Маркетта. Дневник проститутки - Умберто Нотари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первая: – О, для лечения, мадам…
Вторая: – Именно для лечения, мадам…
Третья: – Говорят, что это очень полезно.
Первая: – Ну да…
Вторая: – Конечно…
Третья: – Все же…
Первая: – Это не сразу заметно…
Вторая: – Да-да…
Третья: – Чтобы судить, следовало бы один год не приезжать…
Первая: – А если станет хуже?
Вторая: – Тогда, значит, лечение эффективно.
Третья: – Я, однако, сюда каждый год приезжаю.
Первая: – И я не пропускаю…
Вторая: – Я скорее есть бы не стала…
Третья: – Мой муж, однако, не хотел бы…
Первая: – И мой тоже ворчит…
Вторая: – И мой!
Третья: – Ах, эти мужья!
Первая: – Все мужья одинаковы!
Вторая: – Лучше о них не говорить!
Третья: – Они – наше несчастье…
Первая: – Мы вечные жертвы…
Вторая: – А если кто-нибудь из нас…
Третья (с живейшим сочувствием): Эх!
Первая (вполне соглашаясь): Ах!
Вторая: – Подумать, что я здесь, в сущности, ради мужа…
Третья: – Как, и вы?
Первая: – А я почему сюда приезжаю?
Вторая: – Следовательно, и вы страдаете…
Третья: – Болезнью матки.
Первая: – О бедная мадам!
Вторая: – Я вам, мадам, сочувствую…
Третья: – С тех пор, как я замужем…
Первая: – Ах! И я этим страдаю…
Вторая: – А я? Лучше уж не говорить…
Третья (оживленно): – Как же так?
Первая: – Я вам скажу: мой муж очень страстный человек…
Вторая: – Понимаю.
Третья: – Ну…
Первая: – Ну вот, почти каждый вечер…
Вторая (в ужасе): – Боже!
Третья (возмущенно): – Я бы не позволила…
Первая: – Но… что ж вы хотите? Я должна повиноваться…
Вторая: – Мой же совсем наоборот…
Третья (участливо): – Бедная вы!..
Первая (удивленно): – А как же вы?..
Вторая (жалостно): – Ну… конечно… это большая жертва… Я много молилась… Я, знаете, религиозна… И жертвовала на храмы…
Третья: – Говоря по правде, на это мне нельзя пожаловаться. Мой муж очень деликатен, воздержан и регулярен…
Первая: —Почему же вы тоже больны?
Вторая: – Да, как же это?
Третья: – Кто его знает? Может быть, от излишней регулярности… У меня столь непостоянный и чувствительный организм… Супруг же всегда такой ровный… Словно выплачивает жалованье рабочим… Каждую субботу!.. Мой доктор говорит, что у меня неврастения на почве болезни матки…
Первая (у которой страстный муж): – А у меня рези…
Вторая (у которой муж «совсем наоборот»): – У меня выпадение…
Третья: – Что же вам доктор прописал?
Первая: – Какой?
Вторая: – Курортный.
Третья: – Мне – теплые ванны.
Первая (пораженная): – Toh! Мне тоже!..
Вторая: – И мне!
Третья: – Не может быть!
Первая: – Столь различные причины…
Вторая: – И болезни различные…
Третья: – Одинаковое лечение?!
Первая: – А вот, кстати, и доктор…
Действительно, в этот момент вошел один из врачей, красивый молодой человек с прекрасной аристократической бородкой.
Он был немедленно атакован всеми тремя дамами, требовавшими объяснения этому странному совпадению.
Молодой врач попал в затруднительное положение. Пока он намечал в уме научную диссертацию, долженствовавшую все объяснить, одна из дам увидела на его прекрасной бороде нитку. Это на время изменило направление разговора и дало время доктору составить убедительный ответ.
Сальсомаджоре, 29-е мая.
Получила, наконец, известие о моем «женихе» и его автомобильном рекорде.
Он мне телеграфировал: «Задавил ребенка, проиграл пари».
Лаконично и красноречиво! Нельзя отрицать, что полученное им княжеское воспитание дало хорошие плоды!
Он мне не сообщил даже о том, когда прибудет. А я между тем скучаю!
Криспи спит по целым дням, мой «фиговый листок» читает, а я все расхаживаю, как полисмен.
Нет! Быть «порядочной девушкой» скучно, очень скучно!
Сальсомаджоре, 1-е июня.
Вот уже три ночи, как из смежного занятого номера доносится до меня грациозный супружеский концерт. Так как я чутко сплю, я просыпаюсь и не могу уже уснуть до тех пор, пока оба супруга не устанут ссориться и не затихнут.
Вот как приблизительно развивается этот «ноктюрн».
– Послушай, Амалия…
– Да…
– Хочешь?
– Нет.
– Почему нет?
– Потому что нет.
– Ты нелюбезна…
– Я больна.
– Что с тобой?
– Голова болит.
Пауза.
– Амалия…
– Что такое?
– Проходит?
– Что?
– Головная боль.
– Нет.
– Так что же?..
– Но…
– Принимала ли ты сегодня душ?
– Да.
– Тогда…
– Тогда не мешай мне спать.
Снова пауза.
– Дорогая…
Молчание.
– Дорогая…
Молчание.
– Милая… дорогая…
– Гм! Ах! Что?
– Мне тоже нездоровится.
– Гм… Что с тобою?
– Я себя плохо чувствую.
– Почему?
– Мне жарко.
– Открой окно…
– Налетят комары.
– Откинь одеяло…
– Амалия…
– Ну?
– Почему ты отодвигаешься?
– Ты же сказал, что тебе жарко…
– Да, но…
– Я сказала, что нет.
И диалог в том же духе продолжается целых два часа.
В первый вечер я смеялась, затем мне это надоело и стало злить.
В эту ночь дуэт стал невыносимым: он все время хныкал, она все огрызалась – и я уже готова была швырнуть ботинками в разделявшую нас стенку. Вдруг я услыхала, что он встал и открывает двери.
Встала и я.
Он вышел в коридор. Я приоткрыла дверь:
– Ш-ш-ш… – подала я ему знак, когда он проходил мимо.
Он испуганно обернулся и, увидев меня в ночном капоте, остановился с раскрытым, как жерло пушки, ртом. Я взяла его за руку и, не говоря ни слова, втащила в свою комнату.
Бедный малый! Его терпение готово было лопнуть.
– Надеюсь, что теперь уж вы дадите мне поспать, – сказала я и вытолкнула его за дверь совершенно растерявшегося, как человека, который не знает, пьян ли он или бредит.
Сальсомаджоре, 2-е июня.
Получила следующую телеграмму: «Его Высочество сожалеет о невозможности приехать в Сальсомаджоре и через меня просит вас принять его живейшую благодарность».
Это – отпуск, полученный как раз вовремя. Я больше не могла бы вынести такой жизни.
25-е июня.
Я его ждала и получила сегодня утром. Он не решался сделать это предложение при свидании и вот делает мне его письменно. И не в шутку, а серьезно, серьезно, серьезно! Я пишу, а его письмо лежит предо мною. Он хочет жениться на мне, хочет сделать меня «своей», навсегда – не перед Богом, как предлагал мне некогда укротитель зверей, которому нужно было вводить женщину в львиную клетку, чтобы заставлять публику сильнее трепетать, – нет, нет: «перед синдиком» – цитирую его слова. Я – жена! Я – в браке! Брак! Вот слово, к которому я чувствовала какое-то непреодолимое отвращение еще и тогда, когда принадлежала к лихорадочной толпе девственниц без пятна и приданого.
