Новая эпоха. От конца Викторианской эпохи до начала третьего тысячелетия - Питер Акройд

Часть историков ратует за то, что действия правительства в краткосрочной перспективе оказались эффективны: к началу 1914 года воинственность суфражисток существенно угасла. В то же время правительственные репрессии вызвали много сочувствия к суфражисткам, не говоря уже о том, что они обеспечили их делу бесценный общественный резонанс. С современной точки зрения в глаза бросается именно жестокость и близорукость либералов. «Те, кто будут изучать историю движения, – предсказывала Эммелин Панкхёрст, – подивятся слепоте, которая заставила правительство упрямо сопротивляться такой простой и очевидной мере справедливости».

11

Оранжевая карта

Репрессивный ответ правительства на требования суфражистского движения подпитывал в основном мужской шовинизм, но кроме того, немалую роль мог сыграть тот факт, что женщины затеяли свою кампанию в период беспрецедентного социального хаоса, когда сформированная меньшинством администрация Асквита постоянно чувствовала себя в осаде. Между 1910 и 1914 годами по всей стране гремели забастовки, а в 1912-м третий пожар эпохи разгорелся в Ирландии.

Ирландия входила в Соединенное Королевство Великобритании и Ирландии номинально наравне с Англией, но de facto Британия веками обращалась с ней как с колонией. Союз между государствами заключили в 1800 году, после того как Объединенное ирландское восстание против британского господства было жестоко подавлено, а членов ирландского независимого парламента подкупили, чтобы те поддержали Акт об унии. Парламент в Дублине распустили, и с тех пор выборные ирландские аристократы заседали в Вестминстере. Британцы продолжили править в стране, но теперь через лорда-наместника, обретавшегося в Дублинском замке.

Ни Уния 1800 года, ни колониальная администрация не снискали любви ирландского народа, и то же можно сказать о собственно деятельности властей – карательной в любой области – на протяжении всего XIX века. Три десятилетия ушло у Британии на то, чтобы выполнить обещание и отменить законы против папистов и нонконформистов, дискриминирующие католическое большинство населения. Реакция правительства на неурожай картофеля в 1840-х, повлекший более миллиона смертей от голода и болезней и вынудивший еще один миллион человек эмигрировать, была и некомпетентной, и безразличной, чтобы не сказать – откровенно жестокой. В первой половине XIX века большинство населения Ирландии поддерживало движение Дэниела О’Коннела за отмену Унии, а во второй половине столетия поставляло в Вестминстер членов парламента, агитировавших за ирландское самоуправление.

После выборов 1910 года либеральное правительство меньшинства напрямую зависело от голосов Ирландской парламентской партии (ИПП), возглавляемой Джоном Редмондом. Редмонд выставил ценник за поддержку: он настаивал на автономии Ирландии внутри Унии через организацию парламента в Дублине для решения «местных» вопросов. Либеральное правительство согласилось на сделку как по принципиальным, так и по прагматическим соображениям. Партия выступала за введение самоуправления в Ирландии с тех пор, как в 1885 году идеей проникся Гладстон; он же сделал ИПП своими союзниками. Две попытки Гладстона провести закон о самоуправлении – в 1886 и 1893 годах – саботировала консервативная палата лордов, но теперь, когда Парламентским актом 1911 года лорды лишались права вето, задача облегчалась. В 1912 году Асквит объявил о намерении правительства вынести на обсуждение третий законопроект о самоуправлении Ирландии.

Однако протестанты Ольстера, сторонники Унии, вместе с горсткой парламентариев-лоялистов[30] в Вестминстере рьяно противились предложенному законопроекту, аргументируя это тем, что самоуправление позволит католическому большинству задавить их. Сопротивление было особенно сильным в четырех северо-восточных графствах Ольстера, где большинство населения составляли протестанты. Они защищали Унию, гарантировавшую им экономическое и политическое господство в регионе и подпитывающую их культурную и религиозную идентичность. Некоторые из них происходили от английских и шотландских поселенцев, прибывших в Ирландию в ходе британской колонизации острова в XVI–XVII веках, когда земля отчуждалась во имя протестантского господства[31].

