Танкоопасное направление. «Броня крепка!» - Олег Таругин

Дмитрий снова оглянулся, придерживаясь за крышку застопоренного башенного люка. Да, точно, именно в дороге все дело! Уж больно она приметная. И та, разъезженная в хлам, что вела от станции, и узенькая грунтовка, по которой только что прошли все бригадные машины. А перед ними – грузовики с боеприпасами и заправщики. Немцы ж не дураки, а о том, как у них поставлена авиаразведка с прочей высотной фотосъемкой, он прекрасно помнил. Пару лет назад наткнулся в Сети на какой-то ресурс, где выкладывались старые аэрофотоснимки, сделанные немецкими самолетами-разведчиками. Наткнулся – и откровенно обалдел от качества оцифрованных фотографий и уровня детализации! Для смеха сравнил с современными «гугловскими» спутниковыми снимками тех же самых мест, масштабировав изображение до аналогичной высоты. И обалдел вторично. Поскольку особой разницы не нашел, разве что снимки люфтваффе были черно-белыми, а нынешние – цветными.

Вот и вырисовывалось крайне неприятное умозаключение: неужели немцы не разглядят свежую колею, накатанную десятками танков – земля-то еще не затвердела окончательно, так что хрен замаскируешь вывороченную целыми полосами свежую глину! А уж на то, чтобы сложить два и два и направить сюда бомбардировщики, много ума и времени не нужно. Наверняка ведь и прибытие на станцию нескольких эшелонов не прошло для немецкой разведки незамеченным. Нет, вон зенитчики развертываются, это-то понятно. Да и на «сталинских соколов» какая-никакая надежда имеется. Но если немцы всерьез возьмутся за этот лес – или хотя бы за его опушку, никто ведь не собирается загонять танки дальше – то может выйти весьма печально.

Захаров выругался под нос. Интересно, а сам комбат это понимает, не говоря уж за командира бригады? Видел он его, правда, мельком, но общее впечатление сложил. Вроде должен понимать, умный мужик, и глаза такие… правильные, в общем, глаза. Встретишься взглядом – и сразу становится понятно, что многое на своем веку повидал. Очень многое, столько, сколько нормальному человеку видеть не положено. Когда его вместе с немногими уцелевшими пацанами в кабульский госпиталь «вертушкой» с той проклятой дороги доставили, дня через три в палату «батя» пришел. Ладонь жал, орден обещал, еще что-то соответствующее моменту говорил – он тогда и не вслушивался толком, радовался про себя, что хирурги руку не отняли да что в Союз скоро отправят… Короче говоря, глаза у «бати» такими же были. Холодными и всепонимающими…

Так, может, ему сейчас с комбатом поговорить? Да нет, глупость, тот какого-то комвзвода, хоть и успевшего неслабо повоевать, и слушать не станет. Хорошо, если еще в паникерстве не обвинит. Да и как с ним разговаривать, Дмитрий, честно говоря, представлял с трудом. Между сержантом Захаровым и его виртуальным героем Красновым – пропасть в добрых пятьдесят лет. Менталитет совсем иной, ежели по-умному выражаться. Да и в реалиях сорок третьего года он, мягко говоря, «плавает» – как и в касающейся прошлых военных лет памяти младшего лейтенанта. И вовсе не факт, что оная память успеет вовремя прийти на помощь, если вдруг что…

Гм, это он что, снова думает, будто веритв происходящее?! Да, странная какая-то игра получается! И мысли эти… тоже странные. Так и в «попаданцев» из популярных несколько лет назад фантастических книжек недолго поверить, а это уж, знаете ли, совсем не гут! Вокруг шлема что-то зашуршало, по затылку упруго стукнуло, и Дмитрий поспешно спустился в башню, с непривычки ощутимо приложившись плечом о закраину люка. Сверху посыпалась содранная крышкой хвоя и мелкие ветки: танк задом вползал под крону разлапистой ели. Нет, все, кончать пора с этими размышлениями! Не хватало, чтобы всю морду иголками расцарапало, а то и вовсе глаз выкололо! Вот тогда уж точно разговора с особистом не миновать – ранение в небоевой обстановке, приведшее к частичной потере боеспособности, налицо. То бишь на лице. Чистое членовредительство и прочий саботаж…

В последний раз рыкнув дизелем, «тридцатьчетверка» замерла, едва заметно «присев» на корму и тут же выпрямившись. Отряхнув с комбинезона насыпавшийся сверху мусор, Дмитрий выбрался из башни, разведя руками густые хвойные лапы. Кстати, нужно сказать башнеру, чтобы обрубил аккуратненько, иначе придется каждый раз в танк, словно в шалаш, блин, заползать. Спрыгнув на землю, с удовольствием потянулся и вздохнул полной грудью – сквозь густой солярочный дух пробивался аромат свежей хвои и измочаленного траками подлеска. Из своего люка лихо выскочил, облапив руками пушку, мехвод:

– Ну, вот мы и дома, командир. Елка – что надо, прям новогодняя, на весь танк хватило, теперь никакой фриц сверху не разглядит, шоб у него и без этого зенки от запора повылазили! Доволен?

– А вон это он как, разглядит? – буркнул Захаров, доставая из кармана давешнюю пачку и вытряхивая из нее последнюю сигарету, из которой высыпалась добрая треть табака. И кивнул в сторону раскатанной танками грунтовки.

Балакин непонимающе проследил взглядом, несколько секунд помолчал, затем вытащил из кармана портсигар, лихо отщелкнув ногтем крышку:

– Командир, брось каку, а то больно кашлять станешь, да и курить там нечего. Держи, – благодарно кивнув, Дмитрий вытащил папиросу. Припомнив оставшуюся в прошлом (или будущем) армию и учебку, привычно смял гильзу, прикурил от протянутой бензиновой зажигалки. Затянулся, с трудом сдержав кашель – ну что ж за дерьмо предки курят, а? Нет, определенно нужно бросать. В своем времени не сумел – так, может, хоть в игре бросит… – А вообще, ты кругом прав, командир, мне уже даже страшно, – неожиданно серьезным тоном продолжил механ, тоже закурив. – Нас по этой тропочке вычислить – как два пальца. Нет, зенитное прикрытие у нас имеется, все дела, пока ехали, сам видал, но… ты прав. Может, с ротным поговоришь?

– А чего не сразу с «батей»? – криво усмехнулся в ответ Дмитрий. – Угадай с трех раз, что они мне ответят? В лучшем случае «не лезь не в свое дело». Такую колею разве спрячешь?

– Другой бы спорил, но не я. Тоже верно, но ты все одно сходи, лейтенант. Сходи. Тебе пока все равно делать нечего, а я танком займусь. Машинка-то вроде знатная, да чужая пока, незнакомая, так что поковыряюсь немного. Чтоб нам в первом же бою кисло не стало, и немец заранее не обрадовался.

– Ладно, – Захаров затоптал окурок. – Схожу. Заодно насчет провианта узнаю, обед скоро.

– Слышь, лейтенант, а ты чего такой? – неожиданно негромко спросил Балакин.

– Какой такой? – внутренне насторожился Захаров, припомнив взгляд механика по пути на станцию.

– Та я и не знаю… странный. Напряженный какой-то. Случилось чего? Нам когда почту раздавали, я видел, и до тебя письмо пришло. Дома какой-то гембель?