Последняя девочка - Вадим Юрятин

По всему телу бегут муравьи, дыхание становится таким, словно я бегу стометровку. Перед глазами мелькают мои ноги, одетые в кроссовки. Я стараюсь дойти до финиша, мне нужно получить пятёрку. Мои собеседники, сидящие перед костром, остаются далеко позади, я разбегаюсь и прыгаю прямо в затемнённую комнату, где смотрят диафильм, экран которого стремительно увеличивается в размерах. Теперь я маленький бегущий человечек на фоне стометровой белой стены летнего крымского кинотеатра.

На экране мальчик и девочка лет семи, увлечённо разглядывают гениталии друг друга, оттягивая до предела резинки трусов. Световая треугольная дорога кинопроектора сменяется длинным и пустым коридором коммуналки. Я устал бежать и тихонько крадусь, опасаясь страшно тёмного поворота направо. От отсутствия движения мне становится очень холодно, зато вокруг немного светлеет.

Я стою на перекрёстке рядом с Бункером, нам надо закончить разбор «завалов», кровь быстро застывает и превращается в противную красную корку, которую я с трудом отдираю от куртки. Ветер вырывает у меня из рук винтовку. Ветер становится всё сильнее и, закручивая воронку, поднимает меня ввысь. Наш город так почернел за это время, с высоты это видно особенно отчётливо.

Потоки воды, ручьи и речки. Кораблик из «Советской России».

«Если промочишь ноги, в дом можешь не приходить!»

Крысы выживут, только не гигантские, а простые. Вон они собираются у «завалов», им есть чем поживиться.

«Или ты ведёшь себя как все, или исключаем тебя из нашей «звёздочки», пойдёшь к двоечникам!»

«Матрица» полная людей, которые обсуждают, когда им можно будет высаживать какие-то растения на пустующих этажах. Посреди людей Плотник. Он далеко внизу, но я слышу, что он говорит. Глобус раскручивается, я уже за облаками, сквозь грозы несусь к иным широтам. Какой-то человек сидит на вершине горы перед костром и ждёт восхода солнца. Дым, огни, вулканы, мёрзнущие люди. Молнии и грозы над Сахарой. Огромные волны обрушиваются туда, где был Нью-Йорк.

Глобус раскручивается всё сильнее. Я не выдерживаю этого и, преодолевая гравитацию, улетаю далеко за пределы атмосферы, за чёрные облака и разрушенный озоновый слой – туда, где я вижу, как наша приплюснутая с полюсов, покрытая тонким слоем воды каменная глыба летит с бешеной скоростью, вращаясь вокруг раскалённой звезды, попутно втягивая в себя мелкие камни, которые яркими всполохами сгорают ежеминутно, не долетая до поверхности.

Я вижу наши заброшенные лунные станции со всей этой громоздкой техникой, буровыми установками и гигантскими экскаваторами, которые что-то продолжают рыть, заряженные энергией, поступающей от солнечных батарей, и повинуясь запущенной и до сих пор не выключенной программе. Трупы самоубийц в скафандрах. Обрушившиеся части недостроенного лифта Луна-Земля. Чёрная пустота. Планета, на которой кто-то ещё жив, какие-то космические корабли, пусковые установки, смешные квадратные домики.

Ещё планета, я посреди холодных камней, свет меркнет. Звёзды становятся всё ближе и всё дальше. Вакуум кипит, как бульон, полный совокупляющихся частиц и античастиц. Частицы делятся на нули и единицы. Десятки ползущих друг за другом единиц, словно иголки с нитками, проникают в пустую сердцевину нулей и пришивают их друг к другу. Ничего нет, никто не придёт…

Это длится по-разному, обычно накатывает, как любовь, когда совсем этого не ждёшь, иногда, как мне кажется, я могу сам вызвать подобное состояние, хотя и расплачиваюсь потом за свои «полёты» полным душевным и физическим истощением.

Находясь где-то «там», я всё время пытаюсь что-то поправить, починить. Я рвусь на наши космические станции, чтобы залатать дыры в солнечных батареях, я пытаюсь докричаться до далёких поселенцев на других континентах и предупредить их о надвигающемся цунами, я берусь что-то сделать для обречённых. Потом обычно я нахожу себя лежащим где-то в углу на груде старой одежды без сил, слов и желаний.

Посреди полёта между Нептуном и поясом Койпера Девочка крепко переплела мои, покрытые какими-то тёмными пятнами пальцы своими – длинными, тонкими и белыми, а потом тихонько потянула и вытащила меня обратно. Возвращение прошло быстрее обычного. Я отдышался, по-прежнему держа её за руку, и, улыбнувшись, продолжил: «Вы не обижайтесь на меня, уважаемый Бог, просто мне кажется, что данные о Вас слегка устарели и их надо немного актуализировать».