Ольстерские сторонники Унии в парламенте имели решительного и харизматичного лидера в лице Эдварда Карсона, фанатично ненавидевшего идею самоуправления, но что действительно обеспечивало им влияние в Вестминстере, так это поддержка консерваторов. Альянс тори и ирландских лоялистов уходил корнями в 1886 год, когда первые выступили против Гладстона и его законопроекта, несмотря на то что раньше благоволили идее самоуправления в Ирландии. Стремясь низвергнуть либеральное правительство, консерваторы решили, как выразился Рэндольф Черчилль, «разыграть оранжевую карту» (отсылка к Оранжевому ордену, созданному в Ольстере в 1795 году для защиты протестантского господства в регионе). В последующие годы тори разыгрывали эту карту не однажды. В 1890-х они противостояли второму законопроекту Гладстона о самоуправлении и заключили официальный союз с ольстерскими лоялистами в обеих палатах парламента. В начале XX века альянс сплотился еще больше. В атмосфере страха перед возможным развалом империи, вызванного Бурской войной, многим консерваторам претила сама идея дать Ирландии любую степень автономии: по словам Остина Чемберлена, «корень проблемы» заключался в том, что Ирландия как нация могла в один прекрасный день выйти из Унии и из состава империи, тем самым подорвав самые ее основы. К тому же политическое положение консерваторов после поражения на выборах 1906 года и Парламентского акта 1911 года было весьма хрупким. Разделенные по вопросу о Таможенной реформе, не способные сгенерировать привлекательные для общества идеи и потерявшие право вето в верхней палате, тори жаждали объединиться хоть под каким-то резонансным лозунгом. В этой ситуации они не устояли перед искушением вновь разыграть оранжевую карту, хотя это и грозило еще большим религиозным расколом в Ирландии.

Вряд ли стоит считать совпадением, что именно в это время в рядах тори выделяется твердолобый сторонник Унии ольстерско-шотландского происхождения. Быстрое возвышение Эндрю Бонар Лоу, самоучки и самостоятельно сделавшего карьеру бизнесмена, можно отчасти списать на его пылкий лоялизм, но нельзя сбросить со счетов и яркие выступления в палате общин. Как сказал один член парламента от консерваторов, прямолинейный стиль Лоу напоминал «работу искусного клепальщика: что ни удар, то вбитый гвоздь». Асквит подмечал, что стиль этот к тому же включал новаторские идеи, а именно – использование оскорблений и сарказма: он презрительно клеймил либеральный кабинет как «свору картежников» и «свиней». Воинственная риторика, равно как его протекционистские взгляды и имперский энтузиазм, включавший восприятие Ирландии как неотъемлемой части империи, делали его очевидным наследником Джозефа Чемберлена.

Но и сам Лоу, выходец из среднего класса, служил объектом оскорблений. Асквит отзывался о нем как о «позолоченном торговце», и многие тори-аристократы приходили в замешательство от его манер. «Казалось, – говорил один из них, – что ко мне обратился мой в высшей степени образованный плотник». Наступила эра, когда ведущие роли в партии старой Англии стали играть состоятельные предприниматели – даже такие, как Лоу, неанглийского происхождения и с нонконформистскими взглядами. Джозеф Чемберлен стал «первопроходцем», как тогда выражались, а затем по его следам пошли Лоу и прочие. Однако по-настоящему новая эпоха для тори наступила тогда, когда в 1911 году Бэлфур ушел в отставку и его сменил именно Лоу. Резкий в речах, незнатный, трезвенник, родившийся в Ольстере шотландец сместил утонченного английского аристократа. И если это назначение вызвало смятение среди знатных консерваторов, то и либералы на передней