Мир в подарок. (Тетралогия) - Оксана Демченко

Полчаса зевков, бормотания и нытья, – и я готова объяснять, что это за дрянь: туалетная вода. То есть мне кажется, что готова. Вот еще проблема на пустом месте!

Я достала из запасов трав и настоек, попавших на «Птенец» в очень ограниченном количестве и только благодаря предусмотрительному Риану, с пяток флаконов, три сухих листка, пузырьки с маслом и разложила–расставила на столе.

– Думаю, вы не понимаете запах по двум причинам. Слишком резкое воздействие и незнание его основы. Я бы описала духи или туалетную воду, как вариант со–чувствия . – Лайл довольно хмыкнул, значит, верно объясняю. – Или искусства. Тот, кто создал сложный запах, хотел передать настроение, впечатление и даже образ, наверное. Люди живут в мире Релата, зная с рождения запахи, звуки и образы того мира. Вы не были там. То есть надо объяснять с нуля. И на ином примере, достойном вашего тонкого нюха по своему качеству.

Лайл снова благосклонно кивнул. И мы начали. Я растерла сухой мятный лист, рассказала о растении, чае и настроении, повторила с розой и душицей. Потом мы разбирали по очереди миндаль и сосну на примере масла, сандал, присутствующий в мази, лотос в виде спиртовой настойки… Эл, оживившись, добавлял от себя отрывки музыки, когда я уставала говорить. Вечер у него обозначает любимая запись свирели северных бороев, племени, живущего за Тучегоном. Полдень – официальная музыка рода Тимази, у них барабаны вместо гимна. Утро – скрипка–рояль. Н–да, хорошо, что я попросила именно его подобрать музыку. Хо обожает современные композиции, они похуже одеколона будут для неподготовленных волвеков. Гарантирую – для Хо утро ассоциируется с воем поющих (или пением воющих?) металлургов, он их фанат.

Наконец мы выдохлись, травки–флакончики закончились. Я достала из сумочки – поясной, с которой вышла из зала Большого круга еще на Релате, она теперь хранится в ящике стола – духи. Мне их Эл подарил на острове близ древнего порта Римаса, где мы смотрели весенний закат. Не пользуюсь, но с собой всегда ношу, уже который год. Декан–то и не знал! Заулыбался, растрогался.

Духи я в очень скупом количестве нанесла на кожу тыльной стороны волвечьих ладоней. Запах создал наш единственный на весь Релат айри–творец, Юнэр. Очень одаренный юноша, на сто лет младше моего Эла, отчаянно синеглазый и какой–то беззащитный. Не знаю точно, что их связывает с деканом, но есть основания полагать, мой Эл избавил парня от роли младшего у одного из мерзких старейшин. И духи эти – именно впечатление от гавани Римаса, разовый подарок княжескому дому Ирнасстэа. И моему Элу. Точнее, как мне давно надо было самой догадаться, Элу, мне и до кучи – князю. Кстати, они сто ят больше, чем мне, как снави, полагается в виде годового содержания, да и добыть их невозможно. Вон, полфлакончика «испарилось»: происки тетки Лиммы, она без ума от «Ирнасского заката». Я тоже. Трону пробкой запястье и сижу, нюхаю и вспоминаю. Реву потом: острый приступ сентиментальности. И теперь уже начинаю шмыгать носом.

Эл заметил, обнял, устроил на коленях. Мы дружно вспомнили тот вечер.

Волвеки тихо сидели, вдыхая запах и наши воспоминания. Нимар осторожно взял флакончик и щупал его, смотрел на свет, гладил недоверчиво. Флакон тоже делал Юнэр. Он очень тщательно продумывает даже мелочи, а форму не относит к их числу. Это важная часть образа. Нимар считает так же…

Поставил на стол и поднялся, по–прежнему молча поклонился и как–то слепо двинулся к двери. Я возгордилась: проняло! Объяснила, хоть почти не надеялась, это же неподъемно тяжело, растолковать неощутимое и неведомое. Лайл так же беззвучно пошел следом. Улыбнулся, поманил меня пальцем от двери.

Выглянув в коридор, я задохнулась. Там сидела едва ли не вся стая. На полу, тихо и неподвижно. В полумраке, зажигающем их пульсирующие взоры теплым огнем. Рила всхлипывала, вцепившись в своего Четвертого. Ей очень понравилось на острове, волчица тоже оказывается, сентиментальна. Я милостиво вынесла ей флакончик, без слов потребовав вернуть утром, и обязательно не пустым. Закрыла дверь.

– Эл, что это было? – спросила я шепотом много позже, когда мы уже улеглись, в темноте. – Лайл их ведь не звал. И я не думала так громко.

– Спи, глупая снавь, – зевнул он. – Они стая. Тебе Лайл сто раз повторял, и пока все зря, наверное. Они единое целое. Иногда. А ты безответственный ребенок. Утопила колечко в море–океане и рыдала, как теперь выясняется, ночами над воспоминанием о своем несокрушимом упрямстве. При мне, живом, в соседнем корпусе Академии, при куче неутопленных колечек. За такое покусать надо.