О сексе в Континентальном союзе

Никак не могу отойти от темы, волнующей меня с профессиональной точки зрения. Как-никак, но этой индустрии я отдал целых десять лет, поэтому и на пороге своей смерти позволю себе небольшое отступление.

Во времена моего детства в нашей стране секса, вроде как, не было. Потом, уже после распада Советского Союза, секс внезапно заполнил всё, на что можно было смотреть. А затем, под конец эпохи, он ушёл в стерилизованное пространство «сети для взрослых», в гетто отношений с искусственными женщинами и виртуальных оргазмов.

Как мы помним, несмотря на кажущуюся свободу, мир вокруг был полон запретов, установленных нашими властителями с неясной целью, обычно, якобы, для нашей же защиты. Разумеется, свободолюбивые граждане Континентального союза искали и небезуспешно находили различные способы, чтобы эти запреты обойти. Борьба граждан и государства принимала весьма интересные формы. Например, Континентальный Союз, подстрекаемый рядом «женских» и «религиозных» обществ, отчаянно боролся с проституцией. Занятие это в разные исторические моменты и в разных государствах было то привилегией особой группы женщин и почиталось весьма высоко, то презиралось и каралось смертью. В нашем «довзрывном континентально-союзовском» мире за проституцию стали почему-то наказывать мужчин, установив уголовную ответственность за связь с «жрицами любви». Самих «жриц» обычно не трогали, считая их несчастными жертвами мужской похоти, так что они частенько проводили демонстрации и грозились устроить забастовки для членов парламентов.

Странный союз «женских» организаций с «религиозными» в борьбе с тем, что никогда не победить, пока существует человечество, на мой взгляд, был обусловлен завистью. Завистью некрасивых и внутренне несвободных женщин к женщинам красивым и свободным. Завистью мужчин, не обладающих, скажем так, чтоб никого не обидеть, «лингамами нашей мечты», к героям порнофильмов. Зависть прикрывалась формулировками о «торговле человеческим товаром» и о «защите несчастных девушек от кровожадных сутенёров», несмотря на то, что формулировки эти опоздали лет так на двадцать.

В нашем сытом КонСоюзе никто уже из-за голода на панель не шёл, кровавые сутенёры появлялись только в древних фильмах, а Сеть с её многочисленными тайными закоулками предоставляла огромные возможности для общения безо всяких посредников. Сами же проститутки, как показали последние исследования, обычно представляли собой девочек из хороших семей, вполне образованных и не страдающих от нужды, а просто сознательно, обычно ненадолго, выбравших подобный путь.

В конце концов, если у нас тут демократия и свобода всего, то почему нельзя распорядиться своим телом? Опять же, что плохого в том, что мужчина платит за чью-то красоту? Впрочем, в наш век, когда даже за чужую чашку кофе нельзя заплатить, не боясь получить штраф по заявлению особы, которой ты (такой учтивый!) хотел галантно помочь, не удивительно, что оплата сексуальных удовольствий приравнивается по последствиям к краже со взломом.

Для меня же важным итогом этой развёрнутой нашими тупоголовыми правителями борьбы с естественными потребностями человека было то, что она привела к значительному росту продаж человекоподобных кукол. Их, вообще-то, даже куклами язык не поворачивается называть, поскольку они были столь прекрасно выполнены, что вполне могли сойти за настоящих живых женщин. Куклы обладали некоторыми качествами, которые очень нравились мужчинам: они были немногословны (в основном, они только стонали), а также никогда и ни в чём не отказывали. Киберкуклы год от года совершенствовались, последние модели буквально сметали с прилавков. Более того, прогрессивные режиссёры стали снимать о них фильмы, а поэты начали посвящать им стихи.

Странной, но распространённой традицией стало подписание договора между людьми, вступающими в половую связь. Появление договоров было вызвано чередой громких разбирательств. Фабула всех дел была примерно такой: сначала кто-то с кем-то совокуплялся. Потом вдруг, порой через несколько дней, недель или даже месяцев, кто-то из этой пары начинал считать, что совокупился не добровольно, а был введён в заблуждение своим партнёром. В дальнейшем бывшие сожители «кормили» судей, прокуроров, адвокатов и прочих служителей Фемиды, доказывая всякие забавные вещи вроде «сам по себе факт оргазма ещё не означает дачу добровольного и исчерпывающего согласия». Ох уж эти юристы, до чего они довели нашу планету! Ничего удивительного, что их съели первыми. В договорах о сексе подробно обговаривалось, что и как партнёры соглашаются делать с собой во время полового акта (кстати, в нашем магазине можно было найти образец договора на любой вкус).