Живой Журнал. Публикации 2011 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На месте стороннего наблюдателя я бы не особенно пенял коллективному общественному бессознательному — потому как это выглядит как "Уроды! Почему всех интересует бородатая женщина на ярмарке, а то, что мой сосед изобрёл вечный двигатель, осталось незамеченным".
Меня интерес к бородатым женщинам тоже смущает, но я всё же бы ратовал за переключение его на женщин безбородых, а не на новое нарушение Второго закона термодинамики.
Извините, если кого обидел.
21 января 2011
История про фейсбук
Конечно, facebook довольно странное образование.
(Я, кстати, там за несколько лет так и не разобрался с уровнями приватности. К примеру, кто, что и где там может прочитать сторонний наблюдатель. Или как пользователи facebook отслеживают гостей — говорят, такая опция там есть. Я это сообщаю, чтобы заранее указать уровень своей компетентности).
Но и для человека недостаточно вовлечённого, facebook — тот самый случай, что может служить примером того, как количество стилистических особенностей переходит в их качество.
Первое, что все давно заметили в этом ресурсе — это скорбные сообщения "У меня умер отец" с ремаркой "32 пользователям это нравится".
Но, на самом деле, есть у фейсбука ещё одна особенность, которая напоминает нам одну традицию прошлого века.
Это такая аналогия, что может быть заметна только мне, но всё же…
Итак, наше Отечество пережило разные стадии отношения государства и общества как к браку, так и к обычной ебле. Это было то равнодушие, то ревнивый пристальный надзора.
Много что было в нашей истории, и в числе прочего был Указ от 8 июля 1944 года, говоривший о разводах, которые стали происходить в два приёма: народный суд пытался примирить супругов, а расторгал брак уже суд вышестоящего звена — и суд мог отказать в разводе, если причины ему казались неубедительными), ввели большие пошлины, само слушание было обязательно гласным, в присутствии свидетелей — ну, и всё такое.
Нас интересует то, что вводилась обязательная публикация в местной газете объявления о разводе. Всё это с некоторыми изменениями (включая семилетний период запрета на браки с иностранцами) просуществовало до принятия 27 июля 1968 года Основ законодательства о браке и семье, а через год — Кодексов о браке союзных республик.
Так вот facebook имеет специальную опцию "N. больше не состоит в отношениях".
Понятно, что эти отношения вовсе не брак (хотя для брака такая же опция есть), но это какой-то особый опыт — говорить в пространство об интимном.
Впрочем, может, многие никакой неловкости от этого не чувствуют (в этом и заключён предмет рассуждений).
Положа руку на сердце, мне в социальных сетях больше прочих нравится формулировка "всё сложно". Гениально, я считаю. Семейное положение — "Всё сложно". Или "Семейное положение — "Всё стало просто"".
Итак, социальная сеть, способствующая знакомствам — это своего рода добровольная газета "Вечерняя Москва". (Только раньше объявление в газете было придумано именно как позорящий, а, стало быть, сдерживающий фактор, а в социальной сети это, наоборот, сигнал о готовности к неким новым "отношениям"). Я, в общем, знаю историю facebook, и понимаю что все социальные сети связаны с сексуальностью. Однако ж, со времени их появления прошло много времени, социальные сети идут кучно, способов знакомств множество. Меня интересует не сама конкретная сеть, а именно эстетика акта объявления — внутренняя и внешняя.
В жизни-то всё не так: в жизни человек вовсе не всегда любит публично фиксировать статус (некоторые-то не то что разводы, они и свадьбы не любят).
Расставания в жизни происходят по разному — беззаботно и с кровью на кухонном ноже, незаметно или с публичным скандалом. Сообщения тоже бывают разные "Ты знаешь, старик, я с Олей больше не живу", "Я ушла из дома, можно у тебя переночевать", "Я больше не люблю Сергея Михайловича, и попрошу и имя его при мне не упоминать, а так же вопросов об этом больше не задавать".
Я-то разное слышал.
Мир устроен сложно.
Извините, если кого обидел.
24 января 2011
История про Татьянин день
…Мы молча вышли вон, на широкие ступени перед факультетом, между двух памятников, один из которых был Лебедеву, а второй я никак не мог запомнить кому.
На улице стояла жуткая январская темень.
Праздник кончался, наш персональный праздник. Это всегда был, после новогоднего оливье, конечно, самый частный праздник, не казённый юбилей, не обременительное послушание дня рождения, не страшные и странные поздравления любимых с годовщиной мук пресвитера Валентина, которому не то отрезали голову, не то задавили в жуткой и кромешной давке бунта. Это был и есть праздник равных, тех поколений, что рядами валятся в былое, в лыжных курточках щенята — смерти ни одной. То, что ты уже летишь, роднит с тем, что только на гребне, за партой, у доски. И вот ты как пёс облезлый, смотришь в окно — неизвестно кто из списка на манер светлейшего князя, останется среди нас последним лицеистом, мы толсты и лысы, могилы друзей по всему миру включая антиподов, Миша, Володя, Серёжа, метель и ветер, время заносит нас песком, рты наши набиты ватой ненужных слов, глаза залиты, увы, не водкой, а солёной водой, мы как римляне после Одоакра, что видели два мира — до и после и ни один из них не лучше. Голос классика шепчет, что в Москве один Университет, и мы готовы согласиться с неприятным персонажем — один ведь, один, другому не быти, а всё самое главное записано в огромной книге мёртвой девушки у входа, что страдала дальнозоркостью, там, в каменной зачётке на девичьем колене записано всё — наши отметки и судьбы, но быть тому или не быть, решает не она, а её приятель, стоящий поодаль, потому что на всякое центростремительное находится центробежное. Чётвёртый Рим уже приютил весь выпуск, а век железный намертво вколотил свои сваи в нашу жизнь, проколол время стальными скрепками, а мы пытаемся нарастить на них своё слабое мясо, а они в ответ лишь ржавеют. Только навсегда над нами гудит в промозглом ветру жестяная звезда Ленинских гор, спрятана она в лавровых кустах, кусты — среди облаков, а облака так
