Кровавое копье - Крейг Смит

— Некоторые оступались. Я в этом не сомневаюсь. Такова уж человеческая натура. Между тем я убежден, что многие переживали радость и глубину любви, которую мы, при всей нашей образованности и утонченности, теперь не в состоянии постичь. Представьте себе первое ощущение сильнейшего желания, растянутое на всю жизнь. Представьте себе безумие, отчаяние и счастье влюбленности, когда вы держите на ладони весь мир, а потом добавьте к этому ощущение человека, который навсегда остается за вратами этого благословенного чертога. Думаю, такие эмоции должны привести нас к иным высотам — к смирению, терпению, а может быть, даже к молитве — как знать? Для меня это всего лишь научные упражнения. Испытать такую любовь — все равно что предпринять путешествие, в которое я еще ни разу не отправлялся.

— Что скажешь о герре Ране? — спросил Бахман сразу же, как только они с Эльзой вошли в номер.

Несмотря на поздний час, Бахман был бодр и взволнован. Вопрос он задал, глядя на Эльзу с лукавой усмешкой. Ей показалось, что он всерьез размышляет над практическими аспектами любовной теории герра Рана.

При упоминании имени молодого человека Эльза виновато покраснела, но ответила честно и откровенно:

— Думаю, что я таких людей прежде ни разу не встречала.

— Ты могла бы в него влюбиться?

Так соблазнительно представить, как плотское желание преображается в нечто недостижимое. Эльзе хотелось страсти, но ровно настолько, чтобы она, замужняя женщина, не предстала в неблаговидном свете. В ее жизни было мало событий, и ей казалось, что безумно влюбиться в кого-то — это прекрасно. Хватит с нее этой вежливости, этих почтительных отношений! Ей хотелось пылать! Но без скандала и чувства вины. Берлинское общество, в конце концов, по-прежнему представляло собой очень узкий круг. Там не спускали глаз и с безупречных жен, и с записных кокеток. Так забавно наблюдать за тем, как они кружат возле пламени, но наступало время, когда они подлетали к нему опасно близко. А потом, чему не раз становилась свидетельницей Эльза, таких женщин тихо, но верно отправляли за пределы круга избранных. Как однажды ей откровенно призналась одна из подруг: если слишком сильно жаждешь уличных радостей, окажешься на улице!

— Скажи, — проговорила Эльза, устремив на Бахмана такой взгляд, что у него не осталось сомнений в том, что она отвечает на его вопрос, — нам действительно нужно завтра вернуться в Сет?

Нью-Йорк — Гамбург

Четверг — пятница, 6–7 марта 2008 года

Мэллой добрался в аэропорт имени Дж. Ф. Кеннеди за час до вылета. Поскольку он летел первым классом, особых вопросов не возникло. Настоящей проблемой стало то, что он решил лететь в последнюю минуту. Чтобы объяснить это, он представил удостоверение сотрудника Государственного департамента и повел себя в официозной манере правительственного бюрократа, извергающего пламя: ни слова объяснения.

— Джек Фаррелл? — спросила сотрудница аэропорта, сверкая глазами.

Мэллой с отработанной небрежностью переспросил:

— Кто-кто?

— Извините. Я просто… Приятного вам полета, сэр.

В тот момент, когда Мэллой вышел в зону вылета, по каналу Си-эн-эн передавали специальный выпуск новостей. Они кое-что знали о Черновой. Мэллой посмотрел на часы. Канал Си-эн-эн обогнал остальные программы новостей на час — без всяких сомнений, благодаря Джилу Файну. На экране демонстрировалась старая фотография двадцатидвухлетней Елены Черновой в западногерманской военной форме. Она выглядела хорошо, даже очень, если вам нравятся красивые девушки в военной форме, — а кому они не нравятся? «Очень похожа на Гвен», — подумал Мэллой. Красивые карие глаза, короткие темные волосы, взгляд, подкупающий своей невинностью. Безусловно, в случае Елены Черновой невинность была чисто артистической.

— Так держать, Дже-е-е-ек! — прокричал кто-то из зала ожидания.

Некоторые улыбнулись. Затем на экране появилось зернистое изображение Черновой, выходящей с Джеком Фарреллом из гамбургского отеля «Ройял меридиен». Лица обоих были в тени; Чернова, одетая в пальто, тесно прижималась к Фарреллу. Судя по сообщению репортера, анализ ДНК в образцах, собранных в гостиничном номере, показал, что эти двое — любовники, а не просто работодатель и его сотрудница.

Группа молодых парней, по виду похожих на продавцов, начала скандировать:

— Джек! Джек! Джек!

Старушки заулыбались.

Выпуск продолжался. Сообщалось, что Чернова разыскивается для дачи показаний в… Мэллой прослушал, в скольких странах, потому что отвлекся, удивившись всеобщей поддержке беглого миллиардера. Затем он услышал: «…русских и восточноевропейских бизнесменов, связанных с организованной преступностью». Насчет деятельности Черновой на Западе не сказали ни слова.

Мэллой отвернулся от экрана и несколько секунд размышлял над тем, как журналисты успели возвысить фигуру Фаррелла. Джейн оказалась права. Учитывая то, что в деле замешана Чернова, история становилась весьма заметной. Она не могла сойти на нет после ареста. Журналисты продолжат искать что-то новое, что-нибудь противоречивое. Заговор в ЦРУ с целью схватить американского идола? Это будет серьезно.

А когда это случится, Джейн конец — а также всем, кто несет шлейф ее платья.

В самолете по пути в Гамбург (как выяснилось, с посадкой в Лондоне) Мэллой просмотрел все фэбээровские файлы, которые ему переслал Джил.

Фаррелл исчез из своего таун-хауса на Манхэттене за тридцать шесть часов до того, как нью-йоркский департамент полиции связался с ФБР. Ничего особенного в доме не обнаружили: лишь неприбранную кровать и разбросанную по полу одежду. Мэллой изучил цифровые фотографии квартиры. Джек Фаррелл жил по высшему разряду. Мэллой пробежался беглым взглядом по файлам и остановился там, где речь зашла об Ирине Тернер — той самой секретарше, которая провела с пустившимся в бега Фарреллом первые несколько дней. Он нашел ее фотоснимок и данные биометрии. В качестве помощницы Фаррелла она проработала чуть больше двух месяцев. Тернер оказалась красивой блондинкой. Возраст — тридцать два года, образование — прочерк. По национальности — литовка, живет в США с двухтысячного года. Гражданство получила в результате брака с Гарри Тернером, американским бизнесменом, часто выезжавшим в страны Балтии. Четыре года спустя они развелись. По Гарри Тернеру больше ничего…

Мэллой вернулся к отчету о передвижениях Фаррелла. С момента побега никакой информации с его мобильного телефона. Ни одного случая использования любой из кредитных карточек. Через двенадцать часов после начала розыска фэбээровская спецгруппа обнаружила, что Фаррелл похитил наличные резервы трех страховых компаний, которыми владел. Что любопытно, это случилось за шесть недель до того, как он исчез. Мэллой задумался. Семь недель назад SEC грозила Фарреллу финансовой проверкой. Он почувствовал давление, но паниковать ему было не из-за чего. Речь шла о сумме в шестьдесят миллионов — деньгах серьезных, но оказалось, что это только начало.

Не прошло и недели с того дня, когда он опустошил резервные кассы страховых компаний, как одна из торговых фирм Фаррелла в Европе приобрела платины на пятьдесят миллионов долларов с небольшим и сразу же перепродала ее германскому автопроизводителю. Операция самая обычная, но фигурирующая в этой купле-продаже цифра подозрительно совпадала с похищенной суммой страховой наличности. Затем деньги распределились по различным счетам и словно бы испарились. Подобные шаги имели место в целом ряде торговых компаний, где Фаррелл владел контрольным пакетом акций. Тут десять миллионов, там — тридцать. Ничего сверхъестественного — обычная коммерция. Просочились куда-то несколько миллионов. Подобные кражи в мире бизнеса мог проделать кто угодно. Правда, на злоумышленника было достаточно легко выйти — если, конечно, он не предпочел исчезнуть.

Мэллой не знал, что Фаррелл несколько недель планировал свое исчезновение. Полмиллиона долларов не кладут в чемодан, десять тонн золота не переплавляют, чтобы потом положить в багажник машины. Такие вещи не делаются нажатием кнопки. Над этим надо потрудиться. Ты планируешь финансовые шаги. Ты как можно дальше стараешься держаться в тени. Ты берешь ссуду, которую не собираешься возвращать, пропускаешь выплату, теряешь какие-то важные бумаги. Ты отправляешь людей по ложному следу. Ты создаешь сложности с отгрузкой товара, придерживаешь оплату до тех пор, пока не решишь свою проблему, и затем переводишь капитал на холдинговый счет. А потом — на Каймановы острова, в Панама-Сити, в Никозию, Бейрут, в Лихтенштейн. Куда угодно, где банкирам можно отказывать западным правоохранительным органам в доступе к расследованию их деятельности. Либо это разрешено официально, либо просто поощряется. В общем — немножко туда, немножко сюда. А все это время часики тикают. Весь мир Фаррелла готов был обрушиться на него в то мгновение, когда люди, трудившиеся на его многочисленных предприятиях, начали обсуждать внезапно возникшие проблемы.