Переодетый генерал - Юрий Склянский

От Волги, сколько ее ни пытались взнуздать и оседлать, по-прежнему тянуло неукротимой первобытной удалью, собственными запахами ветров, свежести, птиц, воды и рыбы. Великая река не сочувствовала нашим мелким передрягам и переменам.

Задумавшись, я незаметно добрел до затона. Здесь, не очень далеко от центра города, располагалось то, что можно назвать судовым кладбищем. На причале ожидали утилизации списанные теплоходы, речные трамвайчики, буксиры и баржи.

Настроение располагало — я рассматривал затон.

Внимание привлекла стоявшая впереди других большая старая баржа. Она уже давно ожидала своей утильной участи. Дощатые ребра потемнели от непогоды и времени, а металлические части проржавели до красноты.

Но теперь на ее махровом от ржавчины борту, где обычно располагается название судна, какой-то местный шутник сделал крупную свежую надпись мелом: «Н.С.Хрущев».

Насмешка явно была изобретением какого-то вовсе не казенного одиночки и оттого еще более язвительной, обидной и беспощадной. «Вот и воплотились, как говорил поэт, «в пароходы, в строчки и в другие долгие дела!» — подумалось мне. — Никита Сергеевич Хрущев — старая ржавая баржа!»

Помимо Гидростроя, по своим журналистским разъездам я близко наблюдал Н.С.Хрущева еще не один раз — в Куйбышеве, Новосибирске и в Москве. На разных совещаниях, в разных положениях и душевных состояниях. Видел, как в том же августе 1958 года был сорван митинг истомившимися людьми — бесцеремонный правитель страны заставил несколько часов кряду стоять под палящим солнцем и ждать его высочайшего явления толпу из десятков тысяч людей.

Наблюдал и другие сумасбродные выходки Н.С.Хрущева, в том числе и его входившие в обиход так называемые знаменитые «реплики», когда он никому не давал сказать слова (так было, например, с разумными советами народного агронома Терентия Семеновича Мальцева в Новосибирске в конце 1961 года). На этом совещании передовиков сельского хозяйства Сибири и Дальнего Востока Хрущев вел себя примерно так же, как на всем известных встречах с деятелями литературы и искусства в Москве. Его сумасбродство все более обретало черты мании величия. Так безграничная власть портит человека.

Был у меня и краткий, как оказалось, судьбоносный кадр журналистской памяти. В начале лета 1964 года я присутствовал в Большом Кремлевском дворце на сессии Верховного Совета СССР, где Хрущев, загорелый, отдохнувший, в элегантном светло-зеленом костюме английской шерсти, беззаботно и мимоходом выдвинул на пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР Л.И.Брежнева, к той поре уже тайно сколачивавшего и готовившего против него заговор.

И вот — последняя прижизненная встреча. Ржавая волжская баржа с надписью на борту…

А Петр Петрович Вершигора год с небольшим не дожил до конца хрущевской эры. Он умер 27 марта 1963 года в подмосковном санатории. Долгая болезнь сердца, а затем мозговой удар изнурили и расслабили организм. Ночью в одноместной палате он задохнулся…

В словах прощания звучала не только оценка литературных заслуг покойного — впервые публично было сказано и о мужестве гражданской позиции П.П.Вершигоры. Украинский писатель Платон Воронько, знавший о происходившем не понаслышке, в журнале А. Твардовского «Новый мир» писал: «Петр Петрович Вершигора был верным и бесстрашным другом. В первые послевоенные годы, когда многие бывшие партизаны подвергались тяжким обвинениям, а иногда и репрессиям, он делал все, что было в его силах, чтобы восстановить правду и спасти честь невиновных… Он навсегда останется в памяти народа как человек с чистой совестью» («Новый мир», 1963, № 4, с. 288).

П.П.Вершигора был из породы и поколения правдоискателей, вернувшихся с войны. Из таких неординарных людей армейской элиты, как адмирал И.С.Исаков, генерал А.В.Горбатов, а там уже и полушепотом произносимое тогда имя — начинающий бунтарь генерал Петр Григоренко…

Петр Петрович Вершигора, как и подобает партизану, лишь слегка опередил время. Он был «первой ласточкой» в этой необычной генерации…

В селе Севериновка в Молдавии, где родился Петр Петрович, действует его мемориальный музей. А в городе Новозыбкове на Брянщине, откуда уходил партизанить будущий генерал, одна из городских аллей названа «Аллея Петровича».

Для каждого настает час суда.

Такой оценкой, безусловно, является и знаменитый надгробный памятник Н.С.Хрущеву на Новодевичьем кладбище в Москве.

Постамент, как известно, составлен из чередования белых и черных мраморных плит, символизирующих борение темных и светлых начал в деяниях и душе этого человека. Постамент венчает глядящая из-под верхних перекрытий всем знакомая круглая лысая голова с умным и обманчиво добродушным лицом.

Хрущев сам принадлежал к ближайшему сталинскому окружению, сам утверждал и строил эту систему. И он же стал ее разрушителем и преобразователем.

Что перевешивало и брало верх в душе этого человека? Светлые или темные начала? Стоя у могилы, я не высчитывал пропорций и соотношений того и другого в надгробном памятнике. Но ответ, думаю, отчасти заключен уже в нем самом. В желании скульптора Эрнста Неизвестного, свирепо гонимого при Хрущеве, такой памятник создать и оставить потомству.

Безрукий поводырь

История в письмах и рассказах очевидцев

В майском номере журнала «Дружба народов» за 2007 год я опубликовал очерк, а точнее, короткую мемуарную повесть о знаменитом партизанском генерале и авторе гремевшей в свое время книги «Люди с чистой совестью» Петре Петровиче Вершигоре.

Чистая совесть — понятие библейское. Всем памятна, очевидно, евангельская притча о том, как фарисеи привели ко Христу женщину, свершившую блудодеяние. Согласно незыблемому вековому обычаю за измену мужу ее полагалось забить камнями насмерть. Но фарисеев заботила даже не столько участь грешницы и исполнение наказания над ней, сколько души сверлило злобное желание — посмотреть, как приказ об убийстве отдаст сам милостивый Спаситель.

Выслушав пришедших и не глядя на них, Христос молча продолжал чертить палкой по песку. Потом изрек: «Кто без греха, пусть первым бросит камень!» Толпа застыла в нерешительности. Потом один за другим начала расходиться. Ни единого человека без греха не отыскалось.

Чистая совесть — понятие абсолютное. Жертвенный подвиг во имя высшей благородной цели очищает души. «Людьми с чистой совестью» назвал Вершигора партизан, с которыми делил тяжкие рискованные походы. Выбор названия показателен. Книга сориентирована на высокий этический смысл.

Мне довелось встречаться с Петром Петровичем и вместе работать уже в другие времена. Отношения завязались в августе 1958 года на торжественном пуске одной из главных ступеней волжского энергетического каскада. Хотя турбины Куйбышевской ГЭС, у Жигулей, уже с год как выдавали ток на полную мощность, но ее рождение еще не было официально освящено. По установившимся обычаям предполагалось, что у энергетического гиганта, тогда крупнейшего в мире, должен быть и достойный крестный отец. А им, понятное дело, не мог быть никто другой, кроме как глава партии и государства. Крестить возмужавшего новорожденного, то бишь перерезать ленточку в машинном зале давно действующей гидростанции, полагалось самому Н.Хрущеву. С годичным опозданием из-за множества иных дел он и прибыл в Жигулевск, толпой любимцев окруженный, то бишь верноподданной свитой, не исключая и собственных скорых могильщиков, вроде Л.Брежнева, М.Суслова и других.

Я к тому времени после окончания МГУ четыре года проработал в областных газетах Марийской республики. И уже с год как состоял в штате «Литературной газеты» собственным корреспондентом в Поволжье. Жил в Куйбышеве (Самара), обретался с семьей в гостинице без малейших видов получить квартиру, поскольку несколькими острыми выступлениями успел изрядно насолить местному руководству.

По тогдашним меркам, события в Жигулях предстояли сверхважные, общегосударственного, если не мирового, масштаба. Незадолго до их начала деликатный заведующий корреспондентской сетью «ЛГ» в симпатичной своей манере легкого заикания оповестил по междугороднему телефону, что для опоры и поддержки мне из Москвы направляется помощник. Этим «помощником» оказался прославленный писатель, лауреат Сталинской премии, Герой Советского Союза генерал Петр Вершигора. Его книгу «Люди с чистой совестью» я знал еще со школьной скамьи, значилась она и в учебной программе филфака МГУ. Кто же кому должен помогать?! Легко представить себе оторопь и замешательство молодого провинциального журналиста. Но Петр Петрович оказался человеком простым и свойским. Мы как-то быстро сработались. Бывалый партизан приехал из Москвы на старенькой своей машине «Победа», сам за рулем, вместе с женой Антониной Семеновной, личностью необычной и колоритной, которую вопреки паспорту он звал Оля, а она по-свойски кликала его — «Борода», и сыном-десятиклассником, ленивцем Женькой. Душевную отзывчивость Вершигоры, возможно, как-то дополнительно задела наша бездомность (жена дохаживала последний месяц беременности, а квартиру никто давать не собирался), к тому же я был сыном «врага народа», из-за ареста отца в конце сталинского правления лишенным московского жилья. А в бурном водовороте куда более гибельных проблем сталинской эпохи, как выяснилось вскоре, вынужденно барахтается последние годы и сам Петр Петрович. Не знаю. Но только скоро мы разоткровенничались.