– И оттрепать, – напомнила я.

– Завтра Ринк с Йяллом займутся, у вас занятия по рукопашному бою еще до обеда, – сонно сообщил негодяй. И совершенно уже невнятно добавил: – У Нимара явный талант художника замечать то, что иным неважно. Только время для этого наступит позже, когда мы всех, наконец, спасем.

Утром мы уже жили по новому графику.

Полдня я и Эл тренировали группы для боя, рукопашного и с оружием, оставшееся время их гонял Дед, подбирая всем удобное для них оружие и имитируя в грузовых уровнях коридоры Гнезда. Эйм сидел и кропотливо собирал устройство для создания помех, проверяя полноту перекрытия спектра и способность «пробивать» стены и обшивки «Тор–а–мира». Рила пропадала у Тимрэ, она училась лечить и оказывать первую помощь. Дар хорош, но не бездонный же он!

Двенадцать часов с короткими перерывами на питание. Потом дополнительное обучение, работа с рацией и управление транспортом. У нас в это время – сеансы связи.

Мы трудились с полной отдачей. На подготовку Эл отвел всего пять дней, потом контроль и выход к куполу. Йялл ушел на две ночи раньше, он обещал устроить проход, ведущий в шахту лифта вне контроля хозяев, отработать маршрут и проверить двери на нужных ярусах.

Я отвезла нашего разведчика до границы купола в очередное второлуние и долго смотрела вслед крупному буроватому волку, замаскированному «пиявкой» точно в тон пустыни, уверенно бегущему к ангарам. Камеры беспомощны в час помех, но все же…

Мне жутковато, а в нем одна веселая лихая злость до давно ожидаемого дела. На подходах к воротам злость погасла, сменившись покоем и глубоким вниманием. Молодец. И – точно пройдет, Йялл действительно лучший.

Он мне рассказал про согнутый ради спасения Сидды прут решетки, морща лоб и опасаясь, не была ли и это слишком уж хитрая затея хозяев. Волвек долго выспрашивал у нас с Элом, как получилось сделать невозможное? Пришлось признать: чужая боль открыла и усилила дар, а с его помощью порой странное удается. Йялл довольно кивнул. Если дар поможет вернуть семью, он хорошее продолжение немалых возможностей Третьего. Другой бы гордился или даже хвастался своей силой, этот – нет. Он в ней просто вполне твердо уверен. Глупо ведь гордиться тем, что есть уши или руки? Они достаются при рождении. Если Третий и желал что–то с гордостью показать – так только своих домашних, Сидду и сына, И шел теперь за ними.

Он оставит нам след – запах, ощутимый и объемный для братьев. Он встретит на нулевом ярусе и уточнит цели. Он предупредит Второго, если получится.

Двое суток один, в Гнезде, заполненном хозяевами. На спине – компактный вьюк с едой и оружием, поверх шкуры – тонкий вариант «пиявки», у нас таких всего три. Под «пиявкой» – Йялл, когтистый и очень умный, вполне уверенный в необходимости завершить вечность хозяев как можно скорее.

Сами такого создали, сами и расхлебывайте…

* * *

Проект «Технобог»

Отчет по финалу второй стадии

Волвеки. Информация для общего ознакомления.

Исходные проработки примитивного короткоживущего, полученного путем сложной мутации и доведенного до стабильного генокода, без сбоев повторяемого в потомстве, полноценного в двух своих разнородных проявлениях – полукровки–айри и волка, оказались несостоятельны.

По сути, волвеки живут, размножаются и обладают способностями неограниченно пребывать, развиваться и образовывать подобие сообщества лишь в своем двуногом айриподобном облике. Стадия волка возможна только для взрослых особей мужского пола и, хотя не ограничена в длительности постоянного пребывания, является, по сути, «муляжом», не формирующим полноценного выхода организма из «фантомной» стадии, когда исходная структура клеток и органов заменяется на новую целиком.

Волк получает совершенную возможность жить в зверином облике и даже формирует новые оригинальные органы и системы, повышающие его жизнестойкость.

Ему присущи: возможность регулирования температуры собственного тела в диапазоне – втрое более широком, чем у двуногого варианта; способность менять кровяное давление в условиях критически низкого и высокого внешнего атмосферного, в том числе при резких перепадах уровня. У подопытных отмечена уникальная стойкость к ядам и опасным веществам, им свойственна на порядок лучшая регенерация органов и тканей. Дополнительно отметим удвоенную в сравнении с айри чуткость в восприятии мира всеми органами чувств. Уникальной особенностью вида является наличие резерва богатой кислородом и высокоэнергетичной «крови», позволяющей существовать в непригодных для жизни условиях до трех часов, переходя на наполнение легких из этого резерва. Подтверждена также опытами способность жить без воды до пяти суток.