Лошадиный остров - Эйлис Диллон

Мы спустились на палубу шхуны. Тощий сказал:

— Нам стало известно об украденном жеребенке, которого спрятали на Инишроне.

— Это не украденный жеребенок, — резко возразил Пэт, хотя от удивления и неожиданности у него даже дыхание перехватило. — Это мой жеребенок.

— А его хозяин утверждает обратное.

— Кто этот хозяин?

— Неважно. Он подал жалобу. Мы напали на след жеребенка и еще других краденых лошадей. След привел нас на Лошадиный остров. Мы отправились за лодками, чтобы перевезти их на материк, а когда вернулись, один жеребенок исчез. Мы долго не могли найти его, а сегодня на Росморе услыхали, что инишронцы привезли в подарок мистеру Костеллоу вороного жеребенка. Сомнений быть не может: это тот самый жеребенок.

Он замолчал, но было видно, что ответа от нас он не ждет. Пэт стоял понурившись. В словах полицейского трудно было усомниться. Я подумал, как все могло быть просто вчера. Мы отвели бы этих двоих к Конроям и отдали бы им нашего вороного красавца. Но сегодня… ведь этот жеребенок — залог дружбы, и, если его взять обратно, старая вражда между Инишроном и Росмором вспыхнет пуще прежнего.

Наконец Пэт сказал:

— Зачем вы сюда приехали?

— Вы должны поехать с нами в Клифден, — сказал здоровяк. — Возможно, еще удастся уладить дело без шума. Мы покажем вам жеребенка, а вы скажете, тот ли это, что вы привезли с острова.

— А жеребенок уже у вас? — спросил Пэт, и в первый раз в его голосе прозвучало отчаяние. — Вы уже взяли его у Корни О’Ши? — Пэт повернулся ко мне: — Вот какая вышла история, Дэнни!

Что нам было после этого делать? Мы решили не возвращаться в «Паруса» и никому ничего не говорить, куда едем. Тощий полицейский обещал сходить на почту и попросить мисс Доил, чтобы она объяснила нашим родителям, куда мы делись. Нам совсем не хотелось присутствовать при этом разговоре: мало радости видеть, как у них вытянутся лица, когда они узнают, что жеребенок принадлежит вовсе не Пэту и у него есть законный владелец. Пэт мне тихонько прошептал:

— Что, интересно, скажет на все это бабушка. Ее вороной жеребец, наверное, давно сдох на острове и даже косточек от него не осталось. Какой это будет для нее удар!

Я просто не знал, что и подумать. Вопреки очевидности я как-то не мог поверить, чтобы мы с Пэтом могли так оплошать. И все же я подумал, что, пожалуй, история с вороными лошадками скорее всего просто бредни столетней старухи.

Тощий полицейский отправился на почту; пробыв там не больше минуты, появился в дверях и пошел обратно. Мы помогли здоровяку поднять парус. В ожидании товарища он зацепился крюком за стенку мола.

— Похоже на то, что будет шторм, — сказал Пэт, поглядев на небо, где сгущались зловещие черно-лиловые тучи.

Здоровяк бросил беспечный взгляд на белые буруны, клокотавшие у скал рифа, но на слова Пэта ничего не ответил. Вид у него был спокойный и уверенный. Промолчали и мы. Я подумал, что эти полицейские настоящие морские волки — им ведь не впервой сниматься с якоря в любую погоду. Другие бы задрожали от страха, а они хоть бы что — такая у них служба.

Когда тощий полицейский ступил на борт, возле «Парусов» все еще никого не было. Даже Мэтт ни разу не высунул носа поглядеть, что делается в деревне: столько в тот день было всяких событий. И мне вдруг так захотелось увидеть в дверях таверны его длинное, на куриной шее лицо, над которым я столько раз смеялся. А теперь отдал бы все, чтобы еще раз увидеть.

Ничто больше не держало нас в бухте. Здоровяк сильно оттолкнулся крюком. С берега налетел ветер, надул паруса на грот-мачте. Нас закачало бортовой и кормовой качкой и так быстро вынесло на середину бухты, что я едва удержался на ногах. Минуту спустя мы уже были в открытом море.

Глава 9. Мы терпим кораблекрушение

Нобби с самого начала не внушала мне доверия. Идя полным ходом, она то зарывалась носом в огромные волны, то вставала на дыбы, и тогда весь корпус ее содрогался. Она явно боялась за свою жизнь, но ошибки ничему ее не учили. Когда мы вышли за полосу рифов, волны стали бить по обшивке с силой кузнечного молота. Я оглянулся назад — земля была недосягаемо далеко.

Волны вздымались вокруг нас, как голодные драконы. Если шхуна потонет, при таком волнении мы долго не продержимся на воде. Я взглянул на Пэта: он окинул взглядом море, уходящую землю и подумал о том же, что и я.

Полицейские не обращались к нам за помощью. Они, как видно, привыкли действовать вдвоем. Мне казалось, при таком ветре шхуна несет слишком много парусов. Наши спутники были на удивление спокойны. «Отчего это им не страшно? — подумал я. — А вдруг никакие они не морские волки, а просто невежды в морском деле?» Спустя полчаса я стал склоняться ко второму мнению. Если сейчас повернуть на Росмор, то идти открытым морем придется совсем немного. А поскольку ветер крепчал, грозя перейти в шторм, то опытный моряк и повернул бы сейчас в Росмор, на ходу изменив планы. Если, конечно, ему дорога жизнь.

Но наши храбрецы и не думали об опасности. Они вели шхуну прямо в лоб яростному атлантическому ветру, причем с такой беспечностью, точно держали в руках не штурвал, а вожжи. Пэт проявил большую решительность, чем я.

— Что вы делаете? — гаркнул он, стараясь перекричать свист и гул ветра. — Хотите всех нас отправить на тот свет?

Тощий полицейский скривил губы в презрительной усмешке, а здоровяк ответил:

— Мы держим путь в Клифден. Я уже сказал вам.

— Но туда плыть опасно! — Пэт даже охрип, стараясь сквозь шум ветра объяснить, как серьезно наше положение. — Нам до Клифдена не добраться.

— Таков приказ, — пожал плечами толстяк. Он не стал надрывать горло, поэтому мы не все улавливали. — Это крепкое судно. Бояться нечего.

На это Пэт ничего не ответил; мы поняли: спорить бесполезно. Мы сидели с ним на палубе, прижавшись к стенке кабины. Но качка была такая сильная, что нас каждую секунду отрывало и швыряло обратно, и все кости у нас здорово болели.

— Только полные идиоты могут не бояться такого шторма, — с тревогой сказал Пэт. — Крепкое судно! По-моему, это не шхуна, а плавучий гроб.

Мы уже промокли до нитки, ветер срывал пену с верхушек волн и осыпал нас дождем соленых брызг. Ночь опускалась огромным черным пологом, который с каждым мигом становился ниже. Очень скоро он совсем окутает нас. На западе догорала зловещая красноватая заря. Вдобавок нас стал терзать голод.

— Идем на нос, — сказал мне Пэт. — Если мы сию минуту что-нибудь не съедим, нам долго не выдержать.

Мы пошли на нос. За рулем стоял здоровяк. Он как-то больше располагал к себе. Мы спросили его, нет ли на шхуне еды, и с радостью узнали, что в кабине имеются хлеб и вареные яйца. Я сказал, что попытаюсь туда добраться. Тощий полицейский впервые выдавил некоторое подобие дружелюбной улыбки. Предприятие было рискованное. Я понимал, что должен действовать быстро, ловко и осторожно. Попасть в кабину можно было только через люк на крыше. Нос шхуны зарывался в каждую волну, а не скользил с гребня на гребень, как подобает порядочному судну, так что кабину то и дело окатывало волной. Поэтому надо было улучить минуту, когда шхуна очередной раз вынырнет из воды, не мешкая прыгнуть на крышу кабины и нырнуть в люк — и все это успеть между двумя волнами. Тощий вызвался подтолкнуть меня, ухватив за ноги. Я сказал ему, как буду действовать, он одобрительно кивнул и опять криво улыбнулся. Шхуна клюнула носом в волну. Я крикнул: «Давай!» Ухватился за крышу кабины и метнул тело вверх, подброшенный мощным толчком полицейского. Но, подбросив меня, он не разжал рук: пальцы крепко вцепились в мои ноги, словно он боялся отпустить меня. Я стал отчаянно брыкаться и заорал:

— Руки прочь, идиот! Сейчас же отпусти!

Он отпустил. Я рванулся к люку, но время уже было упущено, глупость полицейского едва не стоила мне жизни. Нос шхуны успел вонзиться в следующую волну. Ветер засвистел у меня в ушах. Волна окатила с головой и как будто обласкала, но пальцы мои ослабли, я уже думал, что погиб. Если смоет за борт, им меня не спасти. Не успеют и пальцем шевельнуть, а шхуну уже отнесет на добрую сотню ярдов. Это была бы ужасная смерть.

Мне показалось, прошла вечность, но вот нос шхуны опять полез вверх. Поглубже вздохнув, я юркнул в люк, точно кошка, стащившая рыбу. Стоя на ступеньках трапа, я обернулся и взглянул на корму. Лицо Пэта в серой штормовой мгле было белое как полотно. Глаза полицейских вперились в меня, и я понял по их взглядам, какой опасности я избежал. Было ясно, как божий день: все трое больше не ожидали меня увидеть. Они решили, что волна смыла меня и утянула в черную бездну моря. Лицо Пэта было искажено ужасом и жалостью, а у полицейских, странное дело, был явно разочарованный вид.

Я спустился по трапу вниз, крышка люка хлопнула над головой, и я остался совсем один. Огляделся: в кабине довольно светло — в передней стенке два небольших иллюминатора. Обычно на нобби ничего подобного нет, свет проникает в кабину сквозь откинутую крышку люка. Я долго смотрел в иллюминаторы в состоянии какого-то транса, снова и снова повторяя про себя: