Факап - Михаил Харитонов

Но вот сам факт, что на тебе радиобраслет, говорит о многом. Скорее всего, о том, что ты сейчас — участник какой-то активки. Так вот, мне как-то совершенно не улыбается подсаживать Майю Глумову в глайдер во время активки. Потому что в таком случае она часть мероприятия тоже. А вот это совсем лишнее, правда. Хоть её оставьте в покое, коллеги дорогие.

Таааак. Я, кажется, всерьёз обсуждаю сам с собой собственный сон? Это уже крыша поехала или так, пограничное состояние? А с другой стороны, чего мне от себя ждать в моём-то положении?

Нет уж, нафик-нафик. Лучше давайте про Румату Эсторского.

И в книжке Малышева, и в отснятом им фильме есть один очень заметный провал. А именно — что он делал, когда расстался с Кондорским и Пашей.

В фильме всё это время — немаленькое — вырезано полностью. Показан то ли следующий, то ли тот же самый день, когда Румата беседует с Вагой Колесом. В книжке, напротив, имеется описание, как он встаёт с утречка и потом идёт в королевский дворец с какими-то лично ему неприятными донами. В том числе с доном Сэра, любителем гвардейской молодёжи, который, нажравшись, заигрывает с лейтенантом. С которым Румата играет в кости, выясняет важную для него информацию о доне Сатарине, посещает Патриотическую школу, чтобы пристроить туда парочку очередных спасаемых книгочеев, и только после всего этого отправляется к Ваге.

Как установил Левин, в обоих случаях имеет место монтаж. То есть — Антон ставил встык события, разделённые куда большим временем, чем кажется читателю или зрителю. Потому что всё, что было в серёдке, он просто убрал с глаз долой. Во всяком случае, с фильмом дело обстоит именно так.

Что касается книжки, то здесь, похоже, сработал эффект порезанной памяти. Обычно дырки в воспоминаниях затягиваются другими воспоминаниями. Например, прогулка с двумя благородными донами имела место за три месяца до начала событий. Иначе, кстати, аристократы не вели бы себя нагло — а в тексте они изображены как люди, ничего всерьёз не опасающиеся. Если бы это был действительно канун дня святого Мики, они бы так не хорохорились и никого не задирали бы. К тому моменту благородные уже чуяли, чем пахнет. Эпизод с доном Сэра вскользь умоминался в докладе Антона примерно годовой давности. Дон Сатарина впал в глубокий маразм за полгода до событий, о чём Румата прекрасно знал… Правда, когда он обо всём этом писал, то уже верил, что всё было именно так.

На самом деле между расставанием с коллегами и визитом к Ваге Колесу прошло три дня. Что именно делал Румата в это время, точно установить не удалось. Но, похоже, он первым делом отправился в замок барона Пампы — докладываться отчиму.

Дальшейшее является левинской реконструкцией. КРИ на данный запрос отвечать не пожелал. Как всегда, по неизвестным науке причинам.

Итак. Левин считал, что Званцев — у которого как раз шли финальные приготовления к перевороту — испугался, что Антона и в самом деле увезут на полюс. И там, на Базе, и в самом деле подвергнут ментоскопированию. Конечно, вероятность этого была невелика. Прав на самовольное вторжение в чужой разум местные специалисты не имели. Ну разве что Антон совершил бы что-то из рук вон. Причём по отношению к землянам. От ментоскопирования по любой другой причине его защищал статус историка. Но Званцев, видимо, на эти условности не полагался. Не такая у него была биография, чтобы доверять условностям.

Была ли у него договорённость с пасынком насчёт стирания части памяти в критический момент? Левин пришёл к выводу, что да, была. Причём с серьёзными гарантиями, что пасынок поступит именно так, как ему скажет Званцев.

Почему?

У Николая Евгеньевича Званцева была сверхцель — построение новой, истинно коммунистической цивилизации, основанной на идеях и методах академика Сусуму Окада. Это было для него важнее жизни. И своей, и чужой. И уж тем более таких ничтожных и эфемерных вещей, как чьё-то личное благополучие, физическое или психологическое. Настоящий коммунар, короче.

Антон был человеком другого типа. Он всю жизнь боролся с собой. Что означает на практике — занимался в первую очередь собственными проблемами. И мотивации Званцева вряд ли понимал. Ну или понимал очень по-своему.

Логично предположить, что отчим использовал пасынка втёмную. Но нет. Званцев был человеком честным. То есть он говорил Антону правду. Фактическую правду. Во всяком случае, у Левина сложилось именно такое впечатление. Так что в жертву Антон себя приносил осознанно. Именно в жертву, стремясь к саморазрушению. А точнее — разрушению той части своей души, которую он ненавидел. И вот именно это отчим ему и обещал. Причём — честно. И обещание своё, к сожалению, выполнил.

Правда, получилось всё немного не так, как планировалось. Вряд ли Званцев предполагал, что Антон будет сам себя резать, так сказать. У Николая Евгеньевича был ментоскоп и навыки работы на нём. Он мог убрать ненужное аккуратно и без лишних потерь. Правда, скрыть следы подобной операции невозможно. Значит, нужно было алиби для того, чтобы обосновать стирание памяти. Какими-нибудь ужасными воспоминаниями. По-настоящему ужасными. Не просто картины какой-нибудь жуткое резни, а что-то похуже. Например, эпизоды своего в ней участия. Другое дело, что Малышев был не такой человек, чтобы участвовать в серьёзной резне. Но эту часть дела Николай Евгеньевич любезно взял на себя. Судя по некоторым данным, разумеется.

Ладно, об этом потом. А сейчас — что происходило в те три дня.

Во-первых, Румата, судя по всему, узнал от Званцева, что Будах похищен доном Рэбой и что это часть плана. В каковой план Антону пришлось включиться. Скорее всего — в обмен на обещание Званцева сохранить Будаху жизнь и вывезти его в безопасное место. Скажем сразу: все эти требования Званцев выполнил.

Во-вторых, Званцев вместе с Антоном подготовили видеосвидетельство смерти «барона Пампы». Видимо, Николай Евгеньевич опасался неких подозрений. Не в том, что барон Пампа землянин, нет. Это всё-таки слишком экзотическая идея. А в том, что Пампа дон Бау играл какую-то роль в происходящих событиях. Может быть, более значимую, чем казалось. Короче, он категорически не желал, чтобы эту тему поднимали. Поэтому он решил подстраховаться — то есть оставить доказательство, что барон вышел из игры ещё до того, как она началась.

Как это было сделано. В малышевском фильме имеется кадр: труп барона, истыканный стрелами и поливаемый сверху дождём. Труп лежит головой к зрителю, в полном боевом облачении. Лежит в таком ракурсе, что точно определить рост затруднительно. Лежит лицом вниз, то есть лица не видно. Цветность убита, так что оттенок волос так просто не определишь. Зато стрелы самые настоящие, и труп тоже самый настоящий, не шевелится. Так что компьютерный анализ показал бы, что это действительно труп — а вот проверить, чей именно, было бы более сложно. Хотя расчёт Званцева был скорее на то, что этот момент проверять не стали бы вообще. Просто зафиксировали бы: барона убили, эта фигура снята с доски.