Ночь перед Рождеством 2020 - Сергей Фокин

После этих слов под потолком послышалось жуткое уханье, от которого душа девушки едва не ушла в пятки. Оксана уже ругала себя за то, что решилась прийти сюда, и единственная мысль, которая появилась у неё в голове, была: «На воздух! Быстрее на воздух!»

— Спасибо!.. — пролепетала она, бросившись к двери, отворила её — и тут увидела что-то бесформенное, будто бы протянувшее к ней свои руки. За полушубок ухватили, ладно, что полы не оторвали. Взвизгнув, метнулась девушка к выходу и пролетела над ступенями крыльца, как птица. Упала в снег, поднялась — и помчалась дальше, по своим следам, не оглядываясь. А сама всё думает — отпустит ли дед, не заморочит ли гостям своим на потеху? Заведут девку в тёмный лес, а там ищи-свищи. Леший-то нынче, поговаривают, озорничать стал…

Остановиться позволила себе только на околичной тропе. Встала, как столб, вздохнула полной грудью — и зажмурилась от одного воспоминания об увиденном. Вот уж в страшном сне не приснится! Кто это был в сенях? Впустил её беспрепятственно, а назад выпускать не захотел. Повезло ей крепко… Ой, не прост Васюк, не зря о нём люди болтают разное! Опять же этот филин… Только пошёл разговор про ведьм — проснулся, глазастый, страху нагнал немалого. Будто понимал всё, о чем они со стариком речь вели.

И тут девушку осенило! Действительно, о чём они вели речь?

Ясно, что прочёл Васюк её мысли, будто на листе бумаги те были написаны. И развеселило это его. Что, впрочем, немудрено: поживешь один-одинешенек три месяца — рад будешь любым сплетням. Ведь ни в окно посмотреть старику нельзя, потому как оно завалено сугробом, ни с собеседником потолковать мало-мальски пригодным: рядом только птица безмолвная. Да и та, наверно, в лес улетает охотиться. От скуки помереть можно. Неудивительно, что научился Васюк души людские читать.

Но вот последние слова его можно было понять по-разному. Неужели…

— Ах! — Оксана даже рот себе зажала варежками. Правда ли, что сказал старик? И верно ли она это истолковывает? «Если хочешь породниться с ведьмой — так и ступай к ведьме!» Голова у девушки закружилась от распирающих её догадок. Именно сейчас не хватало чёрта, чтобы их подтвердить или опровергнуть.

Холодный воздух остужал горевшее от бега лицо. Осанна понемногу приходила в себя, дыхание её выравнивалось, и мысли тоже успокаивались.

Осмотревшись, она увидела всего в нескольких сотнях метров избу кузнеца. Странно, что пошёл тот в другую сторону. Значит, не домой. А впрочем, даже к лучшему. Пока нет сына, она сможет спокойно поговорить с его матерью.

И девушка вся в смятении зашагала по тропинке.

12

Степанида Ивановна мурлыкала, как кошка, съевшая крынку со сметаной. Она бездумно ходила по кухне, поправляла на полках и без того ровно стоящие чашки с блюдцами, перевешивала полотенца, брала в руки и снова ставила на место какие-то вещи с подоконника или серванта. Словом, находилась в прострации. Это чем-то напоминало ей состояние отсутствия мыслей, которые она испытала после травмы головы. Только сейчас весь организм женщины пел, и песня прорывалась сквозь её губы незатейливым мотивчиком.

Перед мысленным взором Степаниды Ивановны всплывала сладкая картина на клубном сеновале, и следующая за ней — когда они с отцом Савелием взялись доделывать генератор. Савелий, орудуя гаечными ключами, посматривал на женщину прищуренными от удовольствия глазами и затевал речи немного нескромные, но задорные.

— Вот не могу я уяснить одного, уважаемая Степанида Ивановна…

— Чего же, Савелий Игнатьевич? — тянула ноты она, жеманно поправляя на себя шаль.

— Откуда, дьявол их задери, взялись эти диоды? Готов поклясться, что никогда их не видел у себя в мастерской.

— Может, с чердака свалились? — Степанида Ивановна подошла немножко ближе, после чего хозяин понимающе хмыкнул и покачал головой:

— Никак такого не может быть. Там лежат вещи, в основном, не пригодные к употреблению…

— Ой, ли, Савелий Игнатьевич! — расплылась в улыбке его собеседница. Сама она свалилась в стог сена почти что с чердака.

— Я же говорю — в основном, Степанида Ивановна, — поспешно пояснил Савелий. — А после некоторого инцидента там и вовсе смотреть не на что стало. Что касается электрических частей, их сроду не водилось.

— Что же вы по этому поводу думаете?

— Могу предположить, что дело здесь нечисто. Сами знаете, какой сегодня день.

— Это уж верно! — Женщина приблизилась к Савелию вплотную и взялась за его талию. — Праздник начинается нынче.

Степенно отложив гаечные ключи в сторону, и вытерев руки о ветошь, Савелий развернулся и резко ухватил собеседницу пониже спины.

— Какой вы баловник, Савелий Игнатьевич! — хохотнула с довольным видом гостья.

— Так ведь праздник, уважаемая Степанида Ивановна, как тут оставаться равнодушным!

Ремонт генератора закончился только через час, когда на улицах уже послышались песни молодёжи.

— Кажется, скоро будут собираться, — повернув голову на голоса, вздохнула Степанида Ивановна и запахнула на груди халат. — Вы всё трудитесь, как пчёлка. Вот и ночью не отдохнёте, а с утра на службу…

— Успеем отдохнуть, Степанида Ивановна. Пока ещё не чувствуем старости-то. Даже суставы к погоде не ноют.

— Ой, Савелий Игнатьевич, вы ещё молодым фору дадите! А как с инструментом работаете — и вовсе загляденье!

Они расстались, премного довольные друг другом, и мать кузнеца поспешила домой, пока в клубе её никто не увидел. Потерю метлы она пережила без сожаления, потому что дома в сарае имелась ещё одна, на такой вот случай.

Находясь в радужном настроении, хозяйка обратила внимание на шум во дворе и предположила, что вернулся Никола. Но через минуту послышался стук в окно. Открыв дверь, Степанида Ивановна с удивлением узнала в гостье Оксану. Вместе с ней в избу ввалились клубы морозного воздуха и вскоре растворились туманом.

Девушка была необычайно красива сейчас. Её щёки горели здоровым алым цветом, а глаза смотрели из-под длинных ресниц очень выразительно. Но, присев на предложенный табурет, она почему-то принялась мять свои варежки.

— Здравствуйте…

— Здравствуй, Оксаночка. Родители прислали, на ночь глядя?

Та мотнула головой, а через секунду ответила:

— Нет, сама надумала.

— Небось, к Николе?

— К вам, Степанида Ивановна…

— Батюшки мои, неужели?

Конечно, слухи тем и славятся, что с легкостью пробивают и гнилые заборы, и бетонные стены. До матери кузнеца они тоже смогли достучаться. Слышала она кое-что про историю с валенками, но в этот вечер главным было для неё совсем другое…