Хозяин жизни (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна

Наши тела жаждут друг друга, хотят до звона в ушах. Эта игра, в которой он глазами пожирает рыжеволосую любовь единственного сына, становится все ужаснее, отвратительнее и… заманчивее. Я вижу, что он хочет меня настолько сильно, что в каком-то дурмане готов перейти границы собственных принципов.

Эгоистично требует от меня развода, придумывает разные причины. Обзывает золотоискательницей, шлюхой, да кем угодно, лишь бы только испугать, чтобы я исчезла с его глаз, свалила из их с сыном жизни, но перед этим осталась у него на всю ночь. Он считает, что сын слишком молод, не готов к семье и браку, чересчур инфантильный. Ему стоило разубедить его жениться, даже, когда он не знал, кто его невеста. Но он, как всегда, был слишком занят. «Хозяин жизни» считает, что такая ответственность не для Артура.

Только что он спас меня. А я настолько сошла с ума от всего происходящего, что даже не поняла, что пришла в мужскую душевую. Пришла, сюда, абсолютно голая. И мне бы бежать, но я не могу…

Он жадно смотрит на моё тело, на грудь, живот, гладкий лобок, и сжимает зубы. Желание почувствовать взрывает нас обоих. Такое искушение и так близко. Стоит только сделать шаг, раздвинуть мои ноги и войти. Лучше бы я убежала, но он так жадно меня разглядывает…

Кровь стучит толчками. Это дикое желание я ощущаю, как боль внизу живота. Легче плеснуть кипяток на руку, чем вытерпеть его близость. Я чувственно приоткрываю губы и вроде бы разворачиваюсь, но…

Поздно, я уже ничего не соображаю. Дусманис дергает меня на себя и впивается жестким поцелуем. Этот поцелуй не дает удовлетворения, он будто попытка лизнуть, а не съесть целиком, ему нужно больше. Оторвав от себя, резко толкает меня к стене, разворачивает, коленом раздвигает ноги и встает сзади, между ними. Немного страшно, но страсть побеждает страх. Я вскрикиваю и выгибаюсь. Поворачиваю голову и вижу, как он наслаждается моим почти нереальным прогибом в пояснице, пальцами касается узкой расщелины. Внутри все горит от восторга.

— Я хочу тебя, безумно хочу, не знаю, как этому противиться. Не могу, сука, успокоиться.

Наклоняется, максимально вжимаясь в мое готовое, раскрытое для него тело. Трется членом о мои нежные складочки. Чужая власть и собственная беззащитность удивительным образом возбуждают меня. Он чувствует это, касаясь влажности на внутренней стороне бедра. Я постыдно теку для него. Не осознавая, что делаю, толкаюсь ему навстречу. Я не строю иллюзий, знаю, что он просто хочет получить меня, шкурнически попробовать то, что много лет назад обстоятельства украли у него. И сейчас я забыла, что в любое мгновенье сюда может войти кто-то из гостей, даже мой муж может войти и увидеть это. Про все забыла. Нас по-животному тянет друг другу, и я бессознательно раздвигаю ноги, пока он держит меня за ягодицы. Я так сильно возбуждена, что борюсь с желание потрогать себя внизу. Мне хочется, чтобы это сделал он. Мой муж никогда не делал со мной ничего подобного, ничего настолько грязного, гадкого и волнующего. Ничего настолько сумасшедшего. Никогда муж не хотел меня так сильно, как хочет он. Мой муж хороший мальчик, но он совсем другой. Мой муж всегда был деликатен и нежен.

Мой муж — его сын.

— Уходи, — тяжело хрипит Дусманис. — Это мужская душевая, — буквально заставляя себя отодрать от меня руки.

— Но почему? — умоляюще смотрю в стеклянные от возбуждения глаза.

То я его выгоняла, теперь он прогоняет меня.

— Уходи, твою мать! — рычит Дусманис на меня не своим голосом.

Мне становится страшно, я отшатываюсь. А он, крутанув кран, опирается двумя руками о плитку и подставляет голову под ледяной душ.

— Я сделал в этой жизни много разного дерьма, Маша, но трахнуть жену сына на его свадьбе — это слишком даже для меня.

Глава 20 

Прошло четырнадцать дней с тех пор, как я почти сгорела со стыда. Когда я выбежала из мужской душевой, откуда меня выгнал отец Артура, я спряталась в женской раздевалке. Какое-то время там было тихо и пусто, я даже всплакнула, размазывая тушь под глазами. А потом, беззаботно болтая, в душевую из бани пришли мать Артура, его бабушка и двоюродная сестра. Они улыбались мне, обнимали, спрашивали, как дела. А меня дико мутило от угрызений совести. Когда возбуждение схлынуло, ужас произошедшего накрыл меня с головой. Мне было так паршиво, что хотелось снова прыгнуть в бассейн и на этот раз утонуть по-настоящему. Моя необузданная похоть могла разрушить не только мой едва зародившийся брак, она могла навредить отношениям отца и сына, а Артур так любит папу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В тот день смотреть в глаза мужу оказалось невыносимым, и я, сославшись на дикую головную боль, спряталась в номере. Все поверили, ведь часом ранее я чуть не утонула.

Дусманис уехал почти сразу. А я собрала себя в кучу и с головой ушла в отношения с мужем, постаравшись выкинуть из мыслей бешеную страсть и понять, что действительно важно. Дусманис поступил, как мужчина и, конечно же, никому не рассказал о том, что произошло в душевой.

Итак, прошло две недели, и пока я думала о бренности бытия, Дусманис купил еще два отеля. Хозяин жизни, что с него возьмешь?

Сегодня День защиты детей и я сопровождаю свой класс на внеклассном мероприятии.

— Дети, становимся по парам и заходим на трап, очень аккуратно! — громко кричу, закашлявшись. Каблуки туфель то и дело вязнут в досках и, схватившись за веревки, я поднимаюсь вслед за последним в колонне ребёнком.

— Обожаю морские прогулки, — с сарказмом смеется Катька, — сейчас волосы так растреплет, что на голове будет гнездо.

— Главное, чтобы детям нравилось, — пробираюсь вперед, к нижней палубе, предварительно пересчитав всех малышей.

— Как медовый прошел? И почему так рано на работу вышла?

— Нормально, — улыбаюсь. — Правда, на Кипр улететь не получилось, Артура с работы не отпустили. Да и не люблю я бессмысленное лежание на пляже. Зато мы побывали на международном военно-историческом фестивале «Русская Троя». В конце масштабная реконструкция была. Участники воссоздали бой на Малаховом кургане.

— Бл*дь, как же я тебе завидую, Машка.

Катьку разбирает смех, а я качаю головой, прикрывая глаза. Что я могу сказать? Мне нравится, когда Артур увлечен своей работой, когда он доволен, тогда он говорит без умолку и все время улыбается. Стараюсь быть хорошей женой и творить его счастье.

— Прекрати материться, ты же учительница, — делаю замечание подруге, оглянувшись по сторонам.

Дети шумят, прыгают, тычут пальчиками за борт и нас не слушают.

— Ладно-ладно молчу, — сдается она, подымая руки.

Шум винта отвлекает меня. Смотрю на воду, на то, как плещутся волны за бортом прогулочного теплохода. Вчера Артур без повода принес мне комнатную розу. Очень красивого малинового цвета. Теперь она красуется на нашем подоконнике. Я приготовила ужин, и полвечера Артур делился тем, что планирует снимать в своем блоге. Позже пришел его друг. Они закрылись в одной из комнат и оставшиеся полвечера осуществляли задуманное. Не то, чтобы я очень разделяла его увлечения, просто не мешаю, как настоящая жена.

— А меня Петька бросил, — как бы между прочим сообщает Катька, вырывая меня из раздумий.

Она тоже смотрит на воду. На подсознательном уровне я подозревала, что ничего путного из их пары не получится, но столько лет вместе. Честно, не думала, что он решится.

— Да ты что? Блин, как так-то?

— Ай, — машет Катька рукой. — Застукала его с бабой, представляешь? — она поднимает на меня грустные глаза, — так он, вместо того, чтобы оправдываться бросил меня.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В глазах подруги крутятся слезы. Я подхожу, сажусь рядом и обнимаю ее. Знаю, что она его любила, всегда любила, несмотря ни на что. Мне сразу становится грустно, а в горле словно появляется какая-то пружина, сжимающая его всё крепче и крепче.

Катя кладет руку поверх моей ладони.

— Артур бы никогда не поступил так.

— Да, — киваю.

— Тебе с ним повезло, — говорит она слегка осипшим голосом.