловал в губы.
Она не оттолкнула его. Однако их объятие было очень кратким. Она посмотрела на него с упреком.
— Это не умно.
— Я знаю.
— Да, — она проницательно посмотрела на него. Горячность его поведения заставила ее быть серьезной. — Но почему ты не садишься? — предложила она и села на стул, расправляя платье. — Для твоего прихода, должно быть, были и более серьезные причины, чем эта.
Он остался стоять рядом с ней.
— Не было. Я не мог не прийти, как только узнал, что ты в Париже.
Она не обратила внимания на его слова. Но было заметно, что ее непринужденность искусственная.
— Если бы ты пришел завтра, то уже не застал бы меня. Я уладила свои дела с лордом Стэром, и мне незачем здесь больше оставаться.
— Это полностью разрушает безумные надежды, которые я лелеял.
Она снова внимательно посмотрела на него. Ее губы задрожали.
— Джон, любовь невозможна между нами, — сказала она наполовину утверждающим, но наполовину и вопросительным тоном.
— Но почему? Какая причина для этого отказа?
— Вот и ты заговорил о причине. Но у меня тоже есть интуиция, и она против. Джон, останови это безумие. Я знаю, меня можно упрекнуть за эти слова Я знаю, что в прошлый раз, когда ты был здесь, я поступила неблагоразумно. Мои чувства возобладали тогда. Но я верила в тебя и, веря, надеялась, что тот эпизод не будет иметь продолжения. Не надо портить все, Джон. Пожалуйста. Не уменьшай мое уважение к тебе.
— Уважение! — с обидой сказал он. — В прошлый раз ты называла это другим словом.
— Я же сказала, что поступила тогда неблагоразумно. А теперь так поступаешь ты, — ее голос был печален. — Будь великодушен ко мне. Ты встретил меня тогда в час слабости, бедную, отчаявшуюся женщину, только что получившую удар судьбы, один из многих, которые достались ей. А в такие минуты контроль над чувствами ослабевает.
— Но что изменилось с тех пор? — требовал он ответа. — Разве Орн стал благороднее, а Катрин менее сварлива? Разве мы не так же одиноки, как тогда?
— Это к делу не относится. От этого мы не станем ближе.
— Конечно, если будем и дальше такими же дураками, — он опустился на колено рядом с ней и сжал ее руки, безвольно лежащие на подоле платья. — Маргарет, моя милая. Нужно ли нам оставаться и дальше такими же дураками? Неужели нам не станет лучше, если мы утешим друг друга в этой одинокой жизни?
Ее волнение усилилось. Глаза ее казались совсем черными на бледном лице.
— Что ты знаешь об одиночестве, ты, в чьих руках целая империя? Этого не хватает тебе? Ты хочешь еще и меня для забавы?
— Ты очень жестока ко мне.
— Жестока? Если ты не в силах понять, что сам сейчас жесток, значит, ты вообще не знаешь, что такое жестокость. Ты застаешь меня беззащитной перед тобой и терзаешь мое измученное сердце.
— Но, Маргарет, я же хотел облегчить твою муку. Согреть наши сердца. Почему ты отвергаешь меня?
— Господи! Я не отвергаю тебя, Джон. Я твоя, раз ты хочешь этого, но… О, Господи! — она вырвала свои руки из его и закрыла лицо, откинувшись назад. — Я молилась, чтобы этого не произошло, — в ее голосе была мука. — Я понимаю, что я сама дала тебе повод думать обо мне, как о женщине, которую ты можешь сделать своей любовницей. Меня больно ранит, что ты так относишься ко мне.
Обида и отвергнутые чувства исторгли из него непростительные в своей жестокости слова:
— Конечно, я же не король! Что ты дрожишь, как будто тебе страшно? Но тебе не было страшно, когда голландец отдал тебя королю, после того как я, как дурак, убил твоего мужа.
Она открыла свое лицо и посмотрела на него. Он увидел, что оно искажено болью и гневом.
— Теперь ты оскорбляешь меня! Ты не имеешь права упрекать меня в этом. Ты ничего не понял тогда. У тебя не было ни ума, ни веры,
