Только не говори маме. История одного предательства - Магуайр Тони

Я проснулась рано утром, и первое, о чем вспомнила, так это о разговоре с матерью накануне вечером. Радостное волнение охватило меня, но я все-таки попыталась подавить это чувство, поскольку боялась разочарования. Неужели мне действительно предстоит провести целый день с мамой, да еще вернуться в прежнюю школу, навсегда покинув ненавистную сельскую? Надежда уже горела во мне, когда я спускалась по лестнице.

Кастрюли с кипящей водой на печи убедили меня в том, что все сказанное мамой правда и мне предстоит мыться. К тому времени, как я позавтракала, жестяная ванна уже была наполнена. Быстро раздевшись, я легла в воду. Сначала я тщательно намылилась, наслаждаясь ощущением мыльной пены, струящейся между пальцами, потом потерла тело губкой, вымыла голову в подогретой дождевой воде и споласкивала волосы до тех пор, пока они не заскрипели от чистоты. Наконец меня вытерли полотенцем. Мать взяла свою массажную щетку и принялась расчесывать мне волосы. Убаюканная ритмичным движением щетки и теплом печи, я прижалась к ее коленям, требуя внимания. Чувство защищенности охватило меня. Мне так хотелось, чтобы мама каждый день ухаживала за мной, как бывало когда-то.

Завязав мои волосы лентой, мама достала мой выходной наряд, выдала пару белых носков и до блеска натерла мои туфли. Когда мы обе были готовы, отец довез нас до Коулрейна, где мы с мамой пересели в автобус, на котором проехали еще несколько миль за город.

Сойдя с автобуса, мы прошли пешком несколько ярдов и остановились у подъездной аллеи, густо заросшей живой изгородью. На дереве крепилась табличка с надписью: «Кулдараг».

Никакие ворота не преграждали нам путь, и мы, держась за руки, двинулись вперед по аллее. Деревья по обе стороны так разрослись, что их кроны сплетались над нашими головами, образуя зеленый кружевной потолок. У корней высокая жесткая трава росла вперемешку с крапивой, заползая на гравий. Стоило мне задаться вопросом, куда же мы все-таки идем, как дорога сделала поворот, и я впервые увидела Кулдараг. У меня перехватило дыхание. Это был самый большой и самый красивый из всех домов, что я когда-либо видела.

Когда мы подошли ближе, нам навстречу выбежали две собаки, виляя хвостами, а за ними вышла статная пожилая дама. Она была высокой и худой, с седыми волосами, забранными в высокий пучок на затылке. Ее прямая походка совсем не требовала трости, которую она держала в левой руке. Правую руку она протянула матери. Дама напомнила мне аристократок со старинных фотографий. Мама пожала ей руку и представила нас друг другу.

— Это моя дочь, Антуанетта, — сказала она, положив руку мне на плечо и улыбнувшись. — А это, Антуанетта, миссис Гивин.

Я так оробела, что проглотила язык, но пожилая дама, казалось уловившая мое смущение, улыбнулась мне.

Миссис Гивин проводила нас в комнату, где уже был сервирован чай на подносе. Я хотя и маленькая, быстро догадалась, что предстоит что-то вроде интервью и что меня, как и мою мать, будут оценивать. Она задала мне несколько вопросов вроде того, чем я люблю заниматься и какое у меня хобби. Потом начала расспрашивать меня о школе, поинтересовалась, нравится ли мне учиться.

Прежде чем я успела ответить, мама вмешалась в разговор:

— Она очень хорошо училась, когда ходила в начальную школу в городе. Но, к сожалению, мы были вынуждены переехать. И школа оказалась слишком далеко от дома. Но ей там очень нравилось, не так ли, Антуанетта?

Я подтвердила.

Мама продолжала:

— Если мы переедем сюда, она сможет ездить в школу на автобусе. Одна из причин, по которой мне бы хотелось переехать, как раз связана с возможностью вернуться в школу, где моей дочке так нравилось учиться.

Пожилая дама посмотрела на меня и спросила:

— Антуанетта, ты действительно этого хочешь?

У меня дрогнуло сердце.

— О, да. Я бы очень хотела вернуться в мою прежнюю школу.

После чая она вдруг протянула мне руку:

— Пойдем, детка. Я покажу тебе дом.

Хотя она не напомнила мне ни одну из моих бабушек и в ней не было ни их тепла, ни их нежности, я инстинктивно полюбила ее. Она все время говорила со мной, пока мы шли на улицу, потом познакомила меня с собаками, которых, совершенно очевидно, любила. Она положила руку на терьера, своим окрасом напомнившего мне Джуди.

— Этот появился в моем доме еще щенком. Сейчас ему уже тринадцать, и его зовут Скамп.

Потом она погладила большую собаку, которая смотрела на нее с обожанием.

— А это Бруно — помесь немецкой овчарки и колли. Ему сейчас два года.

Она расспросила о моих собаках. Я рассказала ей про Джуди, про то, как получила ее на свой пятый день рождения, рассказала, как спасла Салли, приведя ее домой. Я даже рассказала про Джун, курицу-бентамку. Она потрепала меня по плечу и сказала:

— Если ты переедешь сюда, можешь взять своих собак. Для них здесь достаточно места.

Я вздохнула с облегчением. Этот вопрос я не успела задать, но он все время вертелся у меня на языке. Глядя на собак, которые играли на лужайке, я обратила внимание на большие цветущие кусты, в которых мог бы запросто спрятаться ребенок. Она сказала, что это рододендроны. За кустами тянулись густые заросли высоких деревьев.

— У меня собственная плантация рождественских елок, — сказала миссис Гивин. — Так что на Рождество я всегда могу выбрать себе подходящее дерево.

Мне было очень уютно рядом с ней. Я продолжала болтать, пока она водила меня по саду. Когда мы оказались по другую сторону дома, я увидела коренастых пони, которые паслись на большом поле. Они доверчиво подошли к забору и уставились на нас своими темными влажными глазами в обрамлении густых ресниц. Перегнувшись через забор, чтобы нежно погладить их, миссис Гивин объяснила, что это старенькие, вышедшие на пенсию пони, которые раньше возили тележки с торфом из болот. Теперь они на свободном выгуле и могут доживать свои дни в покое. Выпрямившись, она достала из кармана кубики сахара и протянула их лошадкам. Я с изумлением наблюдала за тем, как они, обнюхав ее руку своими бархатными носами, осторожно слизывают сахар.

— Ну что, Антуанетта? — спросила она вдруг. — Ты бы хотела переехать и жить здесь?

И дом, и его окрестности казались мне просто волшебными, о таких замках я читала только в сказках. Я даже и мечтать не могла о том, чтобы пожить в таком месте. Все еще не осмеливаясь поверить ее словам, я взглянула на нее и просто сказала:

— Да, я бы очень хотела.

Она снова улыбнулась мне и повела меня к матери, а потом устроила нам экскурсию по дому. Сначала мы прошли в огромный охотничий зал, где стену над большим мраморным камином украшали мушкеты и ножи ручной работы. Хозяйка рассказала, что их повесил сюда еще ее дед, который воевал с индейцами в Америке. Массивная дубовая дверь вела из зала в ее приватную гостиную, обставленную, даже на мой неискушенный взгляд, очень элегантными, тонкой работы креслами и диванами. Впоследствии я узнала, что это ценная антикварная мебель эпохи Людовика XV.

Когда женщины беседовали, я догадалась, что мою мать интервьюируют как потенциальную экономку и компаньонку. Похоже, у миссис Гивин уже не было средств содержать штат прислуги для такого большого дома, поскольку с открытием многочисленных фабрик в Северной Ирландии кончилась эра дешевой рабочей силы.

Мой отец, как я поняла, должен был продолжать работать механиком в городе. Мать, в свою очередь, надеялась на то, что, сэкономив на арендной плате и заработав денег на новом месте, ей удастся отложить средства на покупку собственного дома.

Узнав, что теперь мы будем жить в этом доме, я догадалась, что успешно прошла некий тест и что моя мама очень счастлива и довольна мной. Я уже не помню, как мы паковали свой скарб в доме с соломенной крышей, но вещей у нас было мало, а старую мебель, как мне кажется, мы вывозить не стали. Куры были распроданы соседям-фермерам, включая и мою бентамку Джун, что меня очень огорчило. У нас было всего несколько чемоданов с пожитками и ящики, уже изрядно потрепанные. Как и при предыдущих переездах, мать набила их одеждой, постельным бельем и книгами